Искатель, 2002 №5 - Станислав Васильевич Родионов

А какой науки? Психологии, биохимии, психиатрии, медицины, биологии?.. Надо правильно выбрать эксперта и точно поставить вопросы. Зубарев был доктором медицинских наук. Рябинин к нему испытывал непонятное чувство: что-то среднее между легкой завистью и уважением. Почтение, что ли?..

Следователь рассказал про обмороки девиц. Ученый спросил, как показалось Рябинину, с малым интересом:

— Теряют сознание?

— Да. И главное, можно ли их обмороки считать беспомощным состоянием, что важно для квалификации преступления.

Заместитель директора института по науке, доктор медицинских наук, а ему всего сорок. Моложав, как студент последнего курса. И засмеялся-то по-мальчишески:

— Сергей Георгиевич, я вам тоже историю расскажу. Здоровые молодожены. Уже через несколько дней состояние мужа начало резко ухудшаться: дрожь, температура, сердечные перебои… Все это происходило, когда жена была рядом. Даже вызывали «Скорую помощь».

Парню дали инвалидность.

— Его вылечили?

— А он ничем и не болел. Развелся с женой, взял другую и зажил счастливо.

— Значит, первая жена вредила?

— Вредила.

— Чего-то подсыпала в пищу?

— Чувствую, что говорю с криминалистом… Вредила, ничего не подсыпая.

— Ага, биополем.

— Почти, — усмехнулся ученый.

Доктор медицинских наук — специалист в лечебном деле, доктор технических наук — знаток механизмов и материалов, доктор экономических наук — финансы, прибыль и так далее. А он, Рябинин? Советник юстиции. Кто знает, что это такое: кому дает советы, какие советы?..

— Сергей Георгиевич, вам, конечно, известно, что каждый человек имеет свой запах…

— Женщины пахнут духами, мужчины пивом.

Доктор шутку не принял.

— И вы, конечно, знаете о роли обоняния в сексуальной жизни. Герберт Уэллс имел заурядную внешность и был еще не знаменит. А женщин с ума сводил.

— Запахом?

— Гаптенами, иначе говоря, неполными антигенами.

Ученый поправил свои очки и глянул на очки следователя, словно сравнивал оправы: его новенькая, импортная, модная, у Рябинина — отечественная, шершавая от времени и от бумажной пыли протоколов. Правильно догадавшись, что следователь его не понял, начал чуточку издалека:

— Кроме несовместимости психологической, есть еще несовместимость физиологическая. Некоторые, довольно редкие люди, с дыханием, потом, слюной выделяют гаптены. Это, в сущности, осколки биомолекул. Они столь малы, меньше тысячи дальтон, что легко проникают в чужой организм и вызывают уже известную вам реакцию. Короче, все дело в несовместимости иммунных систем двух человек.

Рябинина не так удивили эти гаптены, как еще одна грань людской совместимости. По интеллекту, образованию, по характеру, по типу нервной системы… Душевная совместимость… Оказалось, что неплохо бы совмещать иммунную систему. На прощанье Рябинин спросил:

— Доктор, значит, он не Сатана?

До банка Тамары Константиновны Ледней было далековато, но Викентий пошел пешком, надеясь израсходовать нервные импульсы.

Они, эти импульсы, похоже, возникали где-то в пятках и, пронзив тело, застревали в голове. Ведь накапливались…

Что же это было? Оперативница, подосланная уголовкой? Значит, за ним следят? Он на подозрении? Если следят, то неужели не могли подослать крепкого парня, не падающего в обморок? А если это всего лишь совпадение: сотрудница уголовного розыска захотела иметь хорошую икону — теперь в религию прут, как раньше валили в коммунистическую партию?..

Он подошел к перекрестку и стал ждать зеленого светофора. Рядом ткнулась в поребрик нетерпеливая торпеда. Девушка на мотоцикле: голубая майка, черные волосы почти До седла, темные глаза… Они блеснули хитровато:

— Как поживаешь, фазанчик?

