Забавы с летальным исходом - Эд Макбейн

Прекрасно, подумала она.

— Но сам музей, разумеется…

— Само собой…

— А вот чаша…

— Да?

— Чашу помещают в сейф, когда выставка закрывается.

Черт, подумала она. Стало быть, придется работать медвежатником.

— Сейф?..

— Да, — кивнул он. — Ну, такой ящик на колесиках. А сами колесики — на шарикоподшипниках. И мы просто завозим эту тележку вниз, в хранилище.

Куда же это вниз, интересно, подумала она.

Оберлинг в разъяснения не вдавался.

— Скажите мне вот что, — начала она, выпрямила ноги, потом снова скрестила, уже по-другому. — Лично вы считаете, это действительно та самая чаша, из которой пил Сократ?

— А разве это имеет значение? — парировал он вопрос вопросом. — Главное — это, легенда. Сам сосуд, пусть даже принадлежавший к пятому веку до нашей эры и выброшенный тогда же на свалку, никакой денежной ценности, как вы понимаете, не имеет. Да и с чисто художественной точки зрения — тоже, поскольку в ту пору ничего примечательного в этом плане не производилось. Золотой век пришелся на два предшествующих столетия. Главное тут легенда, история… Та самая чаша, из которой пил сам Сократ. И это круто меняет дело, и получается, что подобная вещь может стоить целое состояние. Да, есть коллекционеры, готовые поубивать друг друга, лишь бы завладеть подобным раритетом. Вы это понимаете, мисс Хауэлл?

На секунду она забыла, что выступает сегодня под вымышленным именем.

— Поубивать? — расширив глаза, спросила она.

— Да, даже поубивать, можете себе представить, мисс Хауэлл! Человек может так возжаждать нечто, что способен ради этого убить себе подобного.

Секунду-другую ей казалось, что он вот-вот перелезет через стол и продемонстрирует свои слова на деле. Она поправила очки, снова выпрямила и потом скрестила ножки и изобразила легкое смятение.

— Можете себе представить, мисс Хауэлл?

Сигара пыхтела и извергала клубы дыма, точно вулкан, глаза его сверкали.

— Но тогда… Допустим, вдруг такой человек найдется… не полезет ли он в ваш сейф? — с самым невинным видом спросила она. — А кстати, где он находится?

— Никакой сейф не способен остановить подобного человека! — воскликнул мистер Оберлинг.

— Надеюсь, он находится у вас в укромном местечке?..

— А вы, я гляжу, любительница пошутить, — заметил Оберлинг и усмехнулся. — Я и сам обожаю разные укромные местечки… Так про что вы там спрашивали? Сейф?

— О Боже мой!.. — кокетливо и томно протянула она и снова шевельнула ножкой. — Нет, я ничего такого в виду не имела, — и она закинула ногу на ногу. — Просто я хотела… Хотела сказать, надеюсь, этот человек, который готов убить ради сокровища…

— Да, ради того, чтобы завладеть им. Просто владеть и даже не показывать никому другому. Сидеть и любоваться им в одиночку…

Глазами он так и пожирал ее стройную ножку, от щиколотки до бедра.

— Советую быть поосторожнее, — сказала она.

— В смысле?

— Ну, с этой чашей. Стоит убедиться, что сейф или это хранилище действительно надежное и безопасное место.

— Смею думать, что да. Корпус из нержавеющей стали, вделан в бетонную стену толщиной четыре фута, — сказал он.

— Да, тогда, пожалуй, он действительно надежен, — протянула она.

— Будьте уверены, — сказал он. — Послушайте, мисс Хауэлл, не хочу показаться слишком прямолинейным или назойливым…

— О Боже, а времени-то уже сколько! — воскликнула она. Захлопнула блокнот, резко встала, сверкнув напоследок ослепительной красоты бедром. — Пора бежать. Так что в первый же понедельник после открытия ищите в журнале статью, мистер Оберлинг. Надеюсь, что оправдаю ваше доверие.

— Я просто подумал, нельзя ли как-нибудь позвонить вам и…

— Страшно рада была познакомиться, — сказала она, сделав вид, что вовсе не слышала этих последних его слов. — Огромное спасибо, и извините, что отняла столько времени, мистер Оберлинг.

— Всегда рад, — ответил он и, низко склонив голову, поцеловал ей руку.

Ей стало почти жаль его.

