Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅) - Автор неизвестен

Говоря это, Цзиньлянь вновь подтянула тот самый предмет к своему напудренному лицу. После долгих помахиваний и прижиманий она снова ухватила его своим бесстыдным лягушачьим ртом, а затем, высунув язык, стала теребить струну арфы[2] и возбуждать черепашью палицу. После этого, взяв ее алыми губками, Цзиньлянь вся отдалась движению. Наслаждения возникали, как из рога изобилия, Симэнь ощутил себя на вершине блаженства, его грудь переполнялась весенними чувствами, проникавшими до самого костного мозга. Все это длилось довольно долго, и уже перед самым мигом семяизвержения он даже успел воскликнуть:

– Жми крепче, маленькая развратница, сейчас потечет!

И не успел он договорить, как сперма брызнула на лицо и губы Цзиньлянь, которая, широко раскрыв рот, сумела проглотить большую ее часть.

Да,

Красавица любимому в постелиВсю ночь играть готова на свирели.

На другой день был назначен прием, который устраивал в доме Симэня его сиятельство Ань.

Цзиньлянь оставалась в постели. Симэнь же встал, умылся и причесался.

– Достань шубу, пока свободен, – остановила его Цзиньлянь, когда он собрался уходить. – Потом тебе некогда будет.

Симэнь направился в покои Ли Пинъэр. Кормилица Жуи и служанки были давно на ногах. В чисто прибранной комнате перед дщицей покойной стоял чай. Симэнь сел и спросил кормилицу, давно ли ставятся жертвы усопшей. Он заметил на Жуи застегнутую спереди бледно-зеленую куртку, белую холщовую юбку и синеватые с зеленым отливом туфельки на толстой подошве. Ее ланиты были слегка напудрены и подрумянены, а тонкие изогнутые брови искусно подведены. На губах у нее блестела ярко-красная помада, в ушах красовались золотые гвоздики – сережки. С задорной улыбкой она подала Симэню чай. Ее пальцы украшали четыре золотых кольца – подарок Ли Пинъэр. Симэнь велел Инчунь сходить к хозяйке за ключами от кладовой.

– Что вы хотите, батюшка? спросила Жуи.

– Надо шубу достать, – пояснил Симэнь. – Матушка Пятая надеть хочет.

– Матушкину соболью? – уточнила Жуи.

– Ну да. Дам, раз ей поносить захотелось.

Инчунь ушла. Симэнь обнял Жуи.

– Дитя мое! – говорил он, припав к ее груди. – У тебя и после кормления такие упругие груди.

Они прильнули друг к дружке и слились в страстном поцелуе.

– Батюшка, вы, я вижу, что-то частенько у матушки Пятой бываете? – спрашивала Жуи. – К остальным не заглядываете. Всем бы матушка Пятая хороша, только вот других она терпеть не может. В прошлый раз, когда вы были в отъезде, как же она на меня обрушилась из-за валька! Спасибо, тетушка Хань с матушкой Третьей вступились. Я вам тогда не решилась сказать. Но у нас уж длинные языки нашлись. Кто-то ей наговорил, будто бы вы, батюшка, мне излишнее внимание уделяете. Не знаю, она вам жаловалась?

– Да, говорила, – подтвердил Симэнь. – Ты бы у нее прощения попросила. Она ведь, знаешь, какая! Но кто ей подслащивает, тому она рада.

– Матушка Пятая, верно, резкая на язык, – согласилась Жуи, – зато не помнит зла. Вот и тогда. Как она меня только не кляла, а после вашего приезда со мной же заговорила будто ни в чем не бывало. А что вы, батюшка, у нее чаще бываете, так это, говорит, сами матушки мне уступают. Кто, говорит, ко мне с открытой душой, тому и я не помешаю, зла не сделаю.

– А раз так, и живите вы все в мире и согласии, – заключил Симэнь и добавил. – А вечером жди. К тебе приду.

– Правда, батюшка? Не обманываете?

– Чего мне тебя обманывать!

Тем временем Инчунь принесла ключи, и Симэнь распорядился открыть кладовую Ли Пинъэр. Служанка вынула из шкафа шубу, встряхнула ее и завернула в узел.

– У меня нет хорошей кофты, – потихоньку прошептала Жуи. – Кстати достали бы мне. У матушки была кофта с юбкою …

Симэнь тут же велел отпереть сундук. Оттуда достали бирюзовую атласную кофту, желтую с узорами юбку, голубые расшитые узорами штаны из шаньсийского шелка и пару вышитых цветами наколенников. Жуи земными поклонами благодарила за наряды. Симэнь запер кладовую и перед уходом велел Жуи отнести шубу Цзиньлянь.

Цзиньлянь только что пробудилась. Чуньмэй застала ее за бинтованием ног.

– Жуи шубу принесла, – объявила горничная.

– Вели войти, – сказала Цзиньлянь, смекнув, в чем дело. Появившуюся Жуи она встретила вопросом: – Тебя батюшка прислал?

– Да, батюшка распорядился передать вам шубу, – отвечала Жуи.

