Соучастие - Владимир Чванов

Неотступно беспокоила мысль: опозорился. Теперь говорить станут: Шунин после колонии опять за старое взялся. А он не такой. Знал это точно. За старое браться не мог, потому что постыло оно ему и чуждо. Он, сунув руки в карманы пальто, бесцельно шагал по улице.

ГЛАВА 12

— Проходи! — Савин жестом пригласил Виктора.

С чувством душевного смятения Виктор переступил порог и, плотно прикрыв за собой дверь, обитую коричневым дерматином, огляделся. Кабинет небольшой. Метров пятнадцать, с окном на улицу. Зеленоватые стены, два однотумбовых письменных стола с перекидными календарями, телефонные аппараты…

Виктор сел на стул, оказавшийся чуть отодвинутым от стола, и сразу же ощутил неловкость. Облокотиться было не на что. Он не знал, куда деть свои руки.

В кабинете очень светло и необычайно тихо.

Савин неторопливо разложил перед собой какие-то бумаги, полистал их. Потом достал из ящика бланк протокола допроса.

— Ну, Пушкарев! Будем знакомиться. Меня зовут Юрий Михайлович, я капитан милиции. Твое дело поручили мне. — Он не торопил события, не спешил начинать допрос. Думал о том, как установить контакт с Пушкаревым. Знал: без этого нужного разговора не получится. Поэтому сказал не таясь:

— Я за тобой всю ночь гонялся. Устал очень. — Он начал спрашивать об отце и матери, о друзьях, школе, о том, как «срезался» в университете…

«А может, рассказать ему, о чем я думал в коридоре? — вдруг подумал Виктор. — Нет, нет! Это чересчур глубокое, личное. Он чужой человек, не поймет. — И про себя решил: — В душевность играет. Сейчас наверняка сигареты предложит, чтобы расположить…»

Но Савин делать этого не собирался. Он облокотился на стол и задумался. Потом не спеша налил из графина полстакана воды и, вытряхнув из темного пузырька таблетку, большим глотком запил ее.

— Чувствую, давление подскочило. Видно, от погодного перепада.

«Чего голову морочит? — внутренне усмехнулся Виктор. — Мать в такую погоду на давление никогда не жаловалась».

— Последнее время хмурило, а сегодня сразу солнце. Не смог быстро перестроиться, — словно угадав его мысли, просто сказал Савин и потер затылок.

«Конечно, играет, — не поверил Виктор. — Теперь будет с важным видом читать эти бумаги, вот, дескать, материала сколько на тебя собрали».

Савин бумаг не читал. Он достал из кармана потрепанную записную книжку и позвонил какому-то Петровичу. Деловито спросил его о жизни и о том, купил ли учебник по немецкому для сына.

«Нет, не заигрывает и под простачка не работает, — решил Виктор. — Отвлекает внимание, чтобы потом задать каверзный вопрос…»

Но Савин спросил:

— Какой самый сложный класс — пятый или шестой?

— Когда учился, то самым трудным был шестой и восьмой, — ответил Виктор серьезно, хотя и старался показать, что весь этот разговор ему безразличен.

Допрос начался обычно.

— Ты, конечно, догадываешься, за что тебя задержали и о чем пойдет разговор?

— Да, знаю, — довольно равнодушно обронил Виктор. — О деньгах, которые я взял у летчика Куприянова.

Савин, выдержав паузу, подумал: неужели не понимает, что совершил? Стараясь не оглушать Виктора острыми оценками его поступка, проговорил:

— Мы о тебе немало знаем. Может, не все, но основное известно. И дело не в том, что взял, — это теперь уже дело десятое. Как жизнь свою дальше будешь строить — вот главный вопрос. — Ничего не осталось от спокойного тона, которым он только что спрашивал об учебе в школе. — Можешь врать. Это твое дело. Не меня обманешь. Мы встретились и разошлись. Обманешь себя, мать, будущее — вот ведь какие масштабы. Потом совсем запутаешься. Это ты понимаешь?

Виктор почувствовал, что от волнения ладони стали влажными. Он незаметно вытер их о колени.

Савин сложил пополам протокол и по его сгибу провел пластмассовой ручкой.

— Фамилия, имя, отчество?

Этот простой формальный вопрос ввергнул Виктора в замешательство, он вздрогнул и растерянно посмотрел на Савина. Его смутило слово «отчество».

Их взгляды встретились. Настороженный и требовательный.

— Рассказывай без утайки. Это нужно для истины, для установления отягчающих и смягчающих обстоятельств. Так требует закон.

