По светлому следу (сб.) - Томан Николай Владимирович

Пока они разговаривали, к домику Астрова подошел инженер Гасан Назимов, смуглый молодой человек, учившийся вместе с Астровым в Энергетическом институте. На экспериментальной базе он занимался солнечными установками, получающими тепло низкого потенциала.

– Слыхал уже, что Митя пропал? – не здороваясь, спросил он. – Утром завтракали вместе – и вдруг как сквозь землю провалился! Мы его, правда, хватились уже после аврала, который был на базе во время урагана, но дядя Рустам уверяет, будто до урагана Митя не выходил из своего домика. Уйти же с базы во время бури, сам посуди, нелепо.

Назимов был контужен на фронте, и в минуты волнения у него слегка подергивалась левая щека. Чтобы скрыть это, он медленными движениями ладони массировал лицо. Сегодня он почти не отнимал рук от щеки.

– Боюсь, не приключилось ли с ним чего серьезного, – продолжал Назимов, усердно массируя щеку. – Уж очень он угрюм был в последние дни. А вчера на целый день уезжал куда-то. Митя, правда, любил иногда выезжать в горы или соседние колхозы, но никогда не делал из этого секрета, а вчера почему-то не сказал мне, куда ездил.

– Да, странно все это… – задумчиво проговорил Евгений.

– Очень странно! – возбужденно подтвердил Назимов. – Вон дядя Рустам радиомачту поправляет. Попробуй расспросить его, Женя. Может быть, известно ему, куда ездил вчера Дмитрий? Я уже спрашивал его, но мне он не ответил ничего, чувствую, однако, что ему известно что-то.

И, не ожидая согласия Евгения, Назимов высунулся в окно и крикнул коменданту базы Рустаму Садыхову, прозванному Пехлеваном (богатырем) за его атлетическое телосложение:

– Дядя Рустам, зайди, пожалуйста, на минутку! Спустя несколько минут огромная фигура коменданта с трудом втиснулась в окошко домика Астрова.

– Салам алейкум, Женя! – поздоровался дядя Рустам с Кургановым. Всех на базе, кроме начальника, называл он по имени.

– Алейкас салам! – отозвался Евгений и спросил, не знает ли дядя Рустам, куда ездил вчера Астров.

– Не знаю, – хмуро ответил Рустам. – Утром оседлал я Мите Мюнаджима, а вечером принял его обратно. Ни Мюнаджим, ни Митя не сказали мне ни слова, куда ездили.

Мюнаджимом, или Звездочетом, звали любимого коня Астрова, на котором он часто выезжал на прогулку в горы.

– Ты не шути, дядя Рустам, – серьезно заметил Евгений. – Пропал ведь человек…

– Знаю, – ответил Рустам и снова нахмурился. – Сам искал его по всей базе. Даже в соседних колхозах наводил справки. А вчера самому мне странным показалось, что не сказал Митя, куда ездил. Даже на вопрос мой не ответил. Очень задумчивый был. Может быть, не расслышал, о чем я его спрашивал? Больше того тебе скажу: всю ночь не спал Митя. До утра огонь в его окне горел. Никогда раньше не сидел так поздно.

Все услышанное Кургановым от Муратова, Назимова и Рустама обеспокоило его не на шутку, и он решил немедленно идти к Сарычеву.

ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР

Было уже темно. В квартире Антона Кирилловича горел свет. Он писал что-то за своим огромным письменным столом, уставленным разными безделушками. Через окно Курганову было видно его сухое, узкое лицо, склонившееся над какой-то бумагой.

Евгений постучал в оконное стекло. Сарычев вздрогнул и, щуря близорукие глаза, стал всматриваться в темноту.

– Кто там? – спросил он. – А, это вы, Евгений Николаевич? Заходите.

Курганов вошел. Антон Кириллович предложил ему камышовое кресло и коротко спросил:

– По поводу Дмитрия Ивановича?

– Да, – ответил Евгений, все еще не садясь в предложенное кресло. – Что бы это могло значить, Антон Кириллович?

У Сарычева было бледное лицо, в глазах светился какой-то тревожный огонек.

– Ничего не могу понять… – растерянно проговорил он.

