Холодная месть - Линкольн Чайлд

— Хотели узнать, как попасть на Испанский остров, — ответил беззубый.

— Испанский остров? — Беттертон никогда о таком не слышал.

— Ну да. И так совпало странно… — Старик не договорил.

— Совпало? Что совпало?

В ответ — смущенное переглядывание.

«Святые угодники, — подумал Беттертон. — Кажется, я наткнулся на залежь материала для настоящей сенсации».

— Заткнись! — прошипел тощий, свирепо глядя на старика.

— Ладно, Ларри, я ничего такого не сказал…

Расколоть их оказалось так просто. Понятно же, что все они знают что-то большое и важное и прячут, как могут. А могут не очень, безмозглая банда. Нед Беттертон сейчас раскрутит их на раз-два.

И тут его накрыла тень.

Из сумрачного лабиринта стройки вышел огромный детина. Череп выбрит до розовой кожи, на затылке жирная складка размером со спасательный круг, на ней — торчащая белесая щетина. Щека вздута — похоже, за нею ком жевательного табака. Руки — окорока.

Детина сложил их на груди и воззрился сперва на парней, потом на репортера.

Беттертон понял: это сам Крошка, местная легенда, вождь шпаны и отребья. Видно, рано он радовался. Как же, расколешь их при таком боссе.

— Тебе какого хрена надо? — вежливо осведомился Крошка.

Повинуясь репортерскому инстинкту, Нед тут же забросил крючок:

— Хочу узнать про агента ФБР.

Выражение лица у Крошки стало не очень вежливым.

— Пендергаста?

Вот, значит, как его зовут. Пендергаст. Знакомо прозвучало. Ну да, семейство богатеньких аристократов из Нового Орлеана, сделавших деньги еще до Гражданской войны.

Крохотные свинячьи глазки Крошки сделались еще меньше.

— Ты что, приятель этого дятла?

— Я репортер из «Пчелы». Делаю материал про убийство Броди.

— Репортер?

Лицо Крошки потемнело. Беттертон вдруг заметил у него на шее скверный опухший шрам, который подергивался в такт пульсирующей под ним артерии.

Крошка окинул взглядом парней:

— Какого черта вы разболтались с репортером? — и выплюнул бурую табачную струю.

Парни один за другим поднялись, кое-кто поспешил убраться восвояси, но банку пива прихватить не забыл никто.

— Репортер, — повторил Крошка.

Беттертон успел понять намерения закипевшего от ярости Крошки, но среагировать опоздал. Толстенная рука метнулась, ухватила его за ворот, грубо скрутила.

— Можешь передать от меня приветик этому ублюдку. И если я еще раз увижу в здешних краях его тощую бесцветную задницу в черном костюме, я ему так накостыляю — своими зубами неделю срать будет.

Он все сильней скручивал ворот, так что репортер уже и дохнуть не мог. А закончив свою тираду, швырнул Беттертона наземь, будто щенка.

Беттертон растянулся в пыли. Выждал немного. Встал.

Громадная туша Крошки возвышалась над ним. Детина стиснул кулаки — приготовился к драке.

Нед был невелик ростом. В детстве мальчишки повыше любили его колотить. Думали, что с таким недоростком никакого риска, бей — не хочу. Побои начались с детского сада. Но в средней школе закончились.

— Эй, — визгливо, дрожащим голоском проговорил Нед. — Я ухожу, ухожу! Христа ради, не надо меня бить, пожалуйста!

Крошка расслабился.

Беттертон постарался изобразить смирение: жалко скривился, втянул голову в плечи, будто не смея поднять глаз на обидчика, — и шагнул к детине.

— Я драки не ищу. Честное слово!

— Вот такое мне нравится слышать…

Внезапно Беттертон распрямился и, как выпущенная пружина, снизу вверх хряснул Крошке в челюсть. Жирная туша шлепнулась наземь, словно ком подтаявшего масла.

В средней школе Нед быстро усвоил: какого бы размера обидчик ни был, надо отвечать ударом на удар. Всегда. Иначе побьют снова, и хуже.

Крошка заворочался в пыли, чертыхаясь, но после сильного удара и встать не мог, не то что броситься в драку. Беттертон быстро пошел к машине мимо остолбенелых парней, стоявших с разинутым ртом.

— Ребятки, допивайте пиво.

Тронулся и поехал. В правой руке пульсировала боль. Внезапно Беттертон вспомнил, что через полчаса должен быть на Женском благотворительном соревновании по выпечке. Да пошло оно все! Только выпечки ему и не хватало!

