Минута после полуночи - Лиза Марич

— Туманова? — переспросил он, не веря своим глазам. — Маргарита Аркадьевна?

— Точно, Туманова, — подтвердил Роман. — Старушка божий одуванчик. Ну и что?

— Какая Туманова? — спросила Леночка, возникая на пороге. — У меня тоже Туманова. Откуда узнали? Я вам отчет не давала!

— Ну так давай!

Наверное, Алимов был очень возбужден, потому что помощники забыли про еду и сгрудились за его спиной. Леночка давала объяснения на ходу.

— Вот свидетельство о браке. Ирина Витальевна Извольская и Виктор Сергеевич Туманов поженились пятнадцатого августа 1989 года, кажется месяца через два после его развода. Извольская взяла фамилию супруга. Правда, ненадолго. Через шесть лет снова вернула девичью.

— Тоже развелась, что ли? — спросил Роман.

— Нет, муж умер. Сердечный приступ. Вот свидетельство о смерти.

Роман склонился над плечом патрона и прищурился, разбирая мелкий печатный шрифт.

— Так я не понял, — сказал он через минуту. — Она вышла замуж за своего опекуна?

— Выходит, что так, — обескураженно признала Леночка.

Роман издал протяжный свист.

— Ну ни фига себе! Пустили в дом лисичку!.. Какая же у них разница в возрасте?

— Тридцать лет, — сразу ответила Леночка. — Я уже смотрела. Ей было семнадцать, ему сорок семь. Мне это тоже показалось странным. Насколько я знаю, браки до совершеннолетия в Советском Союзе были под запретом. А совершеннолетие наступало в восемнадцать лет.

— Регистрация брака разрешалась раньше, если этого требовали исключительные обстоятельства, — сказал Алимов, вклиниваясь в беседу помощников.

— «Исключительные обстоятельства» — это… беременность, что ли? — вполголоса уточнил Роман.

— Чаще всего беременность, — подтвердил Алимов. — Но не только. Совместное проживание с несовершеннолетней тоже считалось исключительным случаем. За это и посадить могли.

— А тут должность в МИДе. — Роман осуждающе поджал губы. — Поражаюсь, как его не уволили?

— Поэтому и женился, — сказала Леночка. — Негодяй. Развратник. Ему ребенка доверили, а он…

— Почему? — невпопад спросил Алимов.

Помощники переглянулись.

— Не поняли, патрон, — осторожно сказал Роман.

Алимов сделал предостерегающий жест и закрыл лицо ладонями. Мысли бились в черепной коробке быстрые, торопливые, испуганные, как летучие мыши на чердаке.

— Значит, так, — начал он через минуту. — Опекунство оформили через месяц после аварии. Незнакомого ребенка с такой скоростью в дом не возьмут. Мужчины работали вместе и, скорее всего, дружили. Логично?

Он обвел взглядом лица помощников. Оба одновременно кивнули.

— Дружба — это ответственность. Как-то не верится, что можно причинить вред ребенку твоих друзей, да еще в таких трагических обстоятельствах. Все-таки не гопник какой-нибудь, уважаемый член общества, чиновник на высокой должности, дипломат… — Роман открыл рот, собираясь возразить, но Леночка сердито толкнула его ногой. — Хорошо, допустим, что за десять лет воспоминания о дружбе выветрились, — поторопился уточнить Алимов. — Предположим, что девочка перестала быть чьей-то дочерью и стала для Туманова просто девушкой. Привлекательной. Очень привлекательной. Такой, перед которой трудно устоять. И он не устоял. Что нужно его бывшей жене от Извольской двадцать пять лет спустя? Почему она кружит рядом? Ведь если ее муж соблазнил невинную девушку, то часть вины лежит и на ней! Недосмотрела, недоглядела, не защитила… в общем, не та ситуация, при которой мстят невинной жертве!

— Вы думаете… — медленно начала Леночка.

— Я допускаю! — перебил Алимов.

— Вы допускаете, что жертва была не такой уж невинной, — договорил Роман. — Что это она соблазнила своего опекуна… — Он замер, озадаченно моргая, а потом взорвался: — Но тогда она просто чудовище!

— Понятно, почему она хочет ее убить, — сказала Леночка. — Я бы тоже убила.

— Почему убить? — не понял Роман. — А-а-а, постой! Марат достает из сумки Извольской ключики, отжимает на мастику и передает Тумановой. Не за спасибо, разумеется. Бабуля тайком пробирается в квартиру и подсыпает в термос… — Он снова озадаченно заморгал. — Бред какой-то! Не могла она отравить тот проклятый чай! Не сунется же нормальный человек в чужой дом поздним вечером на глазах у двух свидетелей!