– Но все-таки, – настаивал Курганов, – есть же у вас какое-нибудь предположение? Он ваш ученик, вы лучше других должны его знать. Кроме того, в последние дни…

– Вот именно, «в последние дни»! – вспыхнул вдруг Сарычев. – Не результат ли это «последних дней»?

– Объясните яснее, – нахмурился Курганов, не совсем еще понимая мысль Сарычева, но уже догадываясь, к чему он клонит.

Антон Кириллович ответил не сразу. Помолчав, он произнес медленно, с трудом подбирая нужные слова:

– Я полагаю, что его сильно обидело решение комиссии – Совершеннейшей бестактностью было с их стороны заявить Дмитрию Ивановичу, что он занимается бесплодными экспериментами…

– Зачем же вы утрируете так заявление комиссии? – возмутился Евгений. – Никто не говорил Дмитрию о бесплодности его экспериментов. Ему лишь посоветовали не спешить с постановкой новых опытов, а серьезно изучить уже достигнутые результаты. Я лично считаю такой совет мудрым. В последний год Дмитрий ведь почти не продвинулся вперед в своих поисках сверхсветочувствительного металла для фотоэлементов. Он попросту топтался на месте, нервничал и, видимо, совершал ошибки. Ему нужно было переменить тактику в достижении своей главной цели: заняться временно другим делом, попытаться реализовать уже достигнутые результаты И, кто знает, может быть, это подсказало бы ему новое, более удачное решение трудной задачи. Что же обидного в таком совете комиссии?

Антон Кириллович нервно теребил какую-то бумажку. Не глядя на Курганова, он заметил раздраженно:

– Вам не понять этого, Евгений Николаевич, а я очень остро чувствую… Когда я в одиночку трудился над такой же проблемой, надо мною просто посмеивались, обрекая всю мою идею на полную неудачу. Вы и представить себе не можете, как было обидно!

Антон Кириллович резко поднялся, прошелся по комнате и торопливо выпил несколько глотков воды.

– Но в отношении меня это еще было понятно, – продолжал он, немного успокоившись, – я достиг лишь ничтожных результатов: коэффициент полезного действия моих фотоэлектрических батарей составляет не более полутора-двух процентов. А ведь Астров добился большего! Он уже аккумулирует с помощью фотоэлементов электрический ток значительной силы и достиг бы вскоре еще больших успехов. – Антон Кириллович тяжело вздохнул и добавил, понизив голос: – И вот, вместо того чтобы поддержать талантливого ученого, ему становятся поперек дороги…

– Кто становится?! – почти выкрикнул Евгений, начиная терять терпение. – Что за ересь вы несете, Антон Кириллович! Честное слово, у меня такое впечатление, что вы сами кружите голову Астрову. Во что бы то ни стало хотите вы доказать всем, что идея использования солнечной энергии с помощью фотоэффекта чуть ли не единственно верная и, главное, легко осуществимая. Воспользовавшись первыми успехами Астрова, вы уже видите скорую и полную его победу, суетитесь, спешите, торопите Дмитрия. Но ведь это же несерьезно!

Сарычев сидел нахмурившись, ссутулясь и как-то вдруг постарев. Он хотел возразить что-то Курганову, но Евгений энергичным жестом остановил его и повысил голос:

– Нет, уж вы выслушайте меня до конца! Не часто ведь случается такой откровенный разговор между нами. Мне кажется, ошибка ваша в том, что вы единолично хотите решить эту трудную проблему. Отсюда и спешка ваша, и суета, и даже, пожалуй, обидчивость. Вас ведь в этом именно и обвиняли всегда, а вовсе не в том, что вы взялись за безнадежное дело. Я лично глубоко убежден, что решение этой задачи посильно только большому, дружному коллективу. Разве не ясно уже теперь, что не обойтись вам без опытных химиков в поисках светочувствительных металлов для фотоэлементов? Да и многие другие вопросы гораздо легче было бы решить сообща. Вы-то этого, может быть, уже и не в состоянии понять, но Дмитрии поймет рано или поздно. Откровенный разговор с председателем комиссии, мне кажется, открыл ему глаза на многое. Не сгущаете ли вы краски, предполагая, что он обиделся за что-то?…

– Я не предполагаю, – раздраженно перебил Евгения Сарычев, – я убежден в этом! Дмитрий Иванович намеревался даже поехать в институт и лично высказать директору свое возмущение.