Свет земной любви. История жизни Матери Марии – Елизаветы Кузьминой-Караваевой - Елена Обоймина

Порой пишут, что в ответ на послание поэта она «взорвалась неукротимой страстью». Как неуместно это выражение после слов Кузьминой-Караваевой о России, ее беспокойства за родину, неразрывно связанную в ее понимании с именем Александра Блока! Да и могло ли вместить одно-единственное чувство, именуемое страстью, то огромное, что переживалось поэтессой в переломный момент ее жизни?

20. VII.1916

Дженет

Мой дорогой, любимый мой, после Вашего письма я не знаю, живу ли я отдельной жизнью, или все, что «я», – это в Вас уходит. Все силы, которые есть в моем духе: воля, чувство, разум, все желания, все мысли – все преображено воедино и все к Вам направлено. Мне кажется, что я могла бы воскресить Вас, если бы Вы умерли; всю свою жизнь в Вас перелить легко.

Любовь Лизы не ищет царств? Любовь Лизы их создает, и создаст реальные царства, даже если вся земля разделена на куски и нет на ней места новому царству. Я не знаю, кто Вы мне: сын ли мой, или жених, или все, что я вижу, и слышу, и ощущаю. Вы – это то, что исчерпывает меня, будто земля новая, невидимая, исчерпывающая нашу землю…

И хочу, чтобы Вы знали: землю буду рыть за Вас, молиться буду о Вас, все, что необходимо для Вашего равновесия, сделаю. И Вы должны, должны это принять и помнить, что это есть, потому что, повторяю, это исчерпывает меня, это моя радость, это мне предназначено, велено.

И Вы не заблудитесь, потому что я все время слежу за Вашей дорогой, потому что по руслу моему дойду до Вашего русла.

Только когда Вы говорите о скором конце исканий, я вижу, какая мне дана сила (может быть, и власть). Хотя вернее, что такая преобразившая все в одно, голая душа многое может. И если Вы только испугаетесь, если Вам станет нестерпимо, – напишите мне: все, что дано мне, Вам отдам.

Мне хочется благословить Вас, на руках унести, потому что я не знаю, какие пути даны моей любви, в какие формы облечь ее.

Я буду Вам писать часто: может быть, хоть изредка Вам это будет нужно.

Вот пишу, и кажется, что слова звучат только около. А если бы я сейчас увидала Вас, то разревелась бы, и стала бы Вам голову гладить, и Вы бы все поняли по-настоящему, и могли бы взять мое с радостью и без гордости, как предназначенное Вам.

Поймите, что я давно жду Вас, что я всегда готова, всегда, всегда, и минуты нет такой, чтобы я о Вас не думала.

Господь Вас храни, родной мой.

Примите меня к себе, потому что это будет только исполнение того, что мы оба давно знали.

Елиз. Кузьмина-Караваева

Я чуть было не решила сейчас уехать из Дженета разыскивать Вас. И не решилась только потому, что не знаю, надо ли Вам. Когда будет нужно – напишите.

Очевидно, ему это было не надо – он не отозвался. Впрочем, один из литературоведов справедливо заметил, что отвечать на такие письма труднее, чем писать их.

Шесть дней отделяли ее послание от следующего…

26. VII.1916

Вы уже, наверное, получили мой ответ на Ваше письмо. И пишу я Вам опять, потому что мне кажется, что теперь надо Вам писать так часто, как только возможно. Все эти дни мне как-то смутно; и не боюсь за Вас, а все же тоскливо, когда о Вас начинаю думать; может быть, просто чувствую, что Вам тяжело и нудно. И буду Вам писать о всех тех мыслях, которые у меня связаны с Вами.

Начинается скоро самая рабочая моя пора: виноделие; а потом будет, как всегда, тишина; все разъедутся, и я одна буду скитаться по Дженету. И самое странное то, что эти осенние дни ежегодно совершенно одинаковы, – как бы ни прошло время, их разделяющее. Тогда проверяется все, и очень трудно не забыть, что это не круги, а медленно восходящая спираль, что душа не возвращается к старому месту, а только поднимается над ним.

Если же помнить это, то вообще утверждается все пройденное и самое восхождение. А потом становится ясно, что только в рамке дней отдельных движение кажется медленным. И «скучно» только в днях, а за ними большой простор, и влекутся часы быстро.

И насчет нашего пути знаю я, что мы теперь гораздо ближе стали, вот за самое последнее время; ближе друг к другу, и к концу. Мне никогда ни к кому не стать так близко, как к Вам. Будто мы все время в одной комнате живем, – так мне кажется: и еще ближе – будто меня по отдельности нет.

И нелепо выходит, что Вы этого не знаете.

После Вашего письма писала я стихи.

Если Вы можете их читать как часть письма, то прочтите; если же нет, то просто пропустите. Они тогда выразили точно то, что я хотела Вам сказать:

Увидишь ты не на войне,

Не в бранном, пламенном восторге,

Как мчится в латах, на коне

Великомученик Георгий.

Ты будешь видеть смерти лик,

Сомкнешь пред долгой ночью вежды;

И только в полночь громкий крик

Тебя разбудит; Знак надежды.

И белый всадник даст копье,

Покажет, как идти к дракону;

И лишь желание твое

Начнет заутра оборону.

Пусть длится напряженья ад, —

Рассвет томительный и скудный, —

Нет славного пути назад

Тому, кто зван для битвы чудной.

И знай, мой царственный, не я

Тебе кую венец и латы:

Ты в древних книгах бытия

Отмечен, вольный и крылатый.

Смотреть в туманы – мой удел;

Вверяться тайнам бездорожья,

И под напором вражьих стрел

Твердить простое слово Божье.

И всадника ввести к тебе,

И повторить надежды зовы,

Чтоб был ты к утренней борьбе

И в полночь – мудрый и готовый.

Все это ясно, и все это Вы теперь, наверное, уже знаете. А вот «дни» Ваши, тот предел, который надо одолеть, Ваша скука, оторванность, нерожденность, – это так мучительно издали чувствовать, и знать, что это только Ваше, что Вам надлежит одиноко преодолеть это, потому что иначе это не будет преодоленным.

Только одного хочу: Вы должны вспомнить, когда это будет нужно, обо мне; прямо взаймы взять мою душу. Ведь я же все время, все время около Вас. Не знаю, как сказать это ясно; когда я носила мою дочь, я ее меньше чувствовала, чем Вас в моем духе. И опять неточно, потому что тут одно другим покрывается.

Елиз. Кузьмина-Караваева

К сожалению, поэту хватало собственных душевных переживаний, чтобы вспоминать о безответной любви Лизы, «когда это будет нужно». Да и нужно ли это было ему? Блок почему-то все сильнее уставал от общения с этой экзальтированной женщиной и все больше отдалялся от нее. Да и присланные стихи не вызвали в нем ответного отклика. Видимо, Лиза не хотела этому верить, а может, и обманывалась на сей счет. Ведь любящим подобный самообман весьма свойственен!

…мы теперь гораздо ближе стали, вот за самое последнее время; ближе друг к другу, и к концу. Мне никогда ни к кому не стать так близко, как к Вам. Будто мы все время в одной комнате живем…