Глава 32

Доктор Питер Ли Бофорт проследовал за фургоном криминалистической лаборатории, выкрашенным в неприметный серый цвет, когда тот свернул к боковым воротам кладбища Сен-Севин. Смотритель сразу же прикрыл и замкнул ворота за проехавшими машинами. Машины — фургон и пикап доктора — медленно ехали по усыпанной гравием узкой дороге, обсаженной изящными магнолиями и кизилом. Сен-Севин было одним из старейших кладбищ в Луизиане, находящихся в черте города. Кладбищенские газоны и могилы содержались в образцовом порядке. За последние два века здесь упокоились многие из наиболее выдающихся граждан Нового Орлеана.

Бофорт подумал, что эти граждане весьма удивились бы, прознав о деле, в котором согласился участвовать доктор.

Миновали развилку, и еще одну. Доктор увидел впереди несколько машин: чиновничьи автомобили, антикварный «роллс-ройс», кладбищенский грузовичок. Лаборатория свернула в узкий проулок за ними. Бросив взгляд на часы, Бофорт направился следом.

Было десять минут седьмого. Солнце едва поднялось над горизонтом, разлив золотое сияние над зеленью и мрамором кладбища. Чтобы избегнуть нежелательного внимания, эксгумации всегда проводились ранним утром, на рассвете.

Бофорт вышел из машины. Приблизившись к фамильному участку Пендергастов, он увидел рабочих в защитных комбинезонах, возводивших ограду вокруг могилы. Даже для начала ноября день выдался необычно холодным, и это радовало доктора. Эксгумации в жару были особенно неприятными.

Учитывая долгую историю и богатство семьи Пендергаст, на участке было удивительно мало могил. Бофорт, ведший дела с Пендергастами уже несколько десятков лет, знал, что большинство членов семьи предпочитали быть похороненными на фамильном кладбище у плантации Пенумбра. Но кое-кто питал странное отвращение к этому заросшему дикой зеленью, постоянно окутанному туманом кладбищу, а может, к склепам под ним, и предпочитал более традиционное захоронение.

Доктор шагнул за воздвигнутую ограду и за низкую чугунную решетку, окружающую участок. Рядом с техниками он увидел землекопов, директора похоронной службы Сен-Севин, управителя кладбища и упитанного нервного типа — должно быть, Дженнингса, чиновника Службы общественного здоровья. У дальнего края стоял сам Алоизий Пендергаст, недвижный и молчаливый, одетый в черное и белое, будто монохроматический призрак.

Бофорт посмотрел на него с любопытством. Он не видел агента ФБР со времен его юности. Лицо с тех пор изменилось мало, разве что щеки впали еще больше. На черный костюм Пендергаст надел длинное белое пальто, похоже, из верблюжьей шерсти. Но, присмотревшись, Бофорт различил шелковистый блеск и решил: скорее всего, не верблюд, а викунья.

Бофорт впервые встретился с семьей Пендергаст, будучи начинающим врачом-патологоанатомом округа Сент-Чарльз. Его вызвали на плантацию Пенумбра после серии отравлений, учиненных обезумевшей старой тетушкой — кажется, ее звали Корделия. Нет, Корнелия. Доктор поежился, вспоминая. Алоизий был тогда совсем мальчишкой, проводил лето в Пенумбре. Несмотря на печальный повод визита, молодой Алоизий пристал к доктору, будто рыбка-прилипала, и ходил за ним по пятам, увлеченный судебной медициной. Спустя несколько лет он уже не вылезал из лаборатории Бофорта в подвале больницы. Мальчишка схватывал все на лету, отличался необыкновенной, изобретательной и настойчивой любознательностью. Чересчур настойчивой любознательностью, в особенности к вещам жутким и противоестественным. Конечно, мрачные пристрастия мальчика выглядели сущим пустяком по сравнению с причудами его брата… Эта мысль была слишком неприятной, и Бофорт поскорее прогнал ее.

В этот самый момент Пендергаст посмотрел на доктора и поймал его взгляд. Он тут же подошел и пожал Бофорту руку:

— Мой дорогой Бофорт, спасибо огромное, что пришли.

Пендергаст еще с детства упорно звал доктора по фамилии.

— Не стоит благодарности, Алоизий. Так приятно встретить вас через столько лет… Однако мне жаль, что это происходит при таких грустных обстоятельствах.

— Но если бы не смерть, мы бы с вами так и не встретились, да?

Пронзительный взгляд серебристых глаз пригвоздил доктора к месту, и тот ощутил холодок в спине. Никогда прежде он не видел Алоизия Пендергаста взволнованным, напряженным. Но теперь, несмотря на маску спокойствия, тот едва владел собой.

Рабочие закончили устанавливать изгородь, предназначенную для защиты места эксгумации от посторонних взглядов, и Бофорт стал наблюдать за процедурой. Дженнингс смотрел в нетерпении на часы, поддергивал воротник.