Восприятие мира у детей - Жан Пиаже

приходит из нас или снаружи? – Снаружи. – А чем мы видим сон? – Я не знаю. – Руками? – … – Ничем? – Да, ничем. – Когда ты в постели и тебе снится сон, где он, этот сон? – В постели, в одеяле. Я не знаю. Если бы он был в животе [!], то там кости, и было бы не видно. – Когда ты спишь, сон рядом? – Да, он в постели, рядом». Мы пробуем подсказать Метру: «Сон у тебя в голове? – Это я во сне, а не сон у меня в голове [!]. Когда видишь сон, то не знаешь, что ты в постели. Знаешь, что идешь. Ты во сне. Ты в своей постели и не знаешь, что ты там. – Два человека могут видеть один сон? – Два сна никогда не бывает [одинаковых]. – Откуда приходят сны? – Я не знаю. Получаются. – Где? – В комнате, и потом приходят к маленьким детям. Они приходят сами. – Ты видишь сон, когда ты в комнате. А если бы я тоже был с тобой, я бы его увидел? – Нет, взрослые никогда не видят снов. – А два человека могут видеть один сон? – Нет, никогда. – Когда сон в комнате, он рядом с тобой? – Да, здесь! [в 30 см перед глазами]».

Случай примечателен – он содержит решительное утверждение: «Это я во сне, а не сон у меня в голове». Иначе говоря – я внутри мира сна и не могу одновременно содержать этот мир в себе! Эти слова и следующее за ним объяснение весьма поучительны. С одной стороны, Метр явно видит разницу между «лежать в постели» и «знать, что ты там»: «Ты в своей постели и не знаешь, что ты там». Но, с другой стороны, Метр (который, заметим, понятия «думать» и «знать» выражает одним и тем же словом) в качестве доказательства, что сон не внутри него, приводит тот факт, что он сам «в своем сне». И, чтобы доказать, что он точно во сне, он добавляет, что, когда ему снится сон, он «знает», то есть думает, что идет, и т. д.

Иными словами, Метр хотя и знает, что сон обманчив (и признает, что только он один может видеть свой сон), но при этом считает, что и сам он представлен в своем сне – может быть, в виде образа, но образа, который исходит от него самого. То есть Метр, как и Монт, считает, что приснившийся образ и сама вещь тесно связаны (свойство партиципации). Кстати, с точки зрения аргументации Метр стоит точно на той же позиции, что и Фав, ребенок на второй стадии, чей случай мы рассмотрим чуть позже. Все рассмотренные примеры позволяют сделать следующий вывод о локализации образов: сон понимается как картина рядом с нами, эта картина тесно связана с вещами, которые она представляет, и вследствие этого частично исходит из того места, где они находятся.

Перейдем ко второму вопросу – субстанция сна. Дети на первой и на второй стадии отвечают на этот вопрос одинаково, за исключением единственного случая, когда ребенок считает, что сон состоит из «ночи» или из «темноты». Это утверждение прямо связано с убеждением во внешних истоках сна: сон приходит снаружи, из темноты (из черного тумана), то есть он состоит «из темноты». В других случаях сон «сделан» из того, что наиболее ярко запомнилось ребенку. Те дети, которых более всего впечатлил визуальный характер сновидения – это самая многочисленная группа, – считают, что сон состоит «из света». Те, кто слышал во сне голоса, думают, что сон состоит «из слов», то есть, в конечном счете, «из воздуха».

Если мы обратимся теперь к происхождению сна, мы встретим два типа ответов, которые одновременно существуют у большей части детей. С одной стороны, это ответы, которые не содержат объяснения как такового либо предлагают объяснение, просто продолжающее то, что ребенок думает о субстанции сна. Так, ребенок может сказать, что сон приходит «с неба», «снаружи», «из темноты», «из комнаты» и прочие более или менее похожие утверждения. Когда ребенок уверен, что сон состоит из света, он, объясняя происхождение сна, ссылается на источники света – на луну, на фонари.

С другой стороны, и это еще интереснее, некоторые дети, похоже, считают, что сны происходят от людей, которые снятся. Так, Монт, кажется, думает, что сон «запускает» тот самый человек, который ему приснился (человек, которого переехала машина, знакомый отца). М-ль Родриго, которая любезно согласилась задать наши вопросы сотне испанских детей, получила большое количество ответов о том, что сны посылают не только Бог или дьявол (что еще ничего не доказывает), но даже чаще – «волки» (ребенок увидел волков во сне), «король» (приснился король), «люди», «нищие» (ребенку приснились цыгане) и т. д. И тут, похоже, речь снова идет о партиципации между человеком, который приснился, и самим сном; иначе говоря, похоже, что приснившийся человек отчасти является причиной сна, хоть и не появляется во сне во плоти.

Остережемся, однако, от того, чтобы приписывать ребенку последовательную теорию и попытаемся выяснить истинное значение этих ответов. Прежде всего следует обсудить вопрос, почему возникают сновидения. И тут кажется – мы попытаемся это показать, – что некоторые дети воспринимают сны как своего рода наказание, и именно этот характер наказания наводит детей на предположение, что люди из сновидения как-то связаны с его появлением.

Си (6 лет), как мы помним, считает причиной сна фонари, что не мешает ему наделять сны намерениями: «Почему снятся сны? – Потому что их делает свет. – Зачем? – Потому что они [сны] хотят прийти. – Зачем? – Чтобы нас донимать. – Зачем? – Чтобы мы проснулись».

Баг (7 лет): «Откуда берутся сны? – Из темноты. От Господа Бога. Их посылает Господь Бог. – Как? – Он спускается ночью и шепчет нам на ухо». «Как получается сон? – Он получается из слов… – А из чего он? – Из букв». Мы спрашиваем Бага об одном из его снов: ему приснились воры. «Откуда появился этот сон? – От Господа Бога. – Почему Господь Бог послал тебе этот сон? – Потому что это несчастье. Потому что я плохо себя вел». «А что ты сделал такого, что тебе приснился сон? – Я вел себя плохо. Я довел маму до слез. Я сделал так, что она бегала вокруг стола». Эта последняя деталь ему не приснилась, говорит Баг, это было на самом деле: Баг нашалил и спасался от наказания, бегая от матери вокруг стола!

Джамб (8 ½): «Откуда берутся сны? – Это когда сделаешь что-нибудь и знаешь об этом много раз. – Что это значит? – Ты что-то