Пейтон-Плейс - Грейс Металиус

— Я слышал, он хотел бритвой перерезать себе горло.

— Вскрыл вены разбитой бутылкой.

— Они переругались и схватились за ножи. Перепились, конечно.

Скорая помощь четыре раза подъезжала к подвалу. Первым увезли Кенни, последним — Лукаса.

С краю толпы, крепко держа за руку маленького брата, стояла Селена Кросс. Когда из подвала вытащили кричащего, ругающегося, воюющего с воображаемыми насекомыми Лукаса, Сачена почувствовала, как Джо прижался к ней, зарылся головой в юбку. Водитель скорой помощи и его помощник заломили Лукасу руки и, крепко держа его за холку, тащили через газон напротив дома Стернса.

— А вот и Лукас Кросс! Осторожно!

Толпа веселилась, наблюдая эту картину Лукас упирался ногами в землю, изо всех сил сопротивляясь медбратьям, которые тащили его к машине.

— Осторожно! — кричал он и прятал лицо в белые халаты.

— Все в порядке, Лукас, — успокаивал его д-р Свейн. — Все будет хорошо. Иди с этими ребятами, они тебе помогут.

Лукас, не узнавая, посмотрел на доктора.

— Осторожно! Не давайте им подобраться ко мне! Они съедят меня живьем!

Джо Кросс заплакал, но глаза Селены оставались сухими, она с ненавистью смотрела на Лукаса.

«Ничтожество, — подумала она. — Трясущийся ублюдок. Пьянь. Как бы я хотела, чтобы ты подох».

— Осторожнее, — крикнул кто-то из толпы. — Он вырывается!

Лукас вырвался из рук одного из медбратьев и пнул второго в пах. Потом он начал бегать по газону, шатаясь, хлопая себя по плечам и ляжкам и одновременно пытаясь закрыть лицо руками.

— Осторожно! — кричал он в толпу. — Они все покрыты плесенью!

Толпа взревела, Селена сплюнула сквозь зубы.

— Хоть бы ты сдох, сукин сын, упал бы сейчас и подох.

Джо прижался к ней мокрым от слез лицом.

Чарльз Пертридж выждал, пока Лукас окажется как раз напротив него, и принял беднягу в свои медвежьи объятия.

— Пошли, Лукас, — мягко сказал д-р Свейн. — Пойдем со мной. Все будет хорошо.

Наконец удалось запихнуть Лукаса в машину и захлопнуть за ним дверь, но толпа все еще слышала его крики:

— Осторожно! Осторожно!

Скорая помощь уехала, и Селена потрясла Джо за плечо.

— Пойдем, милый. Пошли, скажем Ма, что мы наконец увидели его.

Они отделились от толпы, и многие повернулись, глядя им в спину.

— Вон идут дети Лукаса.

— Какой позор, ведь у него семья.

— Не понимаю, как его жена терпит все это.

— Дети, вот кого мне жаль.

— Ну, эти, из хижин, все такие.

«Заткнитесь, — хотелось закричать Селене, — заткнитесь, мне не нужна ваша вонючая жалость, просто заткнитесь».

Она шла, подняв голову, будто вокруг никого не было, и так, не поворачивая головы, пошла по улице Вязов, держа за руку маленького брата.

— Я пойду с тобой, — услышала она голос у себя за спиной.

Селена оглянулась.

— Я в тебе не нуждаюсь, Тед Картер, — сказала она, выплескивая на него свою боль и злость на толпу. — Возвращайся на свою колею, твои старики много потрудились, чтобы проложить ее, не сходи с нее, а то скатишься к хижинам.

Тед взял ее за руку, она была холодной и напряженной. Селена вырвалась.

— Ты мне не нужен, — сказала она. — Мне никто не нужен. Прибереги свою вшивую жалость для того, кто в ней нуждается. Понял? Проваливай.

Интуитивно Тед понял, что сейчас ему лучше промолчать. Он обошел Джо с другой стороны и взял малыша за руку. Джо почувствовал себя почти уютно.

— Перестань, Селена, — сказал Джо. — Пошли домой.

Три детские фигурки шли по главной улице Пейтон-Плейс. Молча они дошли до конца заасфальтированной улицы и пошли дальше по замерзшей грязной дороге. Когда они приблизились к хижине Кроссов, Джо вырвался у них из рук.

— Пойду, расскажу Ма, — сказал он и побежал к двери.

Селена и Тед молча, не двигаясь, стояли на дороге. Потом Тед обнял ее за плечи и прижал к себе. Он не целовал ее, просто обнял и не отпускал. Наконец Селена заплакала. Она не шевелилась и не всхлипывала, только по ее горячему, мокрому лицу можно было понять, что она плачет.

— Я люблю тебя, Селена, — шепнул Тед.

Она плакала так, пока не начало ныть все тело. Если бы Тед отпустил ее, Селена просто упала бы на землю. Он взял ее за руку и повел к краю дороги. Селена послушно, как идиот или лунатик, шла за ним. Тед усадил ее на промерзшую землю, сел рядом, обнял, прижал ее лицо к своему плечу и стал гладить по волосам замерзшей рукой.

— Я люблю тебя, Селена.

Он расстегнул пальто и укрыл ее одной полой.

— Я люблю тебя, Селена.

— Да, — пробормотала Селена. Это не был ни вопрос, ни выражение удивления, она просто соглашалась.

— Я хочу, чтобы ты была моей девушкой.

— Да.

— Навсегда.

— Да.

— Я закончу школу, и мы поженимся. Ждать совсем недолго, только четыре года и еще чуть-чуть.

— Да.

— Я собираюсь стать адвокатом, как старина Чарли.

— Да.

— Но мы должны пожениться до того, как я поеду учиться в колледж.

— Да.

Они долго тихо сидели напротив дома Селены. Свет в хижине погас, темнота вышла из леса и окружила их. Селена сидела, прислонясь к Теду, как тряпичная кукла. Когда он поцеловал Селену, ее губы были мягкими, они и не сопротивлялись, и не отвечали ему. Когда он ее обнял, она и не отстранилась от него, и не прижалась к нему. Она просто была рядом и послушна ему.

— Я люблю тебя, Селена.

— Да.

Пошел снег. Мороз спал под напором больших, густо падающих хлопьев снега, которыми вскоре покрылось все вокруг.

ГЛАВА XXI

Эллисон лежала в постели и прислушивалась к звучанию зимы. Снег едва слышно, как сахар, насыпаемый в горячий кофе, шуршал по стеклу в окне ее комнаты, а потом тихонько засыпал весь подоконник. Это было так чудесно, что невозможно было думать об опасности. Ветви гигантских деревьев, обломившиеся под тяжестью снега; сказка об охотнике, обманутом фальшивым теплом белого ковра и умершем от холода; история о чьей-то маленькой собачке, которая потерялась в волшебной, серебряной стране и, попав в сугроб, задохнулась, — все это легко, как боль, стерлось из памяти. Слушая, как снежинки бьются о стекло, Эллисон вспоминала только самое-самое приятное. Она старалась не слышать ветер, который пугал ее своим упорством и силой. Зимние ветра на севере Новой Англии не бывают порывистыми, они дышат, как живые существа, сильно и не затихая. Это дыхание холода и смерти. Эллисон спряталась с головой под одеяло, ей стало страшно, что весна никогда не придет.

Шла вторая неделя февраля, и зима еще долго не собиралась уходить, но у Эллисон было такое чувство, что с приходом весны ее жизнь каким-то чудесным образом изменится. Она постоянно испытывала какое-то смутное беспокойство, но не пыталась выяснить причину его.