Забавы с летальным исходом - Эд Макбейн

Мэтью надавил на кнопку звонка.

Ни ответа, ни привета.

Равель грозно гремел в ночи.

Он взглянул на Тутс. Та пожала плечами. Снова надавил на кнопку звонка. Щелчок — и те же яростные аккорды. Он подергал за дверную ручку. И вдруг она подалась. И дверь отворилась — на небольшую щелочку.

— Мисс Шварц? — окликнул он. — Мисс Синклер?..

Она сидела в шезлонге рядом с черными металлическими полками, на которых стояли плейер для компакт-дисков и пара миниатюрных колонок. Равель продолжал щелкать и греметь, повторяя монотонную мелодию, но Мелани Шварц не слышала этого тревожного ритма, Холли Синклер больше вообще ничего не слышала. Голова ее склонилась набок, руки были сложены на коленях ладонями вверх. На ней не было ничего, кроме шелковой комбинации цвета слоновой кости. Ноги широко раздвинуты, ступни подвернуты внутрь, отчего она очень походила на девушку-подростка, какую-нибудь модель Келвина Кляйна — за тем, пожалуй, исключением, что вся комбинация спереди была пропитана кровью.

Морри Блум поведал им кое-какие подробности о предыдущем убийстве.

— Нет, я вовсе не хочу сказать, что они как-то связаны, — добавил он.

Они все еще находились на месте преступления. Если верить часам Мэтью, было без десяти десять. Криминалисты все еще «обрабатывали» дом и пляж, посвечивая фонариками. Длинные серебристые лучи прощупывали ночную тьму, мужчины перекликались. «Скорая помощь» все еще стояла у обочины в ожидании тела Мелани — медэксперт еще не закончил предварительного осмотра. На крышах полицейских автомобилей, припаркованных под углом к тротуару, отбрасывали желтые и красные отблески мигалки. На противоположной стороне улицы, за ограждением, выставленным полицией, собралась кучка зевак. Люди тянули шеи, стараясь разглядеть дом, в котором произошло кровавое убийство. Квартиры в этом районе были относительно дешевы, а потому тут жило много молодежи. Кроме дешевизны, молодых людей притягивал также бар «Сони», расположенный в восьми кварталах отсюда, где по ночам гремел рок-н-ролл, словно посылая пульсирующие сигналы каким-нибудь пришельцам с Марса. На тротуаре, за полосатыми лентами ограждения, было полно мотоциклистов.

— Прежде всего, — говорил Блум, — мы проверили через фебов кредитную карточку и водительские права Лоутона. Нет, приводов и сроков за ним не числится. А вот в армии он служил, и потому в досье имеются его отпечатки. И они совпали с несколькими отпечатками на его удостоверении. Тоже мне, нашел чем удивить, скажете вы. Да он, наверное, десять тысяч раз его трогал…

— Ты сказал, с «несколькими»?..

— Именно, Мэтью.

— Ну а как насчет остальных?

— Женские. Так мы, во всяком случае, думаем.

— Думаете?

— Ну или мужчины с очень маленькими руками, — сказал Блум. — Как бы там ни было, но и на них тоже ничего нет. Не значатся ни в штате, ни у фебов. Тут выяснилась только одна занятная деталь. Оказывается, Коррингтона убили вовсе не там, где было обнаружено тело. То есть не на пляже за домом миссис Доб. Патологоанатом считает, что в противном случае на месте преступления было бы гораздо больше крови. И истекал он кровью… надо сказать, кровопотеря была огромной, где-то совсем в другом месте. А вот где именно, мы пока что еще не выяснили. И уже потом его перенесли на пляж и бросили там. Это что касается Коррингтона, но ничего больше пока раскопать не удалось, — сказал Блум и удрученно покачал головой. — И вот теперь у нас возникает новый труп. Только способ на сей раз иной, ей выстрелили в грудь. Бог знает сколько раз, уж больно много крови… Что вы можете о ней сказать? Вы должны знать о ней кое-что любопытное, иначе зачем было звонить в дверь и входить. Я прав или нет?

Мэтью рассказал ему все, что знал о Холли Синклер, она же Мелани Шварц. Рассказал о том, что она жила на севере с Джеком Лоутоном и занималась в одной театральной студии с Эрнстом Коррингтоном. Рассказал о том, что, по предположениям ее преподавательницы, Мелани была лесбиянкой…

— А кто она такая, эта преподавательница?

— Женщина по имени Елена Лопес.

— Из наших краев?

— Нет, с севера.

— Ты с ней говорил?

— Нет, не я. Детектив по фамилии Карелла.

— Не знаю никакого детектива по фамилии Карелла.

— Да он тоже не отсюда. 87-й участок, — сказал Мэтью. — С севера.

— Сроду не слыхивал ни о нем, ни о его участке, — проворчал Блум. — Так эта учительница сказала ему, что жертва была лесбиянкой?

