Совьетика - Ирина Маленко

Я обернулась. В дверь светили фонариком двое полицейских – мужчина и женщина. У меня нехорошо засосало под ложечкой. Что делать в нашем офисе полицаям, да еще в такую рань?

Но не открывать было глупо, и я открыла им дверь.

– Доброе утро, – сказала я, глядя на них вопросительно.

– Доброе утро. У вас все в порядке?

– Все. А что случилось?

– К нам на пульт поступил от вас сигнал с вашей секретной кнопки тревоги.

– О? Я даже не знала, что у нас такая имеется. Так что я ее точно не нажимала. А я здесь уже больше 2 лет работаю. Может, покажете, где она у нас? – и я очаровательно им улыбнулась.

– Мы можем осмотреть офис?

– Да, конечно, пожалуйста.

«Флаг вам в руки»- чуть не добавила я. Но вовремя прикусила язык – в моей сумке лежало такое, что им совсем не нужно было видеть. То, что мне предстояло передать Ойшину на нашей следующей встрече…

Я вернулась за свой столик и продолжала читать газету, но до моего сознания не доходило, что там было написано. Я чувствовала себя почти как профессор Плейшнер, наконец-то заметивший, что на окне стоит горшок с цветком. И даже выброситься из окна у меня не получилось бы – слишком низко. Мне стало почти смешно от нелепости ситуации – это я теперь так реагирую, когда по-настоящему, наверно, следовало бы испугаться. Просто после того, что случилось с Лизой, я уже ничего по-настоящему бояться не могу…

Полицейские обошли офис, посветили во все углы фонариками.

– Никого нет….

– Я же вам говорила.

– А кто же нажал кнопку?

– Ей-богу, не знаю. Не знаю даже где она. Хотите, скажу своему начальнику, чтобы позвонил вам, когда он придет? Может, он знает, в чем там дело.

– Да, скажите, пожалуйста.

– Договорились.

И они ушли. А у меня осталось 5 минут до прихода коллег, чтобы вытереть со спины холодный пот…

Через 5 минут в дверь вошел Кристоф – точно как швейцарские часы. И я рассказала ему, что произошло. А еще через час, когда уже в разгаре был наш рабочий день, Кристоф вдруг позвонил мне по внутреннему и пригласил с собой на ланч. За все два года моей работы в этом офисе он никогда такого не делал…

****

…Кристоф был вполне доволен собой по жизни. Более того – он собой даже гордился. А что? У него были для этого все основания: молодой, всего 30 с хвостиком, он сумел стать менеджером в одном из подразделений крупной, всемирно известной компании, в то время, как в его родных краях по-прежнему каждый пятый- безработный!

Кристоф приезжал домой раз в год, на Рождество. Поесть запеченного мамой гуся, полакомиться колбасками, которых не было в далекой Ирландии, где он работал (там ещё много чего не было, но что с них взять, с этих ирландцев?), понежиться дома, показаться знакомым и одноклассникам, на своей шикарной новой канареечно-желтой спортивной машине. В родном Халле, с его заснеженными уродливыми многоэтажками, оставшимися от социализма, остались и бывшая жена с 11-летним сыном. Он предпочитал их не видеть, но совесть его была чиста: он регулярно платил на малыша алименты, да ещё какие, в то время, как со многих его бывших друзей, ныне безработных, их бывшим женам (таким же, кстати, безработным) просто нечего взять! Так что Бригитта должна только радовaться. И маленький Генрих – тоже. На прошлое Рождество Кристоф привез для него новенький ноутбук. Их в Халле и у взрослых-то- раз-два и обчелся. По крайней мере, в его родном квартале.

Да, Кристофу было чем гордиться. Гедеэровский мальчик, прошедший гедеэровскую армию, где ему пришлось как следует закалиться и научиться, как командовать теми, кто физически сильнее и старше его по возрасту, бывший лейтенант Кох после армии пошёл по компьютерной части, уехал в Гамбург (дома работы так и не было) и вскоре обратил там на себя внимание начальства своими способностями и быстрым усвоением ценностей и правил новой системы, к которым далеко не все могли привыкнуть.

Например, его одноклассник Гельмут, работавший много лет инженером на химическом комбинате: когда кoмбинат закрылся, а Гельмут и тысячи таких, как он, оказались на улице, Гельмут почти три месяца беспробудно пил шнапс, а потом попытался-таки взять себя в руки, но все, на что его хватило, – это уехать в Берлин и устроиться там после долгих скитаний продавцом в магазин электротоваров. Там они и столкнулись на прошлое Рождество, когда приехавший домой Кристоф заходил туда в поисках подарков родственникам. Гельмут похудел, осунулся и выглядел явно не в своей тарелке.

