Искатель, 2002 №5 - Станислав Васильевич Родионов

соленый огурчик, соскреб туда мясо с вареной куриной ноги и заправил все майонезом. Еще полагались вареные грибы, но их не было. Оставалось приготовить напиток: джин «Гордон», кружок лимона, кубик льда и тоник…

Хрустальный перезвон рассыпался по мастерской. Викентий открыл дверь. На пороге стояло что-то вроде медведя. Оно зашевелилось, из капюшона выглянуло женское лицо с неуверенным вопросом:

— Вы… художник?

— Допустим.

— Викентий?

— И это допустим.

— Значит, я к вам, — облегченно вздохнула женщина.

— По какому делу? — спросил он нелюбезно.

— По поводу заказа.

— Как вы меня нашли?

— О, через мужа, через третьих лиц… Говорят, вы пишите иконы, неотличимые от натуральных.

Он впустил ее, тем более что по улице ветер погнал мелкие остренькие капли дождя. Женщина села под деревянную колонну-столб на широкое жесткое кресло, сложенное из плашек. Она воззрилась на виртуозные надписи и подписи, оставленные гостями на белесой древесине столба. Ее любопытствующий взгляд Викентий оценил.

— Имеете отношение к творчеству?

— Производство театрального реквизита. Шью кукол для детского театра и тому подобное.

— Ага, «Баба-Яга-продакшн».

Она засмеялась и, вжикнув молнией, распахнула плюшевую куртку. Свободная блузка из гладкого шифона прозрачна, как совесть. Узкие эластичные брюки обтягивали бедра безжалостно. Волосы цвета недоспелой черешни облепили голову наподобие того капюшона, который она сбросила. И художник удивился:

— Где-то я вас видел.

— По телевизору показывали творческий вечер нашего театра. В газете был очерк с фотографиями…

— Итак?..

— Муж хочет повесить в спальне икону.

— Они продаются.

— Маленькие, а ему хочется большую, во весь угол.

— С любым сюжетом?

— Меня звать Вера, дочку Надей. Хорошо бы иметь икону «Вера, Надежда, Любовь и мать их София».

— Девятнадцатый век. Мадам, это дорого, несколько тысяч долларов.

— Думаю, муж согласится.

Она почесала длинноватый, но изящный носик, отчего рукав кофты обнажил золотые часики на малахитовом браслете. Да, муж согласится. Истинная заказчица. Он встал.

— Чай, кофе, вино, джин?

— Чего-нибудь я бы выпила…

— Прошу.

Он провел ее в красную комнату и усадил в кресло, которое радостно скрипнуло, словно обрадовалось приятному весу. Вспыхнул торшер. За ее спиной заалел электрокамин.

— Рекомендую «Розовый фламинго».

Она кивнула. Художник взял с блюда два персика, очистил, каждый порезал на четыре части, опустил в два бокала, посыпал сахарной пудрой и на две трети залил белым портвейном.

— Какая прелесть! — восхитилась Вера, сделав глоток.

Они сидели друг против друга: их разделял овальный столик на одной ножке. На столешницу красного дерева падал красный свет торшера, отчего она казалась глубокой розовой водой с плавающими бокалами и блюдом персиков.

— Мадам, почему остановились на мне? Художников в городе больше, чем, скажем, плотников.

— Ценители вас любят.

— Если все любят — ты посредственный художник.

— А если никто не любит?

— Если никто не любит — ты вообще не художник.

— Тогда как же?

— Если одни тебя самозабвенно любят, а другие самозабвенно ненавидят — ты великий художник.

— А вас?

Улыбнулась она лукаво. Эта улыбка шла к остренькому носу и скорому взгляду; острый нос и остренький взгляд сливались во что-то весело-познающее. Кажется, таких в народе зовут востроглазыми. От нее пахло свежестью, дождем и цветочными духами. Вместо ответа он встал.

— Пойдемте!

И привел ее к стенному проему. Скинув холстинку, он обнажил картину — Взгляд без всяких кавычек. Он горел чернотой, которую оттеняла темнота. Как глазные впадины черепа.

