Дядя самых честных правил 4 (СИ) - Горбов Александр Михайлович

* * *

Уже в темноте мы наконец-то выехали из столицы. В сундуки на крыше и в задний «горбок» был загружен багаж, подарки и ящик с «близнятами». Дормез оказался не таким комфортным, как дорожная карета Марьи Алексевны, но всё лучше, чем трястись всю дорогу в седле. А дома я его модернизирую и поставлю самую прогрессивную «начинку».

Васька с Кижом сидели на козлах, планируя править попеременно — мертвец тоже соскучился по Злобино и пообещал вести экипаж даже ночью. А я намеревался лечь спать, пользуясь положением помещика и полковника. Имею право, знаете ли! Мурзилка был со мной полностью солидарен: растянулся напротив, заняв всё сиденье. Подобрыш последние месяцы рос как на дрожжах, став раза в два больше обычной кошки, и не собирался останавливаться на достигнутом.

Мы с котом продрыхли до следующего утра. Остановок на завтраки и обеды делать не стали: у нас с Васькой был заготовлен «сухой паёк», а Кижу еда не требовалась вовсе. Так что я поел и занялся магическими делами.

Первым делом я вооружился лупой и опробовал новый needle wand. У меня имелась маленькая железная коробочка с откидывающейся крышкой, на которой я и поставил эксперимент. Внутри нарисовал крохотный Знак огня, а на крышке Печать-блокатор. Свернул из проволоки пружинку, придал ей упругости сложной эфирной связкой и прикрутил к коробочке, чтобы она не открывалась самопроизвольно. Получилась шикарная зажигалка! Щёлк крышкой — вот тебе огонь. Закрыл — пламя потухло. Удобно, безопасно и совершенно не боится ветра. Может, организовать небольшое производство таких штук? Детей посажу гнуть корпус из тонкого железа, Таню с Сашкой рисовать Знаки, а крестьянок из деревни подряжу раскрашивать зажигалки какими-нибудь гжельскими узорами. И мне прибыль, и крепостные подзаработают.

* * *

За окнами промелькнул Великий Новгород, Вышний Волочёк, Торжок. У Твери я приказал повернуть на юг, помня о просьбе Разумовского. Киж неплохо знал эту местность и по просёлочным дорогам изрядно срезал, выведя экипаж прямо к имению Поречье.

Усадьба оказалась довольно скромной. Деревянный дом, запущенный сад, какие-то огороды и бегающие по двору куры. Было видно, что Разумовский здесь не появляется, свалив имение на управляющего. Он, кстати, нас и встретил — немолодой однорукий мужчина, в выговоре которого слышался малороссийский акцент. Ну да, точно! Разумовский сам откуда-то из-под Чернигова, вот и пристроил то ли родственника, то ли земляка к непыльному делу.

— Здравия желаю, господа, — управляющий поклонился, но без подобострастия. — Вы по делу какому али просто в гости?

— И ты здравствуй, добрый человек.

Я вытащил конверт, присланный мне Разумовским, и протянул управляющему. Тот с достоинством взял, достал письмо и принялся читать, шевеля губами. Лицо его просветлело, и он расплылся в улыбке.

— Что же вы сразу не сказали, что от Лексея Грихорьевича⁈ Проходите, прошу. Баньку желаете? Как чуял, что гости будут, вчера венички дубовые замочил.

— Не откажусь, уважаемый, не откажусь.

После трёх суток в дормезе поход в баню был просто необходим. Васька меня отлично попарил и отходил веником, квас оказался холодным и душистым, а поданный после обед не так уж и плох. Чувствовалось, что дворяне здесь бывают нечасто, а готовит повариха из крепостных. Но тем не менее я пришёл в самое благодушное настроение, которое попытался подпортить Киж.

— Константин Платонович, — шепнул он мне, — сразу после того, как вы пошли в баню, управляющий отправил куда-то верхом одного из слуг. Поостеречься бы надо.

— Вот и присмотри за порядком.

На мой взгляд, повода для беспокойства не было. Разумовский пригласил меня сюда не для убийства или чего-то плохого. Полагаю, со мной кто-то должен здесь встретиться, только непонятно, кто именно.

* * *

Вопрос разрешился сам собой. Едва я проснулся утром и вышел в столовую, как обнаружил там незнакомого пожилого человека. Обширная лысина на его голове компенсировалась окладистой седой бородой, а взгляд был властным и выдавал завзятого интригана.

