Связанная - Тиффани Робертс

на дискомфорт, Кетан удерживал свое положение, как можно прочнее упираясь кончиками ног в пол. Прошло несколько мгновений, а он ничего не чувствовал — ничего, кроме того же холодного, неподатливого камня, который был под ним с тех пор, как его затащили в эту комнату.

Кетан глубоко вздохнул. Последовавшая за этим тишина была почти полной. В такой темноте и тишине было бы легко потеряться, стать ничем иным, как бурлящим облаком чистой ярости и ненависти, парящим в непроницаемой черноте между звездами.

Но он был больше, чем его ярость. У него все еще была любовь, которая удерживала его в настоящем. У него все еще была Айви.

Он почувствовал ногами новые вибрации, поначалу такие слабые, что он мог бы их не заметить, если бы не задерживал дыхание. Вибрации постепенно становились более отчетливыми. Неуклонные шаги приближающихся вриксов — по крайней мере, двух, судя по ощущениям.

Здесь он мог ожидать посетителей только трех видов — Клыки, Когти или сама королева.

Кетан запрокинул голову, пытаясь подсунуть клык жвала под веревку, обвивавшую его предплечья. Он пытался сделать это уже по меньшей мере сотню раз, и сейчас результат был таким же. Неудача. Его руки были слишком плотно сведены вместе, из-за чего он не мог повернуть голову под нужным углом. Петли были просто вне досягаемости.

Он рычал и дергал за нити, заставляя свое тело дрожать и причиняя новую боль, когда веревки натирали его и без того раздраженную шкуру.

Все, что ему было нужно, — это освободить одну руку. Во имя Восьмерки все, что ему было нужно, — это чертов шанс!

До него донесся звон металлических украшений, едва слышный через крошечную щель под дверью. Вскоре та же щель осветилась голубоватым огнем, настолько слабым, что он только усугублял темноту внутри помещения.

Приближающаяся группа вриксов остановилась по другую сторону каменной двери.

Кетан стиснул зубы и изо всех сил потянул за веревки. Его ноги оторвались от пола, и нити заскрипели, натягиваясь до предела. Внешний изгиб клыков на его жвалах коснулся шелковистой нити.

Дерево царапнуло камень снаружи двери. Прутья были сдвинуты с места.

Моя Айви… Моя пара.

Используя каждый мускул своего тела, он потянул верхние руки вниз, одновременно подтягивая остальное тело вверх. Туман его ярости больше не мог притупить терзавшую его боль; от головы до задних конечностей, от кончиков пальцев до кончиков ног, она пульсировала. И все же он отказывался сдаваться.

Зурваши захватила его в плен, но она еще не была победительницей.

Еще один скрежет дерева, на этот раз сопровождаемый ворчанием. Дверь содрогнулась, и полоска света у ее основания увеличилась.

Клык Кетана зацепился за самый нижний виток веревки. Его сердца затрепетали, а глаза расширились. Еще мгновение. Еще мгновение и…

Камень заскрежетал, когда открылась дверь. Этот голубой свет, который казался таким слабым, полностью поразил Кетана. По сравнению с темнотой, которая стала его миром, свет был подавляющим. Он был ослепляющим.

Кетан закрыл глаза и отвернул лицо от света. Его клык вырвался, надорвав веревку, но не порвав ее.

Надежда, эта драгоценная, хрупкая вещь, которую он лелеял в своем сердце, несмотря на все испытания, дала трещину. Его ярость превратилась в огненный шторм, закручивающийся вокруг этой хрупкой сердцевины, как будто она могла послужить щитом. Как будто это могло послужить заменой.

Он приоткрыл глаза. Голубое свечение затопило комнату, все еще подавляя его не расфокусированное зрение, но теперь он мог различить дверной проем и темные фигуры, проходящие через него. Свет блеснул на золотых украшениях болезненным оттенком.

Кетан снова опустил ноги. Едва они коснулись пола, как он оттолкнулся от него, качнувшись вперед, развернув когти к своим посетителям. Его руки не касались даже нескольких сегментов ближайшей фигуры; его тело вообще почти не двигалось.

— Такая ярость, — сказала Зурваши. Ее голос пополз по маленькой комнате, как лиана в джунглях, ищущая другое растение, которое можно задушить. — Хотела бы, чтобы ты обратил ее против моих врагов.

— Ты — единственное средоточие моей ярости, — прорычал Кетан, скрежеща жвалами. — Моя ненависть — это все, что ты когда-либо получишь от меня.

Королева стала более отчетливой по мере того, как зрение Кетана приспособилось. Она стояла в центре вновь прибывшей группы, по обе стороны от нее располагались Клыки. В ее глазах отражался свет голубых кристаллов, которые Клыки держали высоко поднятыми, окрашивая их обычный янтарный цвет в бледно-зеленый. Этот цвет никак не смягчал ее взгляд.

Она защебетала. Звук был полон как злобы, так и веселья, и от него по телу Кетана пробежал холодок, несмотря на накал его ярости.

— Даже сейчас ты слишком большой дурак, чтобы видеть очевидное, — Зурваши подошла ближе, за ней тянулась длинная полоса фиолетового шелка.

Клыки отошли назад, поднимая кристаллы выше. По мере того, как королева приближалась, тени на ее лице сгущались, создавая у Кетана мимолетное впечатление, что ее глаза были злобными духами, светящимися жутковато-зеленым огнем в темноте Клубка.

Инстинкты Кетана разрывались между желанием напасть и желанием отшатнуться — не от страха, а от отвращения. Он широко расставил жвала и потянулся к ней, несмотря на эти противоречивые инстинкты. Он больше не мог скрывать жажду ее крови. Смерть Зурваши была бы самым близким к правосудию событием, которое Такарал видел с тех пор, как Кетан был ребенком.

Он сомкнул свои жвалы, как только она оказалась перед ним. Его клыки клацнули в пустом воздухе, вызвав отдачу в черепе.

Королева не дрогнула. Она удерживала Кетана пристальным взглядом, его клыки были не более чем в пальце от ее груди. Голос ее стал низким и хриплым, когда она сказала:

— Ты уже мой, маленький Кетан. Твоя ярость и ненависть, твоя радость и печаль, твои руки, ноги и шкура. Твое прошлое, настоящее и будущее. Все мое. И скоро у меня будет твое семя — и твои отпрыски.

Это внутреннее пламя вспыхнуло, его жар распространился из сердцевины Кетана и опалил его грудь и горло, когда вырвался наружу в оглушительном реве.

— Никогда!

Он потянулся к королеве, представляя, как разрывает ее плоть своими когтями, вырывает глаза, разрывает горло своими жвалами. Кетан представлял тысячу кровавых смертей для Зурваши, ни одна из которых не была достаточным наказанием.

Ее рука метнулась вперед и схватила его за горло. Несмотря на тусклое освещение, он мог поклясться, что рука была вся в крови. Блестящая, алая, человеческая кровь.

Зурваши наклонилась ближе. Ее пальцы сжались вокруг его шеи, один из них сильно надавил на мягкое место под жвалами, чтобы сделать его неподвижным; ее большой палец