Нулевая гравитация. Сборник сатирических рассказов - Вуди Аллен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец Сакса был портным в «Ховард Клоуз» – это означало, что он был одним из тех своенравных гомункулов с тонким, квадратным, белым мелком, которых выводили, чтобы отметить манжеты или расширить брюки на каком-нибудь мешке с салом, который настаивал, что ему все еще тридцать два. Моррис Сакс саркастично сравнивал свою работу с крысиным ядом и говорил всем, кто готов был слушать, что если бы он только смог сделать перерыв, то добился бы большого успеха в бизнесе. И все же он оставался человеком, который никогда не поднимался выше наперстка.
Его жена Рут, женщина, навечно лишенная обаяния, которая выглядела так, словно летала на метле, смирилась с тем, что ее муж зарабатывает сорок долларов в неделю, и, по-видимому, получала удовольствие от подтверждения его статуса извечного ничтожества на всех семейных встречах. Джерри, не по годам развитый сын, мечтал о том дне, когда сможет жить в роскошной квартире на Манхэттене со своей версией Кэтрин Хепберн или Кэрол Ломбард. Тот факт, что он был влюблен в Кэтрин Хепберн в «Филадельфийской истории»[116], и Трейси жила в Филадельфии, а не на Манхэттене, его не смущал. Остров символизировал образ жизни, даже если это было в Фили, и он хотел, чтобы эта жизнь принадлежала ему. Сакс говорил с Глэдис о своем желании бросить колледж и стремлении писать пьесы. Она находила его мечты осуществимыми и романтичными, и после года подростковых отношений, уверенные, что любовь побеждает все, оба ребенка взошли на борт «Титаника», отплыли от Флэтбуша и направились прямо к айсбергу брака.
И все же он оставался человеком, который никогда не поднимался выше наперстка.Сакс работал в театральном агентстве в почтовом отделе, Глэдис трудилась в агентстве по недвижимости, а по вечерам ходила в городской колледж, чтобы стать учительницей. Он писал до полуночи, изо всех сил стараясь подражать своим кумирам – Чехову, Шоу и великому О’Нилу. Действительно, путь от почтового отдела до «Долгого путешествия в ночь» или «Пигмалиона» будет продолжительным, но его цели были духовными, а не коммерческими. Как и в фильмах, на которых он вырос, поначалу они с Глэдис будут испытывать трудности, преодолевать серьезные и забавные проблемы и с улыбкой проходить все неприятности. В эпилоге нашего героя ждет великий успех на Бродвее, и пара будет жить в пентхаусе на Парк-авеню с белым телефоном. Ну, не совсем так. Их настоящая квартира была, конечно, чем угодно, только не роскошным дуплексом[117] в Верхнем Ист-Сайде. Это была тесная однокомнатная халупа на Томпсон-стрит. Она была уютной, она была претенциозной, она была на Гринвич-Виллидж. Все это казалось хорошим стартом для начинающего артиста и его жены, за исключением одной вещи. Проблемы с химией. Сакс провалил этот предмет в школе, и теперь у него снова начались трудности. Во-первых, они мало в чем соглашались друг с другом, и даже самые тривиальные неприятности превращались в крики и слезы. Не то чтобы Сакс повышал голос, но у нее был характер рыжеволосой. Честно говоря, когда Глэдис с радостью согласилась с идеей выйти замуж за писателя, она не рассчитывала, что он окажется капризным, одержимым работой, пребывающим в хронической депрессии мизантропом, который, по ее мнению, придавал чертовски большое значение сексу. У них было некоторое количество добрачной близости, и девушка всегда была милой и отзывчивой, хотя ее желание никогда не могло сравниться с его похотью. Он наивно полагал, что, когда они поженятся, начнется настоящее представление, но до него начало доходить, что занятия любовью не стояли так уж высоко в списке приоритетов супруги. Заключение брака не превратило ее в акробатку с богатым воображением, поглощенную похотью.
Но спальня была лишь одним из полей битвы. Как ни старался, Сакс не мог заставить себя интересоваться ее друзьями и их провинциальными амбициями в области преподавания, рождения детей и покупки печи для обжига. Глэдис же не могла изобразить никакого энтузиазма по отношению к тем вещам, которые доставляли ему удовольствие: джаз, Огден Нэш[118], шведский кинематограф. Ее анекдотам не хватало хороших развязок, а его остроумие осталось недооцененным. И все же ни одна из этих проблем не стала очевидной на протяжении того года, когда они встречались. Или, возможно, они были всего лишь двумя неискушенными студентами, жаждущими уехать из дома и начать принимать самостоятельные решения, которые закрыли глаза на «красные флажки». Мать Сакса предостерегала его от этого брака и хотела, чтобы он закончил Бруклинский колледж, надеясь, что в конечном счете он будет выписывать рецепты. Она не была ненасытной читательницей, как ее сын, и не знала его богов, Чехова и О’Нила. Мать надеялась, что он пойдет по стопам мистера Рексолла и мистера Уолгрина. Она ничего не имела против Глэдис и видела в ней милую, разумную девушку, твердо стоящую на земле. «Зачем ей нужно так поспешно выходить замуж? – сказала она. – Особенно за того, кто бросил учебу и теперь никогда уже не сможет сравняться с остальными».
Заключение брака не превратило ее в акробатку с богатым воображением, поглощенную похотью.Родители невесты тоже убеждали повременить с замужеством, но после того, как Сакс продал сатирический скетч комедийному клубу и удостоился хорошего упоминания в журнале Cue Magazine, они решили, что, возможно, Глэдис знала, что делает. И по мере того как пролетали первые несколько лет, между его работой и преданным писательством в свободное время, ее заботами и вечерней школой, судьба милостиво оставляла им ограниченное количество времени, чтобы действовать друг другу на нервы. Это не означало, что не было радостных моментов, когда они смеялись и обнимали друг друга, как при первой встрече, но этих минут было недостаточно, чтобы перевесить ссоры. Ее способность наслаждаться каждым посредственным фильмом, пьесой или блюдом беспокоила его, и он списывал это на отсутствие разборчивости. Она находила его слишком критичным и раздражающим со своим набором психосоматических жалоб. Однажды, когда Сакс вышел из себя и назвал Глэдис «членом клуба с низким IQ», потому что ему пришлось объяснять ей, почему комикс в The New Yorker на самом деле смешной, он был разбит раскаянием, не мог писать и купил ей розы, чтобы загладить вину. К тому времени он устроился на работу в утреннее телешоу писать злободневные шутки; работа, которую он ненавидел, но это позволило ему выбраться из почтового отдела, к тому же там отлично платили.