Последний рейс «Лузитании» - Адольф Хоулинг

Оливер П. Бернард пытался всячески успокоить ее:

- Теперь все хорошо. Мы идем прямо к берегу. Не волнуйтесь так сильно, - уговаривал он.

Повторяя вопрос «где мой муж?», Лесли Мейсон таращила на Бернарда глаза как помешанная. Бернард знал ее отца Вильяма Линдсея. Сейчас он взял девушку за плечи и потряс ее.

- Стойте здесь, - сказал он. - Не уходите отсюда, ваш муж найдет вас здесь, конечно, если шлюпки будут спускать с этого борта. Я поищу спасательные жилеты на случай, если они нам понадобятся. И он посоветовал ей взять себя в руки,

Бернард обрел решимость, и собственные страхи покинули его. Устремляясь вниз, он еще продолжал думать о торпеде, направлявшейся к «Лузитании», и об ударе, который произвел «легкую» встряску, как будто в огромный корпус судна врезался буксир.

При входе в помещения 1-го класса через одну из дверей салона Бернард почти наткнулся на Альфреда Вандербилта. Тот, с обнаженной головой, одетый в темный костюм в мелкую полоску, нес нечто похожее на дамскую шкатулку для драгоценностей. Казалось, Вандербилт ожидал начала следующих скачек в Эскоте.

Он ухмыльнулся Бернарду, как бы забавляясь его волнением. Бернард же как раз перед ударом торпеды подумал об этом мультимиллионере как о человеке, которому нечего делать, кроме как управлять четверкой лошадей в Брайтоне и проделывать путь в 3 тысячи миль, чтобы осуществить свое желание. «Америка, - считал Бернард, - кишит богатыми бездельниками». Он не любил очень состоятельных людей, и это было больше, чем простое отвращение к их деньгам, хвастовству, яхтам и домам, «подобным королевским борделям».

Этим утром, например, он подумал о себе, как обычно, в третьем лице: «Если бы только он мог верить в бога и вечную жизнь, вместо того чтобы считать жизнь не заслуживающей внимания, ибо любой мужчина или женщина, собака или блоха разделяют в конце ее ту же участь, что и стебли травы - все расцветает на мгновение, чтобы быть втоптанными в забвение…»

Поглощенный своими мыслями, он не заметил крена и больно ударился об основание трапа, затем вскочил, выпрямился и, прихрамывая, побежал дальше. В коридоре было дымно и темно. Несколько раз он падал, один раз скатился в боковой проход прежде, чем смог остановиться. Все же он добрался до каюты Мейсона и позвал:

- Стюарт!

Из темной каюты не последовало ответа, и Бернард пошел дальше. Свою каюту он нашел без труда, так как она находилась в самом конце коридора. Он помнил, что его спасательный жилет лежит сверху на гардеробе. Когда он нащупывал его, тяжелый шкаф наклонился. Ужас охватил его, ведь он мог оказаться замурованным во мраке, как крыса.

Бернард вскарабкался на койку и продолжил поиски, уже стоя сбоку от гардероба, пока не стащил с него спасательный жилет. В этом же конце коридора находился другой трап, по которому он вернулся на палубу, удивляясь, как он не подумал о нем раньше. Здесь он обнаружил, что Лесли Мейсон ушла.

Какая-то женщина, увидев, что он несет жилет, пронзительно закричала:

- Где вы его взяли, где? Бернард позволил ей вырвать у

себя жилет и продолжил свой путь по палубам, чтобы узнать, что сталось с Мейсонами. Многие шлюпки уже отошли, но палубы продолжали кишеть людьми, ищущими спасения. Один из кочегаров шатался как пьяный. Его лицо было в алых пятнах, а голова пробита. При виде его Бернард живо представил себе, как много людей было убито или искалечено в момент взрыва. Он подумал о женщинах с маленькими детьми в их каютах, которые они так и не смогли покинуть.

Сейчас Бернарду показалось, что шлюпок уже не хватит на всех. При этом он думал не о себе, а о тех несчастных, которые не могли попасть в них из-за неправильного обращения. Бернард взобрался на узкую палубу радиорубки, расположенную выше шлюпочной. Отсюда он мог взирать вниз на ужасный спектакль с отрешенностью, почти граничащей с олимпийским спокойствием. Мелодия «Голубого Дуная», которую Бернард слушал за ленчем, все еще звучала в его голове, и он все еще явственно ощущал аромат съестного, доносившийся из обеденного салона. Но только один вопрос занимал его мысли: как скоро «Лузитания» затонет?

В некотором отдалении Бернард рассмотрел мужчину, плывущего на спине. Мужчина был обнажен, медленно греб руками и улыбался, глядя вверх на судно. Это дало мыслям Бернарда новый толчок. Он встал и начал раздеваться. Снял пиджак, жилет, воротничок и галстук. Затем положил булавку от галстука в брючный карман и, аккуратно сложив одежду, положил ее у основания широкой дымовой трубы, при этом отметил, что такое следование привычкам в данных обстоятельствах нелепо.

С усталым смирением Бернард подумал о тщетности жизни, хотя выглядел погруженным в величественную печаль. Все его жизненные устремления и мелкие достижения были пустяками, которые могут быстро исчезнуть без следа. Бернард вздохнул и начал расшнуровывать ботинки.

Одновременно он наблюдал за Элизабет Дакворт. Она металась в поисках шлюпки, но не смогла сохранить равновесие. Помощник капитана, поднявший ее на ноги после того, как она споткнулась и упала, помог ей войти в шлюпку. Как только она поставила туда ногу, кто-то начал выкрикивать проклятия. Шкивы спусковых блоков не желали крутиться, а матросы испытывали при этом такие трудности, что Элизабет предпочла подобрать свои юбки и снова сойти на наклонную палубу судна. Миссис Алиса Скотт, мать маленького Артура, осталась в этой шлюпке.

Когда шлюпка была наконец спущена, Элизабет увидела, как она опрокинулась, вывалив всех находящихся в ней людей в воду у борта судна, которое тем временем продолжало неудержимо двигаться вперед, как будто никогда не остановится. Элизабет слышала отчаянные крики людей и с ужасом наблюдала, как Алиса Скотт исчезла внизу в пенящейся зеленой воде и больше не показалась наверху. Элизабет начала шепотом молиться: «Господь, пастырь мой, упокой меня на злачных пажитях и веди меня к водам тихим, подкрепи душу мою, направь меня на стезю правды ради имени Своего. Если я пойду долиной смертной тени, не убоюсь зла…»

За спиной Элизабет три ирландские девушки пели: «Там вдалеке есть зеленый холм…» Они весело затянули эту мелодию еще до удара торпеды, но теперь их пенье звучало приглушенно и испуганно.

В радиорубке взмокший от пота оператор Лейт, пытаясь ослабить воротничок, продолжал отстукивать свой морской реквием:

Приходите немедленно. Большой крен. Десять миль южнее Олд-Хед-Кинсейл.

Чтобы удержаться при увеличивающемся крене, он должен был упереться в стол и панель передатчика. При этом он молился, чтобы его