— Похож, — незнакомец прищурился, увидев меня, — даже слишком. Доброе утро, Константин Платонович. Уж не обессудьте, что приехал без предупреждения, но уж очень хотел с вами повидаться.

— Доброе утро. С кем имею честь?

— Бестужев Алексей Петрович.

— Вы забыли добавить, — я прищурился, — граф, канцлер и алхимик.

Он вскинул руки.

— Помилуйте, голубчик! Бывший, давно уже бывший канцлер. Пребываю в ссылке по решению справедливейшей матушки нашей императрицы. Да вы присаживайтесь, Константин Платонович, присаживайтесь. Желаете кофий? Я только что велел принести кофейник, как знал, что вы придёте.

Во взгляде Бестужева стояло лукавство и насмешка. Я сел напротив и закинул ногу на ногу. Ну что же, послушаем бывшего канцлера, разговор должен получиться крайне интересным. Главное, не забывать — старый лис интриговал при дворе, когда я ещё не родился. С ним требуется крайняя осторожность и предусмотрительность. Ничего не обещать, ни с чем вслух не соглашаться, ни одно предложение, даже пустяшное, не принимать сразу.

— Вам говорили, Константин Платонович, что вы очень похожи на дядю?

Я кивнул. Не просто говорили, а порядочно надоели этим сравнением.

— Боюсь, эти люди несколько заблуждались, — Бестужев усмехнулся. — Не скажу, что дружил с Василием Фёдоровичем, но встречался достаточно близко. Внешностью вы немного схожи, но вот нутро совершенно разное.

— Вы так хорошо умеете заглядывать в души?

Бестужев развёл руками.

— Насобачился за долгие годы. При дворе ведь как: чуть ошибся, сказал лишнее слово, неправильно оценил человека — и всё, мгновенно съедят. А я канцлером, почитай, четырнадцать лет был.

— Как же вы довели дело до отставки и ссылки?

— Увы, увы, постарел, стал терять хватку и промахнулся. Доживите до моих лет, молодой человек, сами увидите. Впрочем, у вас годы по-другому считаются, Талант-то специфический.

Он подмигнул мне со значением. Мол, знаю про некромантию и дополнительные годы.

— А сюда вы как вырвались, Алексей Петрович? — я перевёл тему, не желая обсуждать свой Талант. — Неужели сторожей обманули?

— Зачем обманывать? — Бестужев наигранно удивился. — Они тоже люди, им ссориться со мной не с руки. А я всего лишь к соседям поехал, договориться о заготовке сена.

В столовую вошла служанка и подала нам кофий и свежие ватрушки с творогом. Минут пять мы молчали: экс-канцлер задумчиво смотрел в окно, едва касаясь губами чашки. Я не торопил его, не понимая пока, зачем он приехал.

— Да, — Бестужев вздохнул, — вы с Василием Фёдоровичем совершенно разные. Вы человек действия, по глазам вижу. Если придётся, будете действовать решительно, — он усмехнулся. — Берлин, к примеру, возьмёте, пока генералы в затылках чешут.

Он громко отхлебнул кофий и продолжил:

— А Василий Фёдорович действовал скрытно, всё больше хитростью и сложными интригами. Вместе с Ушаковым такие планы строил, что не каждый понять сможет.

Мне начал надоедать этот разговор. Чего он добивается? Хочет завербовать меня в партию противников Петра? Он ведь сам возглавлял заговор, за что и попал в ссылку.

— Алексей Петрович, вы сами сказали, что я человек дела. Не ходите вокруг да около, переходите к сути. Вы же приехали не моего дядю обсуждать.

Бестужев повернулся и посмотрел мне в глаза.

— Вам досталось сложное наследство, Константин Платонович. Бумаги Василия Фёдоровича скрывают много старых тайн, кровавых, грязных и несправедливых. Даже сейчас, если их вытащить на свет, можно устроить большую заварушку.

— Никаких бумаг дядя…

Экс-канцелер выставил ладонь, прерывая меня.

— Василий не стал бы уничтожать самое важное. Вы уже видели эти документы, хотя бы часть, по глазам вижу. Матушке-императрице так и говорите: не видел, не знаю. Сашка Шувалов тоже поверит. Но я знаю, что именно спрятал Василий. Знаю очень хорошо, Константин Платонович.