Три смерти Ивана Громака - Сергей Иванович Бортников

– И то только в следующем месяце стукнет, – слабо улыбнувшись, подсказал Подгорбунский. – Тринадцатого мая.

– Помолчите, товарищ капитан! Вам трепыхаться противопоказано – ни шевелиться, ни разговаривать нельзя, – повысил голос Жуков.

– Не выдумывай. – Владимир недовольно нахмурился.

– До поры до времени… – пояснил журналист и спросил Громака: – Где служил, боец?

– Раньше?

– Ну да…

– Сначала – на флоте, воспитанником экипажа крейсера «Красный Кавказ»…

– Славная калоша!

– Затем – в Первой комсомольской штурмовой! – проигнорировал обидную реплику Громак.

– Украинец?

– Казак.

– Земеля, стало быть! – обрадовался Юрий Александрович.

– А вы откуда? – спросил Иван.

– Из Славяносербска…[49] Знаешь такой город?

– Естественно. Ежели напрямик – по карте, то это совсем рядом от моих мест. Мы из Новоалексеевки, что в Приазовье.

– Во как? Здорово…

– Встать! – внезапно выкрикнула красавица Самусенко.

Оказалось, что проведать героя прибыл сам командующий первой танковой армией Катуков, со вчерашнего дня – генерал-полковник танковых войск. Приехал он не один, а с огромной свитой, которую, впрочем, оставил в коридоре.

– Обмыть бы надо! – не очень вежливо намекнул Владимир, рассматривая шикарные новенькие погоны командарма.

– Успеем. Обмоем ещё. Когда Берлин возьмём, – обычно строгий Михаил Ефимович улыбнулся краешком губ и обвёл взглядом просторное помещение с высоким, чисто выбеленным, потолком, как бы наслаждаясь качеством недавно законченного ремонта. – А сейчас… Представь-ка мне лучше своих товарищей. Кроме товарища Жукова, конечно; мы с Юрием Александровичем с первых дней войны знакомы.

– Землячка… Шурочка… – начал Подгорбунский, но Катуков, с улыбкой глядя на девушку, прервал его:

– Давай дальше. Эту красотулю представлять не надо. Её весь фронт знает!

– Подполковник Военно-воздушных сил Сергеев. Ранен. Идёт на поправку. Скоро встанет в строй.

– Очень приятно… – промямлил с соседней койки «летун».

Осколок попал ему в лицо и что-то повредил, так что даже короткие слова давались теперь подполковнику с большим трудом.

– Громак Иван Григорьевич, механик-водитель, – неспешно продолжал Подгорбунский.

– Ах, вот ты, значит, каков, герой-комсомолец? – Катуков с интересом посмотрел на Ивана. – Можешь пришивать новые сержантские погоны.

– Служу…

– Отставить! И место для медали готовь – вчера мы подали списки, представленных к правительственным наградам; ты тоже в их числе!

– Слу…

– И опять отставить! – генерал-полковник повернулся к Подгорбунскому. – Ничего не скажешь: славного бойца ты в учебке подобрал, Владимир Николаевич. Так сказать, себе под стать!

– Он ещё под Смоленском отличился – двух фрицев голыми руками завалил. Причём – непростых, из той дивизии, мерзавцы которой казнили Зою Космодемьянскую, – пояснил Владимир.

– Постой, постой… Уж не тот ли ты Громак, которому Твардовский стихотворение посвятил? – оживился военкор.

– Никак нет. Однофамилец, наверное, – возразил Иван, ничего не знавший о том, что уже попал в славную когорту литературных персонажей. – Где я, а где Александр Трифонович…

– Что, нравится его творчество? – поинтересовался Катуков.

– Ещё бы! «Василий Тёркин» – лучшее из того, что мне приходилось читать об этой войне. По крайней мере, в стихах, – убеждённо ответил Громак.

– А читал много?

– Стараюсь… – солидно ответил Иван и пояснил: – Конечно, когда свободная минута выпадает.

– Что-нибудь по памяти воспроизвести можешь?

– Конечно, – даже обиделся Громак:

Теркин – кто же он такой?

Скажем откровенно:

Просто парень сам собой

Он обыкновенный.

