Тропами вереска - Марина Суржевская

В стороне от снеди торговали тканями и поделками, лентами и плетеной обувкой, а еще дальше уже играли бродячие музыканты, острили шуты и зазывали в свои кибитки кочевницы в алых платках и браслетах.

— Туда давай! — потянула меня за рукав Лелька. — Смотри, Шаи, там представление!

За плотной стеной спин представления видно не было, лишь можно было догадаться о нем по раскатам смеха и подбадривающим выкрикам.

— Лучше туда! — загорелся Таир и потянул меня в другую сторону. — Там горняки приехали, будут настоящие расские клинки показывать! Представляете? Оружие воинов!

Я посмотрела на детишек и вздохнула.

— Ни туда, ни туда. Идем перины выбирать и скатерти, а потом развлекаться.

— Шаи! — в один голос завопили «братишки».

— И молча! — прикрикнула я.

— Ну, сестричка, мы не хотим перины! — хитрая Лелька подластилась кошкой, чмокнула в щеку. А Таир еще и ножкой шаркнул, стервец. — Ты иди за перинами, а мы тут постоим! Ни на шаг не отойдем, честное слово!

И улыбки у обоих, словно два начищенных медяка сияют!

— Ладно, оставайтесь, — вздохнула я. Понятно, что без этих двух хвостиков скорее управлюсь. — Но отсюда — ни ногой, поняли меня? Уйдете — отхлещу крапивой обоих, не посмотрю, что не дети малые! Да так, что три дня сидеть не сможете! Вот, возьмите медяк, купите себе по кренделю.

— Ни ногой! — заверили меня детишки и рванули в толпу, пока я не передумала.

А я с ворчанием отправилась в торговые ряды. И растерялась поначалу. Меня, привыкшую к тишине леса, оглушила какофония звуков: торговки орали наперебой, предлагая ткани и ленты, ругались, кричали, спорили до хрипоты с покупательницами и хохотали с покупателями. Глаза разбегались от многоцветия узоров, от искусных вышивок и ярких лоскутов, невесомых кружев и пуховых шалей. Повздыхав, свой лес вспоминаючи, я прижала крепче кошель с княжьими медяками да окунулась в торговлю.

Времени прошло немало, от разговоров я охрипла, да ноги загудели, как от долгой ходьбы. Передала все купленое прислужникам Велены, наказав в поместье в целости доставить. И отправилась своих ребятишек искать. Уже и ушла почти из торговых рядов, но мелькнуло что-то, словно звездочка, вот я и остановилась, оглянулась.

У самого края, в стороне от ярких шатров стояла женщина. Невысокая, в простом платье, голова вдовьим платком повязана. Товары свои на земле разложила, на мешке из-под картошки. Я шагнула ближе, присела, рассматривая. Диковинные у нее вещи были: свистульки деревянные— грубые, некрасивые. Браслеты из цветных ниточек — с узелками и узором дерганным, неровным, картинки вышитые — маленькие и нелепые, куклы — берегини из лоскутков и соломы, речные камушки и ракушки, обвязанные веревочкой, чтобы носить на шее. Много всего лежало на холстине, и разложено было заботливо, но все равно заметно, что неумелое и некрасивое. Только в каждой вещице словно живая душа. Светлая, чистая, яркая. Такой браслетик на руке сильным оберегом станет, оградит от злого взгляда, защитит от роковой случайности. В ненастье поможет укрытие найти, в голодный день — пропитание. А свистулька такая пусть и звучит плохо, но душу согреет да успокоит.

— Кто это сделал? — поклонившись торговке, спросила я. Она на поклон мой удивилась да смутилась, не ожидала.

— Ребятишки монастырские, — женщина покраснела. — Маленькие еще, сиротки, вот и не получается толком.

— А вы нахваливать да зазывать не умеете, — улыбнулась я.

— Так что ж нахваливать, коли неказистое? — развела она руками. — И не смотрит никто, вы вот первая! А стою тут с самого утра, думала хоть медяк выручить, сладостей детишкам купить! А вот не вышло… Как теперь обратно возвращаться, в глаза сиротинам смотреть, ума не приложу! — она вздохнула грустно.

