Три смерти Ивана Громака - Сергей Иванович Бортников

– Может быть, командование официально объявит о присвоении тебе очередного звания гвардии майор? – продолжали выдвигать свои варианты бойцы.

– И снова – мимо… Нет, милые мои. – Не дожидаясь оглашения очередной маловероятной версии развития событий, Подгорбунский обвёл хитрым взглядом всех своих бойцов и одним махом торжественно выпалил: – Я наконец женюсь!

После чего приподнялся в кровати и бросил на пол походную пилотку, которая лежала у изголовья на краю подушки. Похоже, капитан собирался подняться и на радостях сплясать что-то родное, русское, но резкая боль в боку вернула его тело в исходное положение.

– Ура! Ура! Ура! – дружно и слаженно поприветствовали разведчики неожиданное для них решение своего командира.

– Раз так, не будем зря терять время, братцы, – выразил общее мнение один из офицеров. – Сейчас же идём к главному врачу требовать твоей немедленной выписки. Не фиг сачковать и отращивать жирок на боках. Вставай – и под венец! А мы это дело, как следует отметим. Эх, давненько я на свадьбе не гулял!

– Вот те раз. Для меня – серьёзнейший вопрос, а ему лишь бы повеселиться. А ещё другом назывался! – возмущённо фыркнул Володя.

– Дружба дружбой, но в данном случае наши интересы разошлись. У тебя цель – жениться, а у нас – хорошо пожрать и напиться! Ясно? Так что нечего это дело откладывать.

– Точно! – зашумели остальные.

– Ну что ж вы за звери такие, а? – даже удивился такому единодушию Подгорбунский. – Хоть с виду и русские, вроде как люди… Дайте ж мне ещё хоть пару деньков подышать воздухом свободы. Нет, гонят почём зря в петлю без шансов на спасение. А ведь женитьба это не ёпсель-мопсель, это на всю жизнь!

– Да уж! Хороша тюрьма, но охотников мало! – подлил масла в огонь убеждённый холостяк с Урала Матвей Степанович Гуляев, недавно получивший старшинское звание. – Теперь ты не разведчик, командир, не самостоятельная боевая единица, а рядовой подкаблучник. Куда подол – туда и ты! Может, и вовсе в банно-прачечный отряд перейдёшь?

Конечно, это был перебор, и любой другой на месте Владимира мог бы вспылить после подобных шуток. Только не Подгорбунский. Он по жизни слыл добродушным, отходчивым, совершенно незлобивым, необидчивым человеком и своим поведением всегда подтверждал это реноме.

– Ладно, братва! Если уж такие мысли у вас появились, свадьба отменяется… – печально сообщил капитан, предпринимая очередную попытку встать на ноги и поднять пилотку. – Остаюсь с вами. К чёрту всю прекрасную половину! Никакой любви – только крепкая, проверенная временем мужская дружба.

– Э-э нет, мы так не договаривались! – выражая общее мнение, запротестовал Гуляев. – В кои-то веки собрались хорошенько выпить всем взводом – и на тебе, командир включает заднюю! Что скажем ему, братцы?

– Позор! – зашумели разведчики.

– Всё. Хошь не хошь, а свадьбе быть. Это окончательный вердикт! – под смех коллег закончил Матвей Степанович. – И попробуй только спрыгнуть!

– Что ж… Если такова воля коллектива – женюсь! – устало согласился капитан и широко улыбнулся.

* * *

10 мая Подгорбунского выписали из госпиталя. В тот же день Володя, как и обещал, подал рапорт командованию с просьбой сочетать его гражданским браком с гражданкой Беляковой Анной Константиновной, уроженкой посёлка Калашниково Тверской губернии РСФСР, 1922 года рождения.

Это и было сделано в полном соответствии с постановлением Народного комиссариата обороны СССР.

Правда, свидетельство о браке молодые получат только 12 июля. Точнее, даже не свидетельство, а обычный приказ по батальону, подписанный его командиром гвардии капитаном Музыкантовым и адъютантом гвардии лейтенантом Долговым.

Встречали Подгорбунского и его суженую, с недавних пор посвящавшую каждую свободную минутку своему дражайшему супругу, всей разведгруппой в составе восемнадцати человек.

Как положено, с цветами и музыкой.

В тот же день молодожёны прибыли в расположение части.

И… сразу расстались!

Ибо по приказу Катукова свежеиспечённый муж отправился принимать танковую роту 8-го гвардейского ОМБ, то есть Отдельного мотоциклетного батальона.

Забавно, но с тех пор любимое изречение практически исчезло из его лексикона. А как же – воспитатель, наставник молодёжи – и вдруг «ёксель-моксель»…

Зато стали проскакивать другие слова-паразиты, первейшим из которых стал «святой крест».

Это выражение Подгорбунский употреблял и когда клялся в правдивости своих рассказов, и когда восхищался чьим-то мужеством, и когда просто удивлялся.

Правда, всё время с разными интонациями.

* * *

А потом был день рождения Ивана Громака.

Двадцать лет – прекрасный возраст!

Жаль только – изрядно подпорченный войной.

Хотя… Кто знает?

Может, это были лучшие годы его лихой жизни?

32

Все, как выражался Подгорбунский, «любимые люди» остались с ним рядом, тоже перейдя в Отдельный мотоциклетный батальон.

Механик-водитель Громак, недавно получивший по совокупности за многочисленные рейды в тыл врага звание старшего сержанта, личный ординарец Александр Власов, подшефный Борис Прозоров – гвардии ефрейтор, воспитанник полка с первых дней войны. По документам он числился автоматчиком танковой роты 8-го гвардейского отдельного мотоциклетного батальона. Но слишком уж комедийно мелковатый даже для своих лет подросток смотрелся с ППШ – пришлось, вопреки инструкциям, выдать ему пистолет.

А тут ещё один «любимчик» появился – военный корреспондент Юрий Жуков. Мол, «прикомандирован по решению командующего фронтом, дабы наблюдать и описывать все ваши подвиги».

– Ну, смотрите… У нас здесь не курорт! – съязвил тогда Володя, но Юрий Александрович оказался мужиком отнюдь не робкого участка и впредь принимал самое активное участие в боях по освобождению Советской Родины, наравне со всеми остальными подчинёнными капитана Подгорбунского.

Вот как красочно известный столичный журналист, а впоследствии – знаменитый советский писатель сообщает о своих первых впечатлениях от бесед с нашими героями:

«Порой бывает трудно заставить разведчиков доставить в сохранности в тыл военнопленного. Захватишь эсэсовца целеньким, специально разъяснишь: „Обращайтесь с ним осторожнее, он полковнику Соболеву, начальнику разведотдела армии, вот как нужен!“ Спросишь: „Поняли?“ Ответят: „Поняли“, а потом докладывают: „Несчастный случай произошёл, упал эсэс на дороге и голову о камень разбил…“ Начнёшь проверять, оказывается, у конвойного эсэсовцы во время оккупации мать расстреляли или сестру изнасиловали и зарезали. За подобные случаи с военнопленными строжайше взыскивают вплоть до разжалования и отправки в штрафной батальон, но вот встречаются ещё такие истории…

Сам Подгорбунский тоже, видимо, небезгрешен: из своих рейдов он привозит не так уж много пленных.

– Вот в Лозовиках, говорят, вы уничтожили восемьдесят гитлеровцев, а в плен взяли только одного. Что так мало?

– Они руки не успели поднять, – отрезает командир разведчиков, и губы его твердеют, а в глазах опять зажигается недобрый огонёк»[57].

А ведь где-то параллельно с мотоциклетным батальоном шла на запад и н-ская хозяйственная