Возмущение праха - Наль Подольский

— Я озадачен — не то слово… Значит, за сто лет красивое безумие превратилось в программу, не просто научную, и даже не социальную, а прямо-таки в какую-то глобальную.

— Ты жестковат, однако.

— Но ведь сказано: по плодам узнаете их. А плоды пока, извини…

— Ни одна великая идея не входила в жизнь гладко. В каждом деле есть замысел и механизм воплощения. Здесь замысел величайший, а воплощают люди. Нам свойственно ошибаться, но мы осознаем себя исключительно как инструменты высшего разума.

— И все-таки ты же понимаешь — грехи механизма воплощения могут погубить любой замысел.

— Конечно понимаю. Конечно, все понимают. Конечно, риск огромен и дерзость беспримерна. И тем не менее мы в этом деле — инструменты высшего разума.

— Хорошо, а теперь вопрос, который в данной ситуации может задать только сыщик: вы собираетесь восстанавливать всех покойных без исключения? В том числе уродов, дегенератов и преступников? И Сталина, и Гитлера тоже?

— Да, в смысле их возрождения как человеческих единиц. И нет — в том смысле, что они не только не вернутся к своей прошлой деятельности, но и, помня о ней, будут стремиться к изживанию этого наследия. Воскрешение — не бездумный механический процесс, каждый реставратор несет моральную ответственность за того, кого вынашивает. Я ведь уже говорила, что состояние реставратора во многом идентично беременности.

— Тогда кого же вы восстанавливаете? Будут ли это реально существовавшие люди или продукт творчества реставраторов, некая их фантазия на тему усопшего?

— Ты сегодня весьма ехиден… Когда речь идет об обычной беременности, кому в голову приходят такие вопросы? У ребенка есть генетический код, на который накладывается внутриутробное воспитание. И здесь тоже — вот это как раз проверено — воскрешаемый получает свой прежний генетический код, а роль реставратора — заранее блокировать, создать иммунитет к заложенным в коде опасностям, предостеречь от наиболее вероятных ошибок… Ты все еще не понял грандиозность замысла: людям дается уникальная возможность усовершенствования, возможность, расценивая прожитую жизнь как черновик, переписать ее начисто.

— То есть вы хотите переписать историю вспять? Повернуть время вспять — возможно ли это?

— Насчет времени вспять — вполне возможно, мы уже говорили об этом. Его не нужно и поворачивать, оно и так имеет обратное направление. А вот повернуть историческое время вспять — не нужно и невозможно: это будет принципиально иная история человечества, очищенная от скверны, чистовая страница истории.

— Значит, механизм эволюции будет отключен? Это не означает остановки развития?

— Во-первых, при нынешнем состоянии медицины и обилии химикатов в пище, воде и воздухе, механизм эволюции не только отключен, но хуже того, зловредно искажен. Во-вторых, чисто природную, зоологическую эволюцию уже пора прекратить. Ну а в-третьих, вместо стихийной, неуправляемой эволюции возникнет другая — как предполагает Концепция, направленная на усиление инстинктов восстановления предков и очищения жизни человечества.

— Ты хочешь сказать, процесс воскрешения поколений будет неограниченно расширяться? Когда-нибудь очередь дойдет до кроманьонцев и неандертальцев, а потом и до обезьяны? Где-то же надо будет остановиться!

— Ты неподражаем! — Она рассмеялась, как мне показалось, неподдельно весело. — Вопрос об обезьяне, если она вообще имеет к нам отношение, — чисто схоластический, ибо пока бесконечно далек от реальности. Но принципиальный ответ существует: остановиться надо на тех поколениях, где в земную глину, в животное, был поселен Высший разум. Пойми, если Общее дело осуществится, это будет путь к Творцу, к Богу, к Абсолюту — называй как хочешь… и к объединению с другими расами Вселенной.

— Хорошо… возможно, все так и есть… если это реально… А теперь самое главное: им удалось воскресить хотя бы одного человека?

Этот вполне естественный и достаточно невинный вопрос привел ее в смущение.

— Как ни странно, я не знаю.

— Ты — и не знаешь?!

— Ничего удивительного. Они пришли к выводу, что женская сущность изначально неравноценна мужской и женщина не может находиться на высших уровнях Общего дела. Они теперь считают, что не случайно во всех религиях женщины к высшим степеням посвящения не допускались. В Святая Святых мне входа нет, и, может быть, это даже к лучшему… Могу только догадываться, судя по их поведению и возросшей уверенности, что акт воскрешения или акты, и притом успешные, состоялись. Но если это так, то речь может идти только о единицах, с соблюдением сугубой секретности. К масштабным, массовым действиям они еще не готовы. Нужны не только чисто научные, контрольные опыты, но и организационная подготовка — хотя бы законодательная. Это преодолимо, у нас в парламенте есть сторонники. Они считают, сейчас самое удачное время: из всех стран мира Россия — единственная, которая может решиться на такой эксперимент.