Цыганка, которая обозвала его Сатаной и предрекла следственный изолятор.

— Почему не на лошади?

— Овес дорог.

— Хотелось бы еще погадать, — вырвалось у него помимо воли, само.

— Подводи к ларькам, — донеслось из-под грохота и дыма.

Художник пошел дальше, чем-то задетый. Словно заглянул в свое детство. Но у него никогда не было мотоцикла и знакомых цыганок. Дикая невнятная ассоциация. Впрочем, психология допускает переносы, не поддающиеся логике. В чиркнутой спичке видится пожар, в брошенной гальке — камнепад, в лужициной ряби — морские волны…

Но ведь екнуло сердце. Промчалась девушка на мотоцикле, как амазонка. Волосы по плечам и по ветру. Красные щеки от прилившей крови. Улыбка во весь рот. Боже, все естественное…

Викентию увиделась его жизнь со стороны. Краски, картины, презентации, кулоны, речи, дифирамбы… Ни в чем нет натуры и биения жизни. В волосах этой цыганки не больше ли черного цвета, чем в его «Взгляде»?..

Старинное здание банка смахивало на мини-замок. И охраны, видимо, не меньше, чем в средние века. Его провели в кабинет банкирши, мимо приемной, утопающей в цветах, мимо еще какого-то дежурного… Впустили и дверь прикрыли мягко, как в больничной палате…

Тамара стояла посреди просторного кабинета и ждала. Статная, суровая, сильная. Художник неожиданно почувствовал робость. Она не позволила прижаться к своим губам вопросом:

— Что же ты не приходил?

— Рисовал.

— А я осталась недорисованной…

Женщина обвисла на его плече, вмяла губы в ухо и запричитала невнятно, не заботясь, понимает ли он: Господи… где же настоящие мужчины… Умные, интересные, с которыми хоть куда, сильные, беду отведет… Художник чувствовал, что ее разрывает любовное томление. Любовное томление — это похоть?

Они сели у стола. Он огляделся. Скромнее, чем в ее «избушке». Палас, офисная мебель, компьютер… Кресла и диван, обитые импортным флоком. На столе выделяется голубоватая книжечка «Кодекс банковской деятельности».

— Викентий, я тебя больше не отпущу.

— Мне надо работать…

— Каждый вечер представляю нашу совместную жизнь.

— Какой же?

— Утром ты подаешь мне кофе в постель…

Ему казалось, что эти слова произносит другая женщина — не шли они солидной даме в строгом костюме с узковатыми глазами, в которых, похоже, таилась восточная хитрость.

— Викентий, у нас будет любовь, как у Моники с Клинтоном.

Статная женщина, но стать шла не только от крепости фигуры, но и, как пишут в дамских журналах, от жировых отложений в проблемных зонах. Он увидел, что женщина она перезрелая, как перезрелый в парнике огурец. А перезрелые мужчины бывают?

— Викентий, что же ты молчишь?

— Тамара, не будет у нас любви, как у Клинтона с Моникой…

— Почему?

— Я уезжаю в Сибирь расписывать Собор.

— И на сколько?

— Думаю, года на три.

— Ты же хорошо зарабатываешь и здесь!

— Мне нужны большие деньги.

— Для чего?

Он встал и прошелся по паласу, выдерживая психологическую паузу. Пока на лице банкирши ничего не было, кроме томительного ожидания. Художник заговорил тоном неуверенным, словно ему требовался совет:

— Тамара, я уже не мальчишка. А где самостоятельность? По своему таланту я достоин иного.

— Пиши больше картин.

— И куда девать?

— Продавать, выставлять…

— Где выставлять, где? Ты знаешь, сколько в городе художников? В начале перестройки понаехали иностранцы и брали всякую мазню. Вся бездарь взялась за кисти. Но иностранцы кончились, насытились. И художники остались без