– И тебе что-нибудь досталось? – поинтересовалась Цзиньлянь.

– Батюшка подарил мне кофту с юбкой на Новый год и велел у вас попросить прощения, матушка.

С этими словами Жуи опустилась перед Цзиньлянь на колени и отвесила четыре земных поклона.

– Меж нами, сестрами, такое ни к чему, – заметила Цзиньлянь. – Стало быть, ты хозяину приглянулась, а в таком случае, как говорится, и множество лодок не запрудит гавань, и множество повозок не перекроет дорогу – всем место найдется. Зачем друг другу зло причинять? Меня не заденешь, я не пристану. Я вот одна сижу, с собственной тенью время коротаю.

– Я ведь хозяйки лишилась, – говорила Жуи. – И хоть судьба моя в руках Старшей госпожи, только вы, матушка, мне опора. На вас вся моя надежда. А я вас, матушка, не подведу. Опавший лист к корню поближе норовит опуститься.

– А про эти наряды ты все-таки Старшей скажи, – посоветовала Цзиньлянь.

– Я у матушки Старшей загодя просила, – объясняла кормилица. Вот батюшка, говорит, освободится и даст.

– Так-то вернее!

Жуи вернулась к себе. Симэнь тем временем ушел в большую залу.

– Матушка тебя спрашивала, когда ты за ключами ходила? – обратилась кормилица к Инчунь.

– Спросила, для чего батюшке ключи понадобились, – отвечала служанка. – Не знаю, говорю, зачем, А про шубу ничего не сказала. Матушка больше ничего не говорила.

Между тем Симэнь проверил, как идут приготовления к приему. Тут же стояли сундуки с костюмами и реквизитом актеров хайяньской труппы – Чжан Мэя, Сюй Шуня и Сюнь Цзысяо. Еще раньше прибыли четверо певцов во главе с Ли Мином. Они земно поклонились Симэню, и тот распорядился, чтобы их накормили.

Трое певцов, среди них и Ли Мин, должны был услаждать знатных особ в передней зале, а Цзо Шунь петь гостьям в дальних покоях.

В тот день Ван Шестая, жена Хань Даого, сама прибыть не могла, но она купила ко дню рождения Юйлоу коробки подарков и отправила их с Шэнь Второй.

Ее паланкин сопровождал Цзиньцай. Ван Цзин проводил барышню Шэнь в дальние покои и отпустил носильщиков паланкина.

Пожаловали проживающая за городскими воротами свояченица Хань Старшая и невестка Мэн Старшая, а также жены приказчиков Фу и Ганя, жена Цуй Бэня – Дуань Старшая и жена Бэнь Дичуаня.

Сидя в большой зале, Симэнь заметил шедшую по боковой дорожке невысокую стройную особу в зеленой атласной душегрейке и красной юбке. Украшенная оправленным в золото голубым ободком прическа, никаких следов ни помады, ни пудры, узкий разрез глаз. Она была совсем похожа на Чжэн Айсян.

– Кто это? – спросил он у провожающего незнакомку Дайаня.

– Супруга Бэня Четвертого, – ответил слуга.

Симэнь, ни слова не говоря, пошел в дальние покои к Юэнян. Там пили чай. Симэнь поел рисового отвара и протянул хозяйке ключи.

– Зачем кладовую открывал? – спросила Юэнян.

– Шестой завтра не в чем к Инам пойти, – проговорил Симэнь. – Шубу сестрицы Ли попросила надеть.

Хозяйка бросила в его сторону неодобрительный взгляд.

– Ты сам, выходит, своего слова держать не можешь, – начала она. – После смерти Ли настоял, чтобы всех ее служанок в доме оставить, а теперь что делаешь[3]? А почему Шестая свою шубу не носит? Бережет, да? Ей, видите ли, эту подавай. Сестрица умерла, вот у нее глаза на шубу-то и разбежались. А будь она жива, с какими ты глазами к ней явился бы, а?

Симэнь язык прикусил.

Тут доложили о прибытии уездного экзаменатора Лю, принесшего долг. Симэнь пригласил его в залу. Завязался разговор.

Явился с визитной карточкой Дайань.

– От близких полководца Вана подарки доставили, – доложил он.

– Что за подарки? спросил хозяин.

– Кусок материи, жбан южного вина и четыре блюда угощений.

Симэнь взял визитную карточку, на которой было выведено:

 « … от младшего родственника Ван Цая с нижайшим поклоном».

Ван Цзину было велено отправить ответную карточку, а принесшего подношения наградить пятью цянями серебра.

У ворот из паланкина вышла Ли Гуйцзе. Сопровождавший ее привратник заведения держал четыре коробки. К нему подоспел Дайань и взял подарки.

– Прошу вас, – обратился он к Гуйцзе. – Пройдите вот по этой дорожке. В зале господина экзаменатора принимают.

Гуйцзе по боковой дорожке проследовала в дальние покои. Дайань внес коробки к Юэнян.

– А батюшка видел? – спросила хозяйка.

– Нет еще, – отвечал Дайань. – У батюшки посетитель.

– Тогда в гостиной поставь, – распорядилась она.