— Да.

— Тогда с какой такой радости она жила с Лоутоном? — спросил Блум.

— Она была бисексуалка, — вставила Тутс.

— Это что, тоже Карелла сказал?

— Нет. Как раз сегодня вечером я говорила в баре «Лиззи» с ее друзьями.

— И они утверждают, что она может и так, и эдак?

— Да.

— О’кей. Что еще?

Мэтью сказал, что Мелани встречалась также с мужчиной по имени Питер Донофрио, который был отпущен досрочно из тюрьмы, куда попал за наркотики.

— Ты смотри… До чего ж любвеобильная была девица! — заметил Блум. — И эти сведения тоже пришли от Кареллы?

— Не совсем так. Косвенным образом.

— Да… Трудолюбивый парень, ничего не скажешь, — протянул Блум.

— Он очень нам помог, — сказал Мэтью.

— Ладно, Бог с ним, — сказал Блум. — И где же проживает этот тип Донофрио? Тоже на севере, что ли?

— Нет. Здесь, у нас. В Калузе.

— Ты лично с ним говорил?

— Нет.

— Или все тот же Карелла?

— Гутри и Уоррен.

— И Донофрио дал вам этот адрес?

— Нет. Человек по имени Риген. Администратор театра «Волна и песок».

— Сказал, что жертва живет здесь?

— Сообщил последний известный ему адрес, — ответил Мэтью.

— Джимми! — заорал Блум, и обернулся к темноволосому, небольшого росточка мужчине, который говорил с фотографами из полиции.

— Чего? — откликнулся он и зашагал к ним.

— Ты владельцу дома дозвонился?

— Да, уже едет.

— Хорошо. Знакомьтесь, Джимми Фалько, — представил своего помощника Блум. — А это Мэтью Хоуп… Тутс Кили…

Фалько оглядел Тутс с головы до ног.

— Мы раньше встречались? — спросил он.

— Что-то не припоминаю, — ответила та.

— Извините. Просто лицо показалось знакомым, — сказал Фалько. — Здравствуйте, очень приятно.

— Так она что, играла в этом театре? — спросил Блум Мэтью.

— Работала официанткой.

— Ну а где-нибудь вообще она играла? На севере, здесь, в другом месте?

— Не знаю.

— Стало быть, твой Карелла тебе не сказал, да?

— На севере она брала уроки актерского мастерства, — ответил Мэтью. У него появилось ощущение, что Блум далеко не в восторге от того, что некий коп с севера сует нос в его дела. — Сомневаюсь, чтоб она где-либо работала актрисой. Вернувшись во Флориду, она…

— Когда это было?

— Первого декабря. Так вот, она какое-то время побыла с матерью в Сент-Пите, потом приехала сюда. Семнадцатого января.

— Откуда эти сведения?

— От матери и Донофрио.

— Извини, Мори, — сказал Фалько и зашагал прочь, по направлению к невысокому лысому мужчине в бермудах и пестрой гавайской рубашке с короткими рукавами. Очки, длинный нос, усы. И Мэтью вдруг показалось, что, если этот тип снимет очки, вместе с ними отпадут и длинный нос, и усы. У него также возникло ощущение, что некогда déja vu.[29]

— Мистер Ипворт, — сказал Фалько. — Это детектив Блум, он проводит расследование. Знакомься, Мори, это Морис Ипворт.

— Добрый вечер, мистер Ипворт, — сказал Блум.

Два Мориса обменялись рукопожатием. Морис Ипворт чувствовал себя явно не в своей тарелке. На Морисе Блуме была рубашка с галстуком и пиджак. Примерно так же был одет и Мэтью. И, похоже, Ипворт прикидывал в уме, что и ему, пожалуй, стоило бы одеться поприличнее, особенно с учетом того, что событие произошло серьезное, как-никак убийство. Но, с другой стороны… тут же, черт побери, Флорида! И все же он явно нервничал. Что ж, можно понять. Ведь в одном из его домов обнаружили труп. Мэтью, слегка приподняв брови, осведомился, могут ли они с Тутс присутствовать при беседе. Блум еле заметно кивнул, однако Ипворту их не представил. Пусть этот коротышка в очках, с длинным носом и усами думает, что и они как-то связаны с полицией.

— Ужасно, просто ужасно… — пробормотал Ипворт, стараясь, видимо, разбить холодок, сразу возникший между ним и этой троицей. Акцент типично британский. Что ж, иногда и британцы тоже переезжают в Калузу.

— Ужасно, — согласился Блум.

Мэтью прикинул в уме. Должно быть, за всю свою жизнь полицейскому Блуму довелось перевидать десять тысяч шестьсот тридцать восемь жертв со смертельным огнестрельным ранением.

— И долго она у вас прожила? — спросил Блум.

Ипворт даже вздрогнул — словно не ожидал, что ему вот так, сразу, будут задавать вопросы.