– Я вовсе не хотел уезжать из Халле. У меня дома мама осталась одна, у неё рак. Ухаживать за ней некому. Но если бы я сидел дома на пособии, нечем было бы платить за её частное лечение, а это – её последняя надежда. Я для этого взял в банке ссуду и вот теперь ее отрабатываю – объяснил он Кристофу.

– Ну что же ты так, друг? Надо было заранее побеспокоиться о частной страховке. Вот у меня, например, все продумано: страховка, пенсия…, – покачал головой Кристоф.

– Продумано?. Думать-то легко, а вот чем её было платить? Ты не знаешь, что это такое – когда завод закрывают и всех выбрасывают на улицу! – и Гельмут отвернулся в сторону других покупателей, явно давая понять, что беседа закончена. Кристоф пожал плечами и вышел на морозную, украшенную праздничными огнями улицу.

«Завидуют мне. Неудачники -комми, что с них взять?» – подумал он. Неужели они не видят всех превосходств новой жизни: эффективная экономика, возможность ездить за границу? Но какой-то нехороший осадок в душе остался…

В Белфасте Кристофу предстояло решение первой большой возложенной на него ответственной задачи – создание, можно сказать, на голом месте, с нуля, нового телефонного центра его компании по обслуживанию региона, руководство которым поручалось ему. Он стремился изо всех сил оправдать возложенные на него английским менеджером надежды. Практически дневал и ночевал в офисе, лично следил за установкой всей аппаратуры и мебели, руководил отбором будущих кадров. Среди них оказался один достаточно неожиданный для здешних мест экземпляр: русская женщина. Конечно, где их только сейчас не встретишь, а в Германии вообще практически на каждой улице можно услышать русскую речь, но здесь Кристоф с бывшими братьями по СЭВ практически не сталкивался. Сюда они, видимо, ещё не добрались. И ему стало очень любопытно, когда он прочитал её резюме, в особенности – то, что она в совершенстве, по её словам, знала голландский язык, который был нужен для этой позиции. Откуда она его знала?

Все выяснилось во время интервью. Евгения много лет прожила в Голландии, была там замужем, а потом уехала оттуда. В детали она предпочитала не вдаваться. Во время интервью он почему-то не выдержал и сам рассказал ей, что он – не просто немец, а родом из бывшего ГДР, то есть, что они в какой-то мере бывшие братья. Он сам не знал, почему и зачем он об этом сказал. Обычно Кристоф предпочитал не распространяться о своем прошлом. Не то, чтобы он его стеснялся, но оно давало повод собеседникам для различных предрассудков в его адрес, а он совершенно справедливо считал себя одним из них, таким же, как они, и ему до смерти надоело выслушивать плоские шуточки о штази и берлинской стене. "Как ты через неё перелез?" – обычно спрашивали его западные коллеги. И начинали громко хохотать, не дожидаясь его ответа.

С Евгенией же было по-другому. Она вскинула на него большие серьезные зеленые глаза и радостно-искренне воскликнула:" Ой! Правда? Ну, как там Ади?"

От неожиданности Кристоф даже опешил: "Какой Ади?" (неужели она это про Гитлера? – лихорадочно размышлял он).

"Ну как какой? Помните, была у вас такая детская передача – "Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас"? В ней такой ведущий был, мужчина в каштановом парике, спортивный. Девушка с ним была, – кажется, её звали Тина. У нас в СССР эту программу в моем детстве тоже по телевизору показывали. Он мне так ужасно нравился, когда мне было лет 5-7! Так где он сейчас? Жив?»

К своему смущению Кристоф был вынужден признаться, что не знает, где сейчас Ади, и что с ним.

"A Дин Pид, так что же все-таки случилось с Дином Pидoм? У нас об этом было так мало информации!" .

И Кристоф почувствовал, что его мысленно уносит в детство. Он увидел перед собой свою старую школу, ребят в голубых галстуках юных тельмановцев, первомайскую демонстрацию, – и даже услышал где-то из подсознания песню на русском языке, который он когда-то учил в школьном хоре: "Всегда мы вместе, всегда мы вместе – ГДР и Советский Союз!"

Чтобы отогнать от себя нахлынувшие картины, Кристоф зажмурился. Такое с ним давно уже не случалось. Он страшно не любил давать воли чувствам и эмоциям, тем более, что в бизнесе от них один только врeд. Через секунду самообладание вернулось к нему.

"Понятия я не имею, что случилось с Дином Pидoм , "- сказал он, приветливо, как ни в чем не бывало, улыбаясь. -"Кажется, он оказался гeем и на этой почве покончил с собой."