Опасные гастроли - Далия Трускиновская

— Сдается, я знаю, где это, — сказал Гаврюша. — Если ваш Ваня пропал из цирка прошлой ночью, когда случились и убийство, и похищение девицы, и похищение коней, то у господина директора на примете было не так много мест, где его скрыть. Эти балаганщики в Риге чужие, прикатили и укатили, ни с кем дружбы они тут не водят. Значит, единственное место, куда его могли тайно привести, — эта самая гостиница.

— Но если его привели ночью, то как могли снять для него комнату?

— И снимать не надо было. У де Баха в распоряжении есть комната, за которую уплачено вперед и которая той ночью осталась без хозяина, прости, Господи, его грешную душу.

Я понял, что он имеет в виду Лучиано Гверра.

— Так надобно же проникнуть туда! — воскликнул я.

— С Божьей помощью и проникнем.

Мы выбрались из номера и отправились на поиски Перфила Игнатьевича. Услышав, что нам требуется, он в восторг не пришел.

Староверы — люди высокой нравственности. Взломать чужое помещение для них — основательный грех. Мы долго ему толковали, что в этом помещении, возможно, содержится мой племянник. Наконец его возвышенные соображения уступили место практическим.

— Здесь у нас допоздна не ложатся, — сказал старик. — Сейчас в тот номер ломиться опасно — поднимете шум, народ сбежится. А вот когда все улягутся, тогда и попытайтесь. А я тут ни при чем!

Он объяснил, где расположена комната покойного Лучиано Гверра, и ушел к себе в каморку. А мы волей-неволей вернулись в богато отделанный номер и прилегли на кроватях, спинки которых словно были скопированы с какого-нибудь немецкого собора, со стрельчатыми арками, прорезями, зубцами и прочей совершенно не нужной архитектурой.

— А вот о ком эта бабища не кричала — так это о нашей находке, — сказал Гаврюша. — Все пропажи перечислила, а про эту забыла.

— Может, не знала?

— Чего не знала? Что кто-то из штукарей бабу с собой из самого Петербурга везет? Да ей первым делом про эту бабу донесли.

— Так, может, наша загадочная незнакомка с ней поладила? Про все шашни ей доносила? Оттого фрау де Бах о ней и молчит? — сказал это, я задумался: как-то нелогично у меня получилось.

Но Гаврюша отыскал в моих словах ту логику, о которой я и не подозревал.

— Кого-то по хозяйкиному приказу выслеживала, — сказал он вдруг. — Да и прихватили на горячем, пришлось удирать. Может, девку эту, Клару.

— А что ж рыдала, словно обезумела?

— Так ногу повредила, больно — чего ж не зарыдать? Потому и с нами увязалась — кто-то ей грозился, видать, шею свернуть за подглядывание.

— Складно… А вот что, Гаврюша, нескладно. Если она за кем-то подглядывала, тот человек, надо думать, из компании штукарей. Я его крепко тростью приложил. Не иначе, сломал ключицу. Он же, вместо того чтобы шум поднять, куда-то на конюшню удрал. И, сколько нам удалось сегодня услышать, никто ничего про товарища своего с поломанной ключицей не говорил.

— Ну, выходит так, что ключица цела, кровоподтеком детинушка отделался.

Наш разговор сделался вял, оба мы задремали. Но я успел немного поспать днем и потому довольно скоро спохватился и разбудил Гаврюшу.

— Пошли, что ли, номер покойного Гверры открывать?

— Пошли, Алексей Дмитриевич, благословясь. Дай Боже, чтобы ваш племянник там отыскался — тогда наши похождения и кончатся. А я обратно в лавку вернусь. Грехов-то сколь замаливать…

— Ты же по хозяйскому приказу, пусть Яков Агафоныч твои грехи замаливает, — пошутил я.

— Хороший вы господин, Алексей Дмитриевич, а еретик, никонианство и вам душу погубит, коли не одумаетесь.

— Ну, нашел время проповедовать…

Мы на цыпочках подошли к нужной двери.

Старик научил нас, как отворять замок, и даже дал для этой цели железный пруток. Я взялся за это дело и с легким скрежетом одолел замок. Гаврюша приоткрыл дверь.

В комнате покойного наездника было темно, а свечку мы с собой не захватили. Сказывалось отсутствие опыта в подобных авантюрах.

— Ваня! — позвал я. — Ваня, это я, твой дядюшка Алексей. Я приехал за тобой! Выходи!

Ответа не было.

— Либо испугался, либо его там нет, — прошептал Гаврюша. — Надо войти. К темноте привыкнем и все разглядим.

— Либо спит, — добавил я. — У детей сон крепкий.

Мы вошли. Комната была невелика, у окна стоял стол, слева — ширмы, закрывающие кровать, на фоне окна выделялся силуэт двусвечника со свечами.

— Эх, жаль, огнива нету, — сказал Гаврюша.

