На берегах Северной Двины - Денис Владимирович Макурин

– Охти, матушко, это откуле столь?! Глянь-ко, белизна-то кака: ни соринки, ни пылинки!

– Надоть такой красотиш-ш-шей впрок запастице!

– Завтре рулонов накатаю да в сундук спрячу, буде дочкам придано!

Свежий воздух

Над Ровдиной Горой всегда было много неба, воды и чистого просторного воздуха, а как ветряную мельницу запустили, так всего этого добра в два раза больше стало. И решили ровдогорцы, чтобы зазря свежий воздух под палящим солнцем не томился да на жаре без толку не пылился, продавать его за границу.

В июне месяце всей деревней в дело и впряглись. Трескин, чтобы перед иностранцами не осрамиться, мундир чинил. Штырькин с Пышкиным бочки подновляли да ремонтировали, а Пелагея Трещалова с Варварой Глазейкиной их дратвой[58] драили, кипятком обдавали да Шулихину командовали:

– Сёмушка, окладывой!

Семён Шулихин тем временем по деревне бегал, шапкой свежий воздух ловил, как слышал, что жёнки зовут, так к ним и подворачивал. Воздух из шапки в бочку переливал, крышку крепко-накрепко забивал и к берегу готовую продукцию перекатывал, а там семья Гуляевых приёмку вела. Пять дней ровдогорцы бочки затаривали и к пристани кантовали.

Столяры-плотники братья Зарубины с сыновьями-помощниками на Ровдиной Горе ещё загодя судоверфь справили. Поставили на широкую ногу строительство больших и малых кораблей.

Всю зиму пилили, строгали, топорами тюкали и по весне свой первый двухмачтовый фрегат «Святой дух» на воду спустили. Как корабль на воде оказался, ровдогорцы всем миром трюмы бочками со свежим воздухом до отказа заполнили, Никодим Трескин паруса поднял, а Пышкин мельницу на корабль направил, и «Святой дух» к вечеру уж по морю шёл.

Гружёный корабль, когда в Белое море вышел, скорость-то поубавил. Но Трескин был только рад: нравились ему неспешные прогулки. Любил он всматриваться в бескрайние просторы.

С упоением глядел Никодим, как раскинулась перед ним, разлилась, расплескалась голубая гладь. Как размеренно дышит, сверкает без ряби, без морщин, без какого-либо, даже самого малого, шума и шороха беззвучное море.

А высоко в небе привычно кружили чайки-поморники и провожали своего старого приятеля:

– Трески-и-и-ин! Кин! Кин! Кин!

Лишь спустя два месяца к английским берегам причалил ровдогорский корабль с драгоценным грузом. Но покуда «Святой дух» в море болтался да пока капитан Трескин на рынке с купцами торговался, воздух-то в бочках повыдохся.

Правда, и Трескин в торговых делах был тёртый калач, не растерялся: бочки расхвалил, цену на каждую в отдельности набил и втридорога их продал. Бочки, что и говорить, на самом деле отменного качества были, под засолку огурцов или рыбы – то что нужно!

Когда спрос на ровдогорскую тару обнаружился, Семён Шулихин себя в том ремесле применил и лучшим бондарем на деревне сделался.

С осени до весны во дворе дощечки строгал да железными кольцами бочки сбивал.

И так он в этом деле поднаторел, что англичане с тех пор бочки только с маркировкой «Ровдина Гора» и закупали: лиственничные – под квас, сосновые – под рыбу, дубовые – под масло, а по особому случаю – из сухого кедрового лесу, но те уж для своих и заморских сказок вроде этой.

Воздушная гавань

Я раньше и не знал, что счастье может быть разным, пока ровдогорцы не просветили и не рассказали историю про «Воздушную гавань». «Ну, счастье и счастье! – думал я. – Как оно может различаться?» А оказывается, нет! Бывает, и отличается друг от друга.

Столяры-плотники братья Зарубины с жёнами, сыновьями да престарелыми родителями жили под одной крышей в огромных двухэтажных хоромах. Все, как один, рыжие да конопатые. Жили небогато и одевались по-простому. Парни – в лапти, штаны да подпоясанные рубахи. Жёнки – в вышитые сорочки, сарафаны, кожаные башмачки.

В плотницких делах сноровистей всех был старший брат, Коля Зарубин, ловко он орудовал топором и рубанком: избу, баню ли «в лапу» срубить, крышу ли тёсом покрыть – это к нему.

Младший же, Демьян, больше резцами да стамесками работал: наличники ажурные, ставни резные – это уже по его плечу.

Сыновьям Зарубиным грубая работа доставалась: лес навалить, сучки срубить, окорить да брёвна на плахи и доски пилами распустить. Жёнки Зарубины по хозяйству: в избе прибрать да плотницкую артель накормить. Всё, что в Ровдиной Горе построено было – дом, мельница или корабль, – всё руками Зарубиных. Всё в деревне на их знании и умении держалось.

Однажды братья Зарубины с сыновьями взялись улицы мостить, деревянные тротуары и дороги по деревне прокладывать, чтобы осенью жителям грязь не месить да телеги по ухабам не разбивать. День работали, неделю, месяц – дело к концу клонилось. Да только столяры-плотники так увлеклись, что не заметили, как дорога уже над обрывистым берегом оказалась. И дальше бы строили, только как по воздуху дорогу проложить?

Старший, Николай, затылок почесал и предложил:

– Надо наши труды террасой завершить. Будет вся деревня приходить, первозданной природой с горы любоваться! Это ли не счастье?

Младший, Демьян, ногой топнул, шапку со всей силы о землю шмякнул и возразил:

– Нет, лучше дорогу вниз спустить, деревянную горку сколотить, чтобы зимой с ветерком прокатиться можно было! Вот тогда и будет всем счастье!

Подумали братья, подумали, сходили домой, чаю с престарелыми родителями попили, ещё раз вслух свои мысли проговорили, совет родителей выслушали и больше спорить не стали – рассудили, что оба правы. А то, что на берегу с размаху нагородили, снизу сваями укрепили. Ограждение из балясин и перил смастерили, получилась просторная, светлая терраса, так далеко выступающая с горы, будто в небе парящая. Её за это «Воздушной гаванью» и окрестили. Рядом с «Гаванью» горку срубили – долгую, пологую, с завихрениями, – час с горы катиться, два – обратно подниматься.

Со временем на террасе лавочки поставили, Штырькин уличное освещение устроил. Половина ровдогорцев летними вечерами приходили, усаживались, слушали, как под горой туман с рекой Северной Двиной шептались, как старые ивы, склонившись над водою, ладошками-листьями водную гладь с заботой оглаживали. И уплывали думы отдыхающих в далёкие края, покидали Ровдину Гору мрачные мысли, и не было счастливее тех людей на всём белом Свете.

Зимой вторая половина деревни на берегу отдыхала: суетилась вокруг горки, сновала вверх-вниз малышня, до позднего вечера не стихала кутерьма. С декабря по март сверкала инеем, толкалась, кричала, пузырилась, хохотала, ойкала детскими голосами Ровдина Гора. И не сыскать было во всей Архангельской губернии счастливее той детворы, что каталась с деревянной горы.

Вот и вы теперь знаете, что счастье бывает весёлое, звонкое да искристое, а иногда и тихое.

Заплутавшее лето