Вздрагивающим голосом Виктор сказал:

— Не обстоятельства, признание вам нужно…

— Знаешь, Пушкарев, у нас разговор нешуточный, и лучше тебе вести его серьезно. Скажу откровенно. У тебя два хороших момента — не судим и ущерб нанес небольшой. Возместится быстро. Как ни странно, о тебе потерпевший хорошо отзывается. Можешь почитать. — Савин указал взглядом на заявление Куприянова.

Виктор в первый раз посмотрел прямо на Савина. «С подходцем разговор повел: «Расскажи все, тебе же легче будет». А как он может облегчить?»

Виктор вспомнил вчерашний тревожный день и критически посмотрел на Савина.

— Я снисхождения не ищу…

Савин не дал ему закончить:

— Осторожнее, парень! В твоем положении не до амбиций, — с нескрываемой досадой проговорил он, откладывая ручку в сторону. — Этой строптивости тебе на день-два хватит, а что потом? Поэтому веди себя достойно.

Нервы Виктора не выдержали:

— Спрашивайте, задавайте вопросы…

— Если сам не решил, как отвечать, то мои вопросы не помогут, — проговорил Савин.

— Что вас интересует?

— Почему ты взял чужие деньги? Почему?

Не поднимая головы, Виктор спросил:

— Для чего это вам?

Савин невольно про себя повторил вопрос: «Для чего это вам?» Смутная, далекая догадка заставила его задуматься. Он сказал:

— Когда понимаешь, легче прощается. Да и следствие вести я формально не научился. От формального плохо будет нам обоим.

— Вам-то что плохо?

— У меня перед законом ответственность. И перед тобой тоже.

— Можно вам задать один вопрос? А правда, бывают смягчающие обстоятельства? — Виктор смотрел с надеждой.

— Не веришь — читай. — Савин раскрыл «Уголовный кодекс», отыскал нужную страницу и протянул его Виктору. — Очень нужная, справедливая человеческая статья.

— И суд учитывает это?

— Обязательно. Скажи, поверил бы ты человеку, который говорит правду лишь тогда, когда его припрут фактами и ложь доказывают на каждом шагу?

…Виктор стал рассказывать торопливо, словно боялся, что его не выслушают до конца.

— …Только прошу — не сообщайте матери, что я натворил. И Тамаре, если можно.

— Сам скажешь. Будет такая возможность.

Виктор от волнения встал.

— Сиди.

Он сел на край стула.

— Я был вынужден взять. Я остался без денег. Здесь дело чести…

— Скажи, как повернул. Кто ж ее задел? Честь-то?

Виктор не ответил.

— Кто от такой «защиты» чести выиграл? Ты? Мать?.. Подумал бы хоть о себе. О своем будущем…

Виктор сказал не раздумывая:

— Мне о себе думать нечего. Мое будущее на помойке. Я сам для себя уже ничего не представляю. Чересчур некрасиво все получилось. Мне безразлично…

Савин рассердился.

— Перестань! Людям хуже твоего бывает, но они не говорят: «Мне безразлично». Ты, как слабак, только о себе думаешь.

— Ну, это уж слишком. — Виктор опустил голову и плотно сомкнул губы.

Савин был доволен, что парня задели его слова. Он повторил свой вопрос, только прозвучал он уже несколько иначе:

— Почему совершил кражу?

— Я взял…

— Не дали же.

Пожалуй, только сейчас Виктор понял всю суть совершенного. Ему казалось, что Савин знает о нем что-то большее. Знает и о том, что происходило в его душе, когда он сидел на лавочке в коридоре. Но успокоил себя: «Не ясновидец же он, чтобы читать чужие мысли?»

А Савин между тем сделал новую запись в протоколе и теперь, покручивая ручку, терпеливо ждал ответа.

Виктор перехватил его взгляд и невольно отвел глаза. Этот простой вопрос: «Почему совершил кражу?» — вдруг с необычной силой всколыхнул все переживания, которые обрушились на него в последние дни, вспомнились и поездки с Гурамом на вокзал и в магазин. Он почувствовал приближение новой опасности.

— Когда я брал деньги, то мало что соображал. Был выпивши, — отвернулся, не закончив фразы.

Савин понимал, что перед ним не закоренелый преступник, прошедший через колонии и научившийся многим хитростям.

— Плохо, Пушкарев, очень плохо! Ссылка на «камыш» и деревья, которые гнулись, тебя не оправдывает. И моего вопроса не снимает, — отчеканил он строго. — Говори правду, — пододвинув к себе телефон, стал распутывать шнур, давая тем самым время на обдумывание ответа.

— Мне очень нужны были деньги, вот и вся причина, — выдавил из себя Виктор.

Савин не был жестким прагматиком. И вопрос: почему Виктор совершил кражу, имел для него не чисто «утилитарное» значение, существенное для выяснения причин. Этот вопрос был для Савина и нравственно важен, потому что в интересах самого Виктора было необходимо разобраться в этих причинах.