— Вот именно, — подтвердил Алимов. — Поэтому я сначала подумал об анонимках.

— А что, это идея! — оживилась Леночка. — Туманова буквы клеила, Марат в сумочку подсовывал! Нужно узнать, Извольская находила послания в той самой сумочке или нет?

Алимов медленно покачал головой.

— Очень сомневаюсь. Во-первых, анонимки ей подбрасывали четыре раза в течение месяца. Думаешь, она каждый день приходит в театр с одной и той же сумкой? Ирина Витальевна дама стильная! Во-вторых, отпечатки могут оказаться простым совпадением. Допустим, Извольская уронила сумочку, а Марат ее поднял. В-третьих, ты бы через двадцать пять лет стала писать анонимки женщине, которая разрушила твою жизнь? По-моему, ничего глупее такой мести быть не может. — Он покачал головой. — Нет, ребята. Ключики Туманова заказать могла, но чай отравить — нет.

— А кто?

— Вы шутите? — Роман перевел недоверчивый взгляд с одного лица на другое. — Это же ясно, как день! Конечно, Извольская!

— Зачем? — мягко спросил Алимов.

— Понятия не имею! Но если бы это сделал Красовский, то пить отравленный чаек не стал бы! Он что, ненормальный?

— Он ненормальный, — подтвердил Алимов. — Смотрите. — Он бросил в центр стола стопку пыльных старых газет. — Нашел у него в шкафу в кабинете.

Роман испуганно округлил глаза и понизил голос.

— Обыскали, что ли? Патрон! Вы рискуете! — Он схватил несколько газет и быстро перелистал: — Где смотреть-то?

Леночка ткнула пальцем в последнюю страницу.

— Вот. Премьера оперы. Главная партия — Ирина Извольская.

— Читаем по-португальски? — съязвил Роман.

— Дурак, там фотография есть.

Газет было очень много, и все на разных языках: польские, румынские, итальянские, французские, английские, канадские, немецкие… В каждой рецензия на оперный спектакль и фотография худенькой женщины в театральном костюме и гриме.

— Мамма миа, девяносто восьмой год! — свистнул Роман. — Патрон, он этот архив пятнадцать лет собирает! Это сколько же денег на подписку угрохано!

— Я не думаю, что он их выписывал, — ответил Алимов. — Я думаю, он их покупал.

— Где?

— Разумеется в тех странах, где они напечатаны! — Алимов выдержал небольшую паузу. — Ребята, он ездит за ней по всему миру начиная с девяносто восьмого года! Можно проверить авиабилеты, но я абсолютно уверен.

Они замолчали. Леночка приподняла рукав свитера. На коже выступили крупные гусиные мурашки.

— Да-а-а, — протянула Леночка. — Наваждение какое-то. А Извольская знает?

Алимов пожал плечами.

— Трудно сказать. Таким людям подобные вопросы не задают.

— Оба они больные, — фыркнул Роман. — Но не могла же она убить его только за это? — он ткнул пальцем в пыльный архив, пожал плечами и сказал тише. — Хотя, если сильно надоел…

— А он себя запросто смог бы, — сказала Леночка. — Если бы ей понадобилось. — Она взглянула на Алимова. — Но зачем ей это могло понадобиться?

— Шеф, нужно пообщаться с Тумановой, — сказал Роман.

— Само собой. Ты выяснил, чем она занимается?

— Пенсию получает! Ей же сто лет в обед!

— И не сто, а меньше семидесяти, — поправила Леночка.

— Да, это совсем другое дело! — ядовито согласился Роман.

Алимов, как обычно, развел помощников в стороны.

— Значит, так. Собирайте сведения о старушке. Где живет, как живет, с кем общается. Роман, бери в разработку Марата. Красовского отравили наркотиком, а Марат явно сидит на «колесах». Постарайся выяснить, он только покупает или еще и продает. Только очень осторожно. Еще меня интересуют распечатки телефонных разговоров всех солистов за два месяца. Включая концертмейстера. Посмотрим, одна троянская лошадка в театре или несколько. Даю три дня сроку.

— А как быть с анонимками? — спросила Леночка. — Ситуация безнадежная? Мы так и не узнаем, кто автор?

— Если придет еще хотя бы одна — узнаем, — пообещал Алимов. И добавил: — Я зарядил ловушку.

Объяснять ничего не стал. Не потому, что не доверял помощникам, а потому что привык за возможные неудачи отвечать сам.

Финансовый отчет…

Финансовый отчет лежал на столе уже целый час. Никита взъерошивал волосы, просматривал одну-две строчки, но мысли, словно намагниченные, стремились улизнуть обратно, в тревожное туманное облако.

Еще через полчаса пришлось признать поражение. Красовский уложил бумаги в папку и позвонил секретарю.