Депутатский запрос - Иван Афанасьевич Васильев

надо мне такой жизни. — Голос ее вдруг окреп, она снова стала той сестрой, которая обязана спросить и наставить. — Вам — кто кого согнет, а нам выхаживать… согнутых? Почему Верка Спиридонова — она моложе тебя — на старуху стала похожа? Муж довел. Пьяница. Ты сколько раз на дню ее видишь? Совсем не видишь. А я по два-три раза. Хочешь, чтобы и меня не трогало? Тебя не трогает, Князева не трогает — воюй, Верка, со своей бедой: кто — кого. Либо ты беду — из дому, либо беда тебя — в могилу. Почему не приехал, когда тебя просили? Почему Садовского не навестил? Когда тебя хвалили за внимание к искусству — как же, просвещенный руководитель! — ты заботу проявлял, избу разрешил купить, а стоило кому-то наверху чихнуть — ты его на суд потащил, взятку приписал. Не перебивай, не все сказала. Начала, так скажу. А Василию что ты заявил? В самом деле в нас не нуждаешься? Сегодня мы не нужны, Князев надоел, завтра тебе вообще никто не нужен будет, кроме начальства… Опомнись, Петя, не доводи до того, когда тебе люди скажут: не нужен. А ведь может дойти!..

— Ох, сестра, далека ты от реальности, — со вздохом произнес он, жалея и сочувствуя. — Как мне избавить тебя от наивности? Ну что такое я? Так ли уж много у меня власти?

— Сколько бы ни было, пользуйся так, чтобы людей не сгибать. Сам говоришь, что пощечину получил. Вот за это и получил. Не снимешь с Садовского навет, не помиришься с Василием — я тебе прямо говорю, не будет моей ноги в твоем доме. Думай как хочешь, сам вынудил. Продолжай считать плюсы-минусы, извини, что от дела оторвала. Пойду к Анне, она знает, зачем я пришла…

«Ну вот и получил выговор, — усмехнулся Петр Иванович, оставшись один. — Сам не поехал — на дом принесли. Но если трезво рассудить — поделом. Какой черт дернул этого обалдуя в мундире брякнуть Садовскому о взятке? Одному вправишь мозги, у другого — вывих, только и дела, что стоять с погонялкой. Какая тут власть с такими помощниками! Власть ума не прибавит, если своего нет. Может, в том и беда, что к погонялке привыкли? Выросли под ней, а другого примера нет, не видим. Хм, не видим… А если он — в твоей родной сестре? В Глыбине, например? Ведь преподал урок, чего тебе больше? Ладно, сестрица, съезжу, замирюсь, потерять тебя — боже избавь, и в мыслях нет, но хоть бы и ты чуть-чуть поняла брата: обстановка определяет поведение. Ну почему ты не хочешь признавать этой абсолютной истины?»

14

Резолюция на депутатском запросе еще не дошла до «Вязниковского», ее еще переведут на солидно аргументированный язык официального ответа, отпечатают на фирменной бумаге, пронумеруют, впишут в книгу исходящих, законвертуют и сдадут на почту, а пока ее не было, в Вязниках об исходе тяжбы гадали и так и этак, но большинство мнений склонялось к тому, что Ваське Глыбину и Никите Новожилову не одолеть Петра Стремутку, потому как примеров, когда мужик переспорил бы власть, в истории «Вязниковского» не было, и Федору Князеву, ясное дело, в директорском кресле не сидеть.

Это мнение одобрял и поддерживал пожилой, вечно хмурый и замкнутый, бывший тракторист, а ныне слесарь из Сухого Берега, Николай Третий. Полный его титул — Николай Николаевич Николаев, то есть в роду он был третьим Николаем, а прозвище ему дали еще в эмтээсовские времена, и под ним он был известен каждому трактористу в районе как отменный знаток техники и примерный работник.

Жил Николаев исправно: имел хороший дом, держал две коровы, пускал в зиму шесть-семь овцематок, откармливал поросят, мясо и молоко сдавал по договору в заготконтору, деньги клал на сберкнижку — копил на машины двум городским сыновьям и зятю. Он был одним из немногих вязниковцев, которые быстро реализовали на своих подворьях государственные меры по поддержке личных подсобных хозяйств, большинство же, надо сказать, осталось не то чтобы равнодушным к этим мерам, а просто по своей лености не стремилось иметь много: для себя есть — и хватит. У мужика Средней России, никогда не знавшего солидного достатка, стремление к большому двору увяло давно и, пожалуй, безвозвратно, поэтому к таким, как Николаев, отношение в деревне было весьма прохладное, во всяком случае, подражать ему не спешили.

Однако он никогда не был захребетником и стяжателем, все, что имел, имел благодаря своему старанию и золотым рукам. Трактористы ни в какие времена не были обижены заработком, ни в МТС, ни в колхозе-совхозе, но и в тех условиях Николаев зарабатывал больше других, потому что не ленился и дело знал. Его мастерство и явилось однажды причиной конфликта с директором совхоза Князевым. По крайней мере, сам он так считал и был уверен, что работай он, как все, ничего бы не случилось.

Николаев отлично освоил льнокомбайн и неизменно выходил в районные передовики. Приноровившись да кое-что усовершенствовав, он взялся работать один за двоих — за тракториста и за комбайнера. В тот сезон он заработал кучу денег: совмещение оплатили по полной ставке. А на второе лето в совхоз пришел Князев, который, опираясь на акт ревизии и положение об оплате за совместительство, скостил ни много ни мало, а восемьдесят процентов второго заработка, что вылилось в довольно крупную сумму. Сыграло тут роль еще одно обстоятельство: кто-то шепнул в конторе, что Николаев вовсе не один теребит, а посадил на комбайн зятя-отпускника. Он не отрицал, что на небольшом, но сильно затравеневшем участке, где комбайн забивало и приходилось часто останавливаться, попросил зятя помочь, и было это всего две упряжки, с завтрака до обеда. Но, как говорится, ему это лыко поставили в строку, заподозрили обман и лишили вдобавок ко всему премиального места. Потом-то, разобравшись, Князев сам негодовал по поводу неумной инструкции по оплате совместительства и обещал платить полностью, но у трактористов веры уже не было, а Николаев через два года, сославшись на болезнь, вообще оставил трактор и ушел слесарем.

Такова была предыстория. А истории, начавшейся вскоре после того конфликта и продолжающейся почти десять лет, никто не знал, кроме… Впрочем, тех, кто был причастен к ней, никакой закон не мог бы причислить к соучастникам, формально они таковыми не были.

Каждому человеку рано или поздно захочется кому-то поведать, с кем-то поделиться, просто похвастать содеянным втайне, будь то хорошее дело или плохое, похвальное или предосудительное. Разговоры о том, что Князева снимают, разбудили такое желание у Николаева, и похвастать он решил не первому встречному, а Василию