— Викентий… ваши глаза…

Она поежилась. Плечо женщины вжалось в его плечо. Она что-то негромко сказала, но художник не прислушивался, улавливая вибрацию ее тела. Неужели слабеет? Неужели добился? Взгляд — в сущности, краски на холсте — гипнотизировал. Он вспотел от прилившей радости.

— Викентий…

— Да?

— Подсыпал в коктейль…

— Нет, это Взгляд.

Она пошатнулась. Художник обнял ее и довел до деревянного кресла. Дыхание участилось, глаза полузакрыты… Она что-то шептала. Он расстегнул ей ворот. Что делать? Искусственное дыхание, нашатырь, вызвать врача?..

Женщина попыталась встать каким-то инстинктивным движением, но лишь сползла на пол. Викентий подхватил ее и посадил в кресло шумно и неловко, зацепившись пальцами за волосы. Они неожиданно потянулись за его рукой, как намагниченные. Парик, парик цвета недоспелой черешни, под которым были черные волосы, свои, истинные.

Он поискал глазами ее сумочку, но вспомнил, что женщина пришла с пустыми руками. Викентий подскочил к ее куртке, висевшей на спинке кресла, и пошарил во внутреннем нагрудном кармане. Попалась маленькая книжечка, какое-то удостоверение. Он выдернул его и раскрыл…

Фотография, печать… «Старший оперуполномоченный уголовного розыска…»

Художник опустил удостоверение обратно в ее карман и побежал в красную комнату. Зачем? Нервно потоптаться. Нет, выпить стакан белого холодного вина. И захотелось плеснуть вином в горячее лицо. Что же делать?

В ответ хлопнула входная дверь — старший оперуполномоченный уголовного розыска ушла.

Дурная, вернее, нерациональная привычка, а еще точнее, следственная — докапываться до всего самому. Рябинин хотел понять, чем этот парень дурманит девиц. Мистику он отверг, потому что в его практике она в конечном счете объяснялась материалистическими причинами.

Гипноз? Рябинин понимал его в широком смысле, не только как сеанс у врача-гипнотолога или выступление эстрадного артиста. Общаясь, люди в той или иной степени гипнотически действовали друг на друга. Он и сам не раз гипнотизировал подследственных, заставляя говорить правду. А как ловко зомбируют население средства массовой информации?

Но гипноз отпадал, потому что он есть не что иное, как внушение. Черноокий насильник вырубал девиц бессловесно.

Обратиться к психологам? Рябинин считал, что в социальной психологии он разбирался не хуже, чем девочки-мальчики, защитившие диссертации. Кроме того, в психологии и психиатрии слишком много квазинаучного.

Он взялся за одорологию, науку, близкую криминалистике. Сразу появилась полезная информация. Нормальный человек способен различить до двух тысяч запахов, и главное, женщины воспринимают запахи острее, чем мужчины. И эти запахи, оказывается, виртуозны: тополь или боярышник усиливают сердцебиение, аромат жасмина или розы возбуждают клетки мозга не хуже чашки кофе… Непохоже, чтобы насильник пах цветочками. Загадку так называемого добровольного изнасилования чисто следственным путем не решить.

Звонок Леденцова оказался к месту, как вовремя включенный свет.

— Сергей Георгиевич, у девиц аллергия.

— У всех?

— Не все и падали. Он пользуется приворотной жидкостью.

— Какой?

— Например, ночной эликсир. Пять капель масла сосны и пять капель муската — и у жертвы прилив сил до безрассудства.

— Он же их не поил…

— Тогда, ложе страсти. На постель прыскал кипарисовым маслом пополам с розмарином. Освежает эрогенные зоны.

— Боря, до постели дело не доходило.

— Значит, он пользуется «Смесью Афродиты»: сандал, роза и иланг-иланг. Секс делается неистовым.

— Где-то вычитал?

— Да, журнал «Мошонка».

— Как?

— То есть журнал для мужчин «Мишенька».

— Боря, без науки нам не обойтись. Смотаюсь-ка