Впрочем, парень хоть куда.

Парень в этом роде

В каждой роте есть всегда,

Да и в каждом взводе…

– Молодец! – похвалил Михаил Ефимович. – А я так думаю: пока в нашей армии есть такие парни, как Тёркин, – она непобедима.

– Точно! – согласился с командующим однофамилец самого известного советского полководца.

– Ладно… Вернёмся к нашим делам… – Катуков снова посмотрел на Подгорбунского: – Больше ты, Володя, в разведку ни ногой!

– Это почему же? – встрепенулся капитан.

– Не переживай: скучно не будет, – успокоил его командарм. – Я тебе новое место службы подыскал. Командиром танковой роты Восьмого отдельного мотоциклетного батальона. Пойдёшь?

– Нет!

– Это не просьба, это приказ, товарищ капитан. – В голосе Катукова появился металл.

– Чего тогда спрашиваете? – пробурчал Подгорбунский. – Приказ есть приказ…

– Молодец, – командующий армией встал с табуретки. – Готовься. Но не сейчас – чуть позже. Войдём в Польшу – тогда.

– А я, товарищ генерал-полковник, куда? – неожиданно подал голос Громак. – Нам с товарищем капитаном порознь никак нельзя… Родственные, как ни крути, души!

– Да? – Катуков посмотрел на Ивана, который даже побледнел от волнения, и уголки его губ дрогнули. – Ты отныне будешь закреплён за товарищем Подгорбунским, как земля за колхозом. Так, кажется, говорят у вас на Украине?

– Так точно! – вытянулся по стойке «смирно» Громак.

– Оставайся в госпитале. Считай, что я откомандировал тебя сюда для выполнения особой миссии по охране нашего героя. Соответствующие документы сегодня же привезёт мой помощник.

– Слушаюсь!

– Ну а выздоровеет капитан, вернётесь в расположение – не забудь доложить!

– Есть!

– И ещё… Долго не залеживайся, Владимир. Без тебя и твоих орлов мы как без рук!

* * *

Катуков ушёл, вслед за ним удалились очаровательная Александра Самусенко и журналисты. Громко шаркая в узком коридоре обутыми в тяжёлые сапоги ногами, за командующим последовали сопровождавшие его.

– Что ж, пришла пора представить вас друг другу, – заметно повеселел Владимир. – Это моя ненаглядная Анюта и её подруга Маша… Мария, стало быть… А это – Ваня, мой механик-водитель, геройский, как вы уже, наверное, поняли, парень.

Девчонки дружно кивнули.

– Очень приятно! – волнуясь, еле выдавил Громак.

– К тому же сержант Громак – большой любитель исторических приключений, научной фантастики и мемуарной литературы, – продолжал нахваливать своего подчинённого Подгорбунский. – А ещё – лучший раколов во всей Красной армии!

– Точно? – недоверчиво посмотрела на Ивана Маша.

– Точнее не бывает, – подтвердил капитан. – За полчаса самый большой в хозчасти казанок набил членистоногими до краёв. Причём изловил их голыми руками!

– Я так тоже умею, – фыркнула девушка.

– Да ну? – не поверил Громак.

– А что в этом особенного? – пожала плечами Маша и пояснила: – Дело в том, что через мой родной Бердичев течёт речка Гнилопять[50]. Там такие, как у нас говорят, клешняки водятся – мама не горюй! Десять штук поймал, бросил на весы – опачки! Целый килограмм. А, может быть, и больше.

– Клешняки… Точно! Мы в детстве тоже так раков называли, – пробасил Иван. – Как, ты говоришь, ту реку кличут?

– Гнилопять.

– Какое-то странное название… – удивился Громак.

– Ничего подобного – обычное, наше самое что ни есть родное!

– Ну, не скажи! Гнилопять…

– Говорят, когда река была судоходной, на ней промышляли бурлаки, чьи ноги, естественно, длительное время должны были находиться в воде, из-за чего постоянно гнили пятки. Вот и вся музыка!

– Хорошее объяснение, – похвалил Иван, не отводя взгляда от роскошной русой косы девушки.

– Древнерусские топонимы всегда отличаются необычностью, яркостью, красотой и