Связанная - Тиффани Робертс

Ее запах заполнил его ноздри, пьянящий и ошеломляющий, хотя он и не передавал всей полноты ее вожделения.

— Ты заслуживаешь только смерти, — прорычала она, — и все же ты здесь, медлишь. Цепляешься за дух воина, который провел тебя через столько испытаний. Ты существуешь, потому что такова моя воля. И, несмотря на твой позор, несмотря на твое предательство, ты остаешься единственным мужчиной, достойным произвести на свет мой выводок.

Кетан ответил ей своим собственным рычанием; это был единственный звук, который он мог издать, пока она держала его за горло. Его кулаки были сжаты, когти впились в ладони, а огонь в груди только усилился.

Он вернется в свое племя, к своей Найлии. Зурваши не сможет остановить его. Она не получит того, чего хочет.

— Ты ведешь себя как дикий зверь, — продолжила Зурваши. Ее жвалы дернулись, отчего тени на лице задрожали. — Лучший самец, которого может предложить Такарал. Нелояльный, неуважительный и неспособный реализовать свой истинный потенциал. Такое расточительство, — она с силой откинула голову Кетана назад, освобождая его горло. — Я надеялась на гораздо большее от тебя.

Он стиснул зубы и сделал глубокий вдох, который обжег его легкие.

— Я дам тебе больше. Твою смерть.

— О? — снова защебетала Зурваши и развела руки в стороны. — Ты хочешь заявить права на Такарал как на свой собственный? Неужели мой маленький охотник думает, что сможет добиться успеха там, где потерпели неудачу так много женщин?

Аромат королевы возрос; острый привкус ее желания усилился. У Кетана внутри все скрутило от воздействия этого аромата. Он боролся за то, чтобы извлечь из памяти запах Айви, чтобы его сладость могла утешить его, чтобы его сила могла защитить его от королевы. Но всплыл только один запах — запах человеческой крови.

— Ты никогда не находила себе равных, потому что ты ниже любого другого врикса в Клубке, — сказал Кетан.

Эти жесткие, пронзительные глаза не отрывались от Кетана, их свет становился все ярче.

— Твоя жестокость — не сила, — продолжил Кетан, выдерживая ее взгляд. — Страх, который ты вселяешь в тех, кто находится под твоей властью, — это не сила. Несмотря на всю мощь твоего тела, Зурваши, ты самый слабый врикс в Такарале. —

Истинная сила заключалась не в мышцах и костях, а в сердцах и духе. Истинная сила заключалась в том, чтобы смотреть на мир, намного больший, чем ты сам, мир, полный решимости сокрушить тебя, и продолжать сражаться, даже когда, казалось, не было надежды на успех.

Настоящей силой была Айви.

Королева никогда не могла сравниться с парой Кетана. Никакого сравнения.

Зурваши не двигалась, но от нее исходила угроза, волна за волной обрушиваясь на Кетана. Он не поддался ее запаху. И он не поддастся ее испепеляющему гневу.

— Оставьте нас, — наконец сказала она, ее слова были тихими и взвешенными.

Клыки позади нее обменялись нерешительными взглядами.

— Сейчас, — хотя она говорила не громче, в тоне королевы слышался приказ.

Одна из Клыков выступила вперед, предлагая королеве светящийся кристалл. Зурваши не взяла его. Она даже не взглянула на Клыков; кроме своего приказа, она не признавала их присутствия.

Клык убрала протянутую руку, сделала быстрый жест извинения и вышла из комнаты вместе со своей спутницей. Пространство снова окутала тьма, с которой боролся только слабый свет из коридора, превративший Зурваши в надвигающуюся тень, массу тьмы, которая наверняка поглотит все — даже свет.

Но сияние голубого кристалла погасло, когда дверь захлопнулась, оставив Кетана только с приторным запахом Зурваши, с удушающим жаром, исходящим от ее тела, с его бурлящей яростью. Он приложил силу к веревке на своих предплечьях — к веревке, которая была повреждена его клыком.

Он знал, что даже если нить и оборвется, это произойдет недостаточно быстро, чтобы иметь значение.

— Отпрыск ткачихи думает рассказать мне, что такое сила? — голос Зурваши, казалось, исходил от стен вокруг, эхо делало невозможным определить его истинный источник.

Тонкие волоски Кетана встали дыбом, а шкуру покалывало от неуютного жара. Он чувствовал ее рядом, но был беспомощен — слеп и связан. Всплеск ярости в его груди не мог ему помочь.

— Ты знаешь что-нибудь о моей родословной, Кетан?

Слабый звон золота привлек его внимание слева от дверного проема, где было видно только еще больше темноты. Его голова дернулась в сторону, когда с той же стороны послышался шорох ткани, даже ближе, чем первый звук.

Кетан сильнее сжал кулаки. Теплые капли крови сочились из ран, нанесенных его когтями на ладонях.

— Только то, что она закончится на тебе.

— Этого не будет.

Что-то твердое и толстое потерлось о левую ногу Кетана, и он почувствовал, как тонкие волоски королевы коснулись его. Ее запах снова атаковал его, став смелее и сильнее от этого контакта. Путы не позволяли ему отстраниться от ее прикосновения.

— Моя мать была Клыком Королевы, — Зурваши отдернула ногу. — А до нее ее мать. На протяжении многих поколений мои предки служили Такаралу, защищая королев и исполняя их волю. На протяжении многих поколений мои предки сражались и проливали кровь. Терновые Черепа из-за болот, странники-духи из Великой Тьмы, огнеглазые из скалистых земель, где заходит солнце. Мои предки сражались с любыми вриксами, которые угрожали нашему дому, и наследники Такари присвоили себе всю славу.

Кетан хрюкнул и разжал руки. Кровь потекла по его запястьям, когда он согнул пальцы, пытаясь дотянуться до веревок.

— Значит, вместо этого ты убила свою королеву.

Большой кулак ударил его в живот, от удара воздух вышел у него из легких.

— Я взяла то, что должно было принадлежать мне по праву! — громовые слова Зурваши вибрировали в голове Кетана, усиливая боль, которую она только что причинила. — Я провела молодые годы на службе, сражаясь за нее в битвах Азунаи. Сокрушая ее врагов. Шрамы были на моем теле, а не на ее. Заплаченной ценой была моя кровь, и все же Такарал с благоговением выкрикивал ее имя. Она заявила о моих победах.

Кетан сделал прерывистый вдох. От этого неглубокого движения у него еще сильнее заболела грудь, и воздуха было недостаточно, чтобы наполнить легкие.

Зурваши положила руку на живот Кетана, прижимая кончики когтей к его шкуре. Она медленно провела ими вниз, и он втянул застежки, плотно закрывая щель. Ее насыщенный похотью аромат полностью противоречил ярости, которую она излучала.

Всякий раз, когда Айви царапала ногтями шкуру Кетана, это вызывало у него трепет. Это пробуждало его голод, его желание, заставляло его страстно желать, чтобы ее руки скользили по всему его телу,