ДНИ ПОРАЖЕНИЙ И ПОБЕД - Егор Гайдар

Многое зависело от того, в какой мере Запад поверит в серьезность российских реформ, сумеет ли подойти к их перспективам не с позиций бухгалтерских выкладок, а с точки зрения социально-политической стратегии. Ну, а сам ход реформ, как уже сказано, будет в течение ближайших месяцев испытывать на себе сильнейшее воздействие со стороны наших соседей по рублевой зоне. Отсюда – предельная значимость попытки договориться с республиками если не о сердечном согласии, то хотя бы о соблюдении цивилизованных норм при разводе.

Первое заседание нового органа – Межреспубликанского экономического комитета, – которое проводит его председатель И.Силаев, оптимизма в оценке возможностей решить эту проблему не добавляет. Хотя Союз еще формально существует, республики фактически уже абсолютно независимы. Обсуждать вопросы координации бюджетной, денежной политики никто не хочет – это суверенное дело каждой из них. Единственный вопрос, вызывающий по-настоящему практический интерес, – как поделить союзный золотой запас. К информации, что делить почти нечего, отношение скептическое: знаем, не обманете, наверное, припрятали, надо создать комиссию… По большинству остальных вопросов – от цен на энергоносители до раздела Алмазного фонда – образуется широкая коалиция: почти все республики против России. Общее настроение откровеннее других формулирует украинский премьер В.Фокин: союзная собственность на территории его республики, разумеется, принадлежит Украине, а такая же на территории России – всем республикам.

Единственный из республиканских лидеров, на чью поддержку я могу рассчитывать при обсуждении общеэкономических вопросов, – Г.Багратян, тогда первый вице-премьер, впоследствии премьер Армении, убежденный рыночник, мы знакомы еще с восьмидесятых годов по экономическим семинарам. Но у Армении сейчас столько проблем, что эта поддержка, скорее, только моральная.

Наше положение на переговорах осложняется тем, что огромная, еще плохо поддающаяся управлению, не имеющая своих таможен Россия хуже других приспособлена к бартерной торговле. Более "компактные" республики – проворнее, они уже научились напрямую, через голову российских федеральных властей, договариваться с ее регионами. Что с того, что без среднеазиатского хлопка останавливаются ивановские ткацкие фабрики? Кого волнует, что Москва, Санкт-Петербург и Урал сидят без сахара, если Украина на свой сахар может выменять тюменскую нефть? А Узбекистану нужен лес, и он придет из Красноярска в обмен на овощи и фрукты…

Отношение к провозглашенному Россией курсу на экономические реформы двойственное. Премьеры понимают, что либерализация цен неизбежна. И вместе с тем, все, за исключением Г.Багратяна, хотят, чтобы всю политическую ответственность за ее проведение в полной мере взяла на себя Россия. Тогда можно будет, вернувшись из Москвы, рассказать недовольным людям, что с такой жесткой, антинародной мерой пришлось смириться скрепя сердце,под российским диктатом.

Нужно признать, что, несмотря на все наши старания, долготерпение и мягкую настойчивость, ни о чем путном договориться на этом совещании не удалось. Разве что показать другим его участникам, что ни о каком разделе собственности на территории России речи быть не может и никакие блоки поколебать ее волю к реформам не в состоянии. Но это слабое утешение. Опасность разрушительного воздействия соседей по рублевой зоне на российскую экономику сохранялась.

Финансовые трудности усугублялись тем, что в 1991-1992 годах под влиянием международных санкций против Югославии из-за прекращения в связи с этим экспорта по нефтепроводу "Адрия", а также из-за снижения спроса на нефть в Чехии, Польше, Словакии, Венгрии и неразберихи, которая возникла с вывозом нефти через порты Балтии и Украины, возможности традиционного экспорта российского топлива серьезно снизились.

К тому же на протяжении последних двух лет на фоне борьбы и противостояния Союза и России, общей дезорганизации власти, разгула коррупции, которая к тому времени уже получила широчайший размах, количество выданных разными правительственными органами квот и лицензий на вывоз нефти вышло далеко за пределы здравого смысла. Квота стала тогда как бы "философским камнем", позволявшим почти мгновенно превращать обесценивающийся рубль в доллары. Если рыночный курс обмена в конце 1991 года равнялся 170 рублям за доллар, то, раздобыв официальную квоту, за каждый доллар нужно было заплатить всего один рубль. Таким образом, даже при немалых взятках чиновникам эффективность квоты уже в момент ее получения составляла более десяти тысяч процентов в день. Причем, обретя эту воистину волшебную бумажку, можно было никакой нефти не покупать и не экспортировать, а тут же перепродать полученное разрешение тем, кто нефтью занимается, – и состояние в кармане.