Как знать, возможно, они и правы… возможно, все верно рассчитали. Если эксперимент — значит, обязательно Россия. Только этот эксперимент может оказаться пострашнее всех предыдущих… Я почувствовал, что не в силах больше задавать вопросы.

— Знаешь, с меня, наверное, на сегодня хватит. Этот разговор — для меня большая нервная нагрузка. Я ошеломлен, и все это в любом случае грандиозно. Действительно, самая смелая идея века… Но, как сыщик, должен добавить: грандиозные замыслы чреваты грандиозными крушениями.

— Верно, но мы считаем, что это не наш человеческий замысел, а опосредованный через нас замысел Высшего разума, — она улыбнулась, по-видимому желая смягчить упорное стремление оставить за собой последнее слово, — сиречь Божественный.

Поняв, что любая моя реплика послужит поводом для продолжения разговора, я тоже улыбнулся и молча кивнул.

26. ДОКТОР

Смертность сделалась всеобщим органическим пороком, уродством, которое мы уже не замечаем и не считаем ни за порок, ни за уродство.

Перипетии этого дня, и особенно наш разговор, дались Полине нелегко: должно быть, она воспринимала его как некоторое предательство по отношению к своему злополучному Общему делу. К вечеру она была еле жива и, отправившись в постель очень рано, успела, пока я плескался под душем, уснуть тяжелым, воистину мертвым сном.

Наутро, когда я, отлично выспавшись, готовил себе завтрак, она все еще продолжала спать, сохраняя полную неподвижность. Получалось, что если в первые сутки после рекомбинации она была совершенно неуязвимой, подлинной суперменшей, то теперь за это приходилось расплачиваться повышенной возбудимостью и болезненными, по-видимому даже опасными, физиологическими реакциями на психологические Проблемы, и, как это скажется на ней впоследствии, оставалось только гадать. Так что об абсолютной благотворности сеансов рекомбинации не могло быть речи, а думать следовало лишь о соотношении благотворности и вреда.

Впрочем, у меня и без этого было о чем подумать. Я пытался трезво осмыслить полученную вчера информацию, и пока без большого успеха. Мысли вертелись вокруг двух полюсов. Здравый смысл подсказывал, хотя и несколько туповато, простейшую версию: компания талантливых ученых, сбрендившая на идеях безумного философа и собственной вздорной мечте избежать естественной смерти, нашла способ изменять людей физически и психически, превращая их в монстров, и занята болтовней о бессмертии и всеобщем воскрешении, а на самом деле все это сплошная чушь и коллективный бред и серьезных сил на их стороне нет.

Что же, сформулировано неплохо. Естественно, все так и есть. Отсюда простой практический вывод: ноги в руки — и до свидания.

Подожди, Крокодил, не высовывайся: все равно решать буду я, ибо я владею Пальцем. И давай-ка без спешки. У них тоже есть руки, и они могут оказаться достаточно длинными.

А на другом полюсе все это выглядело иначе. Полина точно не сумасшедшая и не дура, голова у нее превосходно работает, и она не врет, говорит то, что думает. Стало быть, хотя разговоры о воскрешении и похожи на абракадабру, его надо признать реальным, равно как и существование скрытого для посторонних глаз, но хорошо организованного мира, круга сторонников, обладающих властью и средствами. И тогда есть смысл, и даже необходимость сотрудничать с ними.

Да как же возможно сомневаться в этом? Их достижения говорят сами за себя, просто граничат с чудесами. И научный уровень очень высок — на пустом месте такого не бывает. А какая у них аппаратура, и устройство помещений — ведь это тоже не зря.

Помолчал бы, Прокопий. Что ты смыслишь в научном уровне и как можешь судить об их достижениях? Тебе показывают фокусы, а ты и рот разинул. Что касается аппаратуры, то именно это и настораживает: настоящая наука редко делается в выставочных комплексах. Шарлатанство нынче бывает очень и очень высококлассное. А у них все прямо-таки витринное, каждая мелочь — с иголочки… Нет уж, скорее я соглашусь с Крокодилом… Впрочем, там тоже крайности. Истина где-то посредине.