— Вы тут все еще огнивом огонь разжигаете?

— Деды так разжигали, и мы будем.

— А спичками не пробовали?

— Грех.

Я по сей день не понял, что грешного в этих маленьких лучинках с желтыми головками. Но, перекладывая платок и прочее имущество из сюртука в потайной карман кафтана, я прихватил с собой и любимую свою игрушку — прометеевы спички. Однажды я ими перепугал сестрицу до умопомрачения. Когда потребовалось зажечь свечу, я вынул из коробочки бумажную трубку и, надкусив ее с одного конца, быстро отнес подальше от физиономии. Кончик вспыхнул, сестрица взвизгнула. А объяснялось это диво просто. На конце бумажной трубочки был слой зажигательной смеси, а в ней самой — крошечный пузырек серной кислоты. Укусом я рушил перегородку меж ними, и получалась вспышка.

Нет нужды говорить, что прометеевы спички привезли мне из Англии. Оттуда же доставили и недавно изобретенные спички, которые зажигаются путем трения головки о наждачную бумагу, производя при этом неслыханную вонь. Я решил подождать, пока англичане изобретут что-нибудь менее вонючее.

— Ты, Гаврюша, только не пугайся, — предупредил я. — Сейчас, с Божьей помощью, я свечу зажгу, но ты, Христа ради, не бойся!

Он с честью выдержал испытание, сказав только:

— Тьфу! И не лень же людям всякую пакость придумывать.

Огонек свечи озарил комнату, и я невольно разинул рот.

Здесь кто-то успел побывать — возле кровати на полу стояли раскрытые баулы, а вокруг были разбросаны вещи — предметы мужского гардероба.

— Вот это, Гаврюша, доподлинный грех — покойника обокрасть, — сказал я.

— Кто-то из своих потрудился, — заметил он. — Польстились на новые панталоны или на галстух, будь он неладен.

— А что, Гаврюша, ведь если в люди выйдешь — не только сюртук, фрак надевать придется, а во фраке без галстуха не ходят.

— Когда это еще будет! Мне сперва жениться нужно, своим домом зажить, свое дело завести. А к тому времени и фраки из моды выйдут. Гадкая одежонка — ни для тепла, ни для красоты, да еще раздвоенный хвост. Кто хвост носит — знаете?

Такой теологический подход к фраку меня порядком развеселил.

— Посвети мне, Гаврюша, — попросил я. — Может, мой Ваня в постели клубочком свернулся, а может, с перепугу успел под постель забраться.

Гаврюша взял двусвечник с одной горящей сальной свечкой, на которой уже стала собираться черная шапочка нагара. Мы подошли к постели.

Тут надо сказать, что ширмы, состоявшие из четырех затянутых недорогой тканью экранов были сдвинуты и торчали углами, так что кровать была наполовину открыта. Поэтому мы к ним и не прикоснулись.

В постели Вани не было. Я нагнулся, чтобы заглянуть под кровать, нагнулся и Гаврюша, чтобы посветить мне. И тут ширмы, вдруг сложившись, рухнули ему на спину. Гаврюша, качнувшись, налетел на меня и лишь чудом удержал в руке двухсвечник.

За ширмами прятался человек, но это не был Ваня. Проскочив мимо нас в коридор, он заорал истошным голосом:

— Воры! Держите воров!

Вот только этого нам недоставало!

Я, честно говоря, растерялся: отродясь меня — офицера, дворянина! — не называли вором. А вот Гаврюше, который лет с шестнадцати служил приказчиком, а до того — мальчиком на побегушках в лавке, всякие покупатели попадались — и такие, которые считали его записным мошенником, тоже. Потому, видать, он опомнился первым и запустил в крикуна подсвечником. Затем он схватил меня за руку и повлек прочь из номера покойного итальянца.

Гостиница, как всем известно, — это ряды номеров, двери которых выходят в длинные коридоры. Там есть и конурки, в которых горничные держат свое имущество, и другие конурки — в которых сидят коридорные. У коридорных, кроме прочих обязанностей, есть и такая — ночью начистить сапоги и башмаки постояльцев. Поэтому на помощь нашему крикуну первым делом выскочил ближайший коридорный со свечой, раздался топот — к нам бежали еще какие-то люди сверху и снизу.

Если бы не Гаврюша — попался бы я к ним в кровожадные лапы. Но он кинулся на крикуна, оказавшегося черноволосым подростком, с целью схватить его за ухо или за волосы и, ударив лицом о стенку, заставить замолчать.

Непонятным образом крикун вывернулся и кинулся прочь по коридору, а мы, даже не проводив его взглядом — вниз по лестнице. Гаврюша опять схватил меня за руку и заставлял двигаться все скорее и скорее. В прихожей уже стояли швейцар и сторож, готовые схватить нас, сверху за нами гнались коридорные. Беда казалась неминуемой.