Мы разом и решительно перекрыли этот денежный кран: выдача индивидуальных квот посредническим структурам прекращалась. Они подлежали распределению между производителями пропорционально уровню добычи. Все ранее выданные квоты и лицензии подлежали проверке и перерегистрации, для чего была создана оперативная комиссия во главе с министром топлива и энергетики Владимиром Лопухиным. Указ об этом был подписан одним из первых.

Именно этот указ еще до начала реформ, до либерализации цен, взметнул первую мощную волну ненависти к правительству. Представители влиятельнейших группировок ринулись в приемные Ельцина, Хасбулатова, к микрофонам зала заседаний Верховного Совета, в редакции газет, на радио и телевидение. Жаловались, угрожали, требовали…

На меня пытались воздействовать и иначе, так сказать, интеллигентным путем. Приходили уважаемые люди, академики, писатели, художники, знаменитые актеры. Излагали суть действительно важных и неотложных проблем: спасение науки, культуры, детское питание, помощь соотечественникам за рубежом… Но к концу разговора, раз за разом, как чертик из коробки, выскакивал из-за их спины выбива-тель квот. Посетитель вкрадчиво сообщал: есть фирма (предприятие, общественная организация, фонд и т.д.), которая берется решить наш вопрос, Денег не надо, деньги есть. И нефти не нужно, тоже у фирмы есть. Нужна лишь малость – квота на ее вывоз… И дальше, в зависимости от наглости предпринимателя, которому удалось втереться к уважаемому деятелю в доверие, называлась цифра от 100 тыс. до 18 млн тонн.

Правительство устояло. Но с трудом. За счет непопулярных, но неизбежных мер.

Еще раз напомню: в конце 1991 – начале 1992 года республики бывшего Союза могли расплачиваться за российские экспортные товары, прежде всего за нефть, просто создавая из воздуха ничем не обеспеченные рубли. Поставить заслон подобной практике и одновременно получить хоть какой-то рычаг воздействия на республики, который бы сдерживал их денежную эмиссию, позволяло, вплоть до введения национальной российской валюты, только одно- регулирование объема направляемых к ним из России топливно-сырьевых товаров. Сделать это нормальным, рыночным путем было невозможно,так как республики, создав пустые рубли, могли заплатить ими любую пошлину, а затем, реэкспортировав нефть, получить за счет России огромную прибыль. Ограничение объема поставляемых им топливно-энергетических ресурсов и форсированное развитие российской таможенной службы давали хоть какую-то возможность уберечь российскую экономику от разрушительных действий соседей по рублевой зоне.

…В замысел встречи в Беловежской Пуще президент меня не посвящал. Сказал только, что надо лететь с ним в Минск, предстоит обсуждение путей к усилению сотрудничества и координации политики России, Украины и Белоруссии.

К этому времени, после референдума о независимости Украины, от власти и авторитета Союза уже практически ничего не осталось, кроме все более опасного вакуума в управлении силовыми структурами.

Вечером, по прилете, пригласили белорусов и украинцев сесть вместе поработать над документами встречи. Собрались в домике, где поселили меня и Сергея Шахрая. С нашей стороны были Бурбулис, Козырев, Шахрай и я. От белорусов – первый вице-премьер Мясникович и министр иностранных дел Кравченко. Украинцы подошли к двери, потоптались, чего-то испугались и ушли. Именно тогда Сергей Шахрай предложил юридический механизм выхода из политического тупика – ситуации, при которой Союз как бы легально существует, хотя ничем не управляет и управлять уже не может: формулу беловежского соглашения, роспуска СССР тремя государствами, которые в 1922 году были его учредителями.

Мне идея показалась разумной, она позволяла разрубить гордиев узел правовой неопределенности, начать отстраивать государственность стран, которые де-факто обрели независимость. Никто из присутствующих не возразил. Начали вместе работать над проектом документа, где излагалась сформулированная идея. Было очень поздно, около 12 ночи, технический персонал решили не беспокоить, я стал сам набрасывать на бумаге текст. В 4 утра закончили работу. Андрей Козырев взял бумаги, понес к машинисткам. Утром паника в технических службах. Выяснилось – Козырев не решился в 4 утра будить машинистку, засунул проект декларации под дверь, по ошибке не под ту. Но когда рано утром хватились – времени для расшифровки уже не оставалось, разобраться в моем, надо сказать, на редкость отвратительном почерке мало кому удается. Пришлось идти самому диктовать текст. Так что если кто-то захочет выяснить, на ком лежит ответственность за Беловежское соглашение, отпираться не буду – оно от начала до конца написано моей рукой.