Квартирная хозяйка Донофрио сообщила Мэтью, что ее жилец три раза в неделю ходит поразмяться в спортклуб под названием «Эн Стамина». Мэтью подъехал к зданию клуба в десять утра во вторник. Тренировочные залы располагались на втором этаже, над банком, из окон открывался вид на Хвост. День выдался удушливый и жаркий, но в просторном зале были установлены кондиционеры, чтобы создать все условия людям, явившимся сюда обрести форму или поддержать ее. Директор клуба, мускулистый тип, отдаленно напоминавший Брюса Уиллиса, указал Мэтью, где находится Донофрио. Мэтью вежливо поблагодарил его, пересек зал и оказался в дальнем его конце, у окна, где Донофрио карабкался по некоей системе движущихся лестниц. Вокруг, изнуряя себя различными упражнениями, занимались мужчины и женщины в тренировочных костюмах. И Мэтью в костюме из индийской льняной полосатой ткани вдруг почувствовал себя неуклюжим и мешковатым.

Честно говоря, он никогда не понимал женщин, которые ценили в мужчине мускулы. Да и мужчин, которые усердно их качали, тоже. Во всяком случае, не те мускулы, что образуются в результате длительных упражнений на странных приспособлениях, которые выглядели так, словно их забросили из космоса, с чужой планеты. Или мускулы, полученные в результате подъема тяжестей — он всегда подозревал, что от этого может образоваться грыжа или что штанга может вдруг обрушиться на грудь и раздавить ее, как раздавили грудь Джайлзу Кори в деревне под названием Салем,[30] когда он отказался сознаться, что занимается колдовством.

Никогда не понимал Мэтью и людей, уверявших, что получают наслаждение от подобного рода тренировок. Сам он наслаждался, играя в теннис, но ведь теннис по сути своей и является игрой. Потеть и напрягаться, поднимая штангу, карабкаться по лесенке или же пробегать по движущейся лестнице конвейера — все это куда больше напоминало тяжкий труд, а не игру. Не случайно же сами спортсмены говорят: «Хорошо сегодня поработал». Именно «поработал», а не «поиграл». И еще, раз уж зашла о том речь, Мэтью терпеть не мог мужских раздевалок. Там разило потом и бегали жирные волосатые парни, тряся и болтая своими драгоценными яйцами. Нет, настоящее удовольствие можно получить, лишь раздеваясь перед женщиной. При одной мысли об этом у него закружилась голова. Так теперь частенько с ним случалось после комы.

Уоррен и Гутри так хорошо описали Донофрио, что он тотчас же узнал его. Мэтью даже подумал, что на нем та же самая одежда, которая была в день их посещения. Низкорослый и крепко сбитый, с черными кудряшками, прилипшими к потному лбу, с толстыми черными бровями, нависшими над темно-карими глазками, с мелко вьющейся порослью волос в вырезе белой футболки. И еще на нем были синие шорты, открывающие плотные волосатые ляжки, не слишком чистые белые носки и поношенные синие кроссовки «Рибок». И он напористо карабкался вверх по лесенке на высоту сто второго этажа Эмпайр-Стейт-Билдинг. Лез, лез и лез, подобно Кинг-Конгу, продолжая свое занятие даже после того, как Мэтью окликнул его:

— Мистер Донофрио?

Он не ответил. У Мэтью возникло ощущение, что этот человек проводит какие-то сложные расчеты в уме. Он не знал, что люди часто считают, особенно когда карабкаются по движущейся лесенке. Майка мокрая насквозь, волосы мокрые, шорты — тоже. Этот Донофрио потел, как свинья. Все тело было мокрое, да что там тело, даже ступени лесенки. И Мэтью вознес Господу молитву: сделай так, чтобы мне не пришлось пожимать ему руку. Однако, похоже, беспокоиться было не о чем — Донофрио словно не замечал его вовсе.

— Мистер Донофрио? — снова окликнул он.

— Да заткнись ты! Я пою, — рявкнул Донофрио.

Мэтью не слышал никакого пения.

И стал терпеливо ждать.

Наконец Донофрио остановил движущуюся лестницу и спрыгнул на пол. Все еще словно не замечая Мэтью, потянулся к вешалке на стене, снял с крючка полотенце, некогда бывшее белым, а теперь серое, в тон носкам, и начал яростно и энергично вытираться. Голову, шею, плечи… От него так завоняло, что Мэтью торопливо отступил на несколько шагов.

— Почти добил эту суку, — хмуро пробормотал Донофрио и начал энергично тереть под мышками.

Мэтью продолжал держаться на почтительном расстоянии.

— Что добили? — спросил он.

— А ты кто такой, а?

— Мэтью Хоуп.

— Знакомое имя, вот только никак…

— Мои помощники, частные сыщики, беседовали с вами в воскресенье утром.

— А, ну да, да… Так чего вам еще надо? Мало, что Мел убили, да?

— Мне очень жаль, что это случилось, — сказал Мэтью.

— Вот поймаю сукиного сына, который это сотворил, и кранты ему! Обещаю!

— Понимаю ваши чувства.

— Да? Как же, как же, понимаете… У вас что, тоже убили девушку?