— Хорошие у вас детки, — пробормотала я, перебирая вещицы. Провела ладонью по холстине, на которой поделки лежали, пальчиками пробежалась. И выпрямилась. — И детки хорошие, и вещицы занятные. Не медяков стоят, а золотых. Но вы отдайте людям даром, а возьмите столько, сколько сами заплатят. Авось и на сладости хватит, и что-то сверху останется.

— Да кто там заплатит… — замахала торговка руками, но я уже в сторону отошла. Оглянулась через плечо, улыбнувшись. Женщина стояла растерянная, но уже через песчинку времени ее закрыли от взора людские спины. А я дальше пошла.

Своих непосед нашла в толпе возле ярмарочных шутов, что кривлялись, разыгрывая представление. Здесь же насвистывали на свистульках музыканты, пели свирели, тарахтели трещотки и звенели бубенцы. А хлебнувший медовухи народ уже водил хороводы, да отплясывали хмельные мужички, высоко вскидывая колени. Вот то представление похлеще шутовского! Я фыркнула и потянула за рукав Лелю. Все личико у сестрицы было в сахаре, губы в меду, глаза — озорные и веселые. Таир тоже со следами угощеньица на лице, но Лельку держал за руку крепко и, на меня обернувшись, зыркнул сурово.

— Вернулась уже? — признав, заулыбался радостно.

— Шаи! — заорала Лелька, увидев меня. — Я танцевать хочу! А он не пускает!

И так ее глазенки сверкали, что я даже принюхалась, опасаясь, не хлебнули ли детишки медовухи? Но нет, просто развеселились на ярмарке. Погрозила сестрице кулаком, чтобы не орала мое имя на всю ярмарку и вздохнула.

— Идите уже, — улыбнулась я. — Только недолго.

Лелька схватила за рукав упирающегося и покрасневшего Таира и потащила в круг хоровода. Мальчишка пытался сопротивляться, но какое там! У моей сестрицы хватка, как у той хлессы!

И сразу их закружил хоровод, завертел круговертью и разноцветными нарядами. А я порадовалась: хоть развлекутся мои ребятишки!

Голос за спиной заставил меня вздрогнуть и подпрыгнуть:

— Зря вы Лелю прячете, хоть и не мое дело, — негромко сказал над ухом Ильмир. — Ей бы платьице да туфельки, красавица ведь. Хотя, может, вы и правы…

Я обернулась на служителя. И как подошел, что я не заметила?

— И вы здесь?

— С самого утра, — улыбнулся он.

— Велену сопровождаете? — догадалась я.

— Княжна женские наряды выбирает, мне это утомительно, — усмехнулся Ильмир. Он помолчал, рассматривая меня так внимательно, что стало неуютно. Словно в душу хотел заглянуть. И предложил: — Не хотите пройтись, Вересенья? Здесь много всего… любопытного. А ваши «братишки» повеселятся пока, не переживайте за них. Хотите?

— Разве что недолго… — я бросила быстрый взгляд на цветной хоровод. Леля смеялась, и даже Таир, кажется, перестал смущаться и вовсю отплясывал. Кто-то надел ему на темные вихры венок из желтых одуванчиков, и с ним мальчишка выглядел смешно и задорно.

— Недолго, — согласился Ильмир.

Мы вышли из толпы — перед служителем даже захмелевший люд расступался, освобождая дорогу, да и посматривали с опаской. Но сам он этих косых взглядов словно и не замечал, погруженный в свои размышления. В стороне от музыкантов было чуть тише, но и здесь народ веселился и смеялся, расхваливали свои товары торговки, и зазывали кочевницы, предлагая открыть завесу грядущего.

— Мимо не проходи, — засмеялась одна из них, черноглазая, молодая и бойкая. — Загляни в кибитку, всю правду о себе узнаешь! Что ждет, какие дорожки пройти придется!

Я с опаской покосилась на кочевницу: как бы не нарвалась она на неприятности, такого гостя зазывая! Но Ильмир лишь качнул головой.

— Что грядет, знать не интересно, — усмехнулся он. — Да и пользы в том мало. Если плохое — отравишь жизнь страхом, коли хорошее — лишишь выбора. Нет уж, я до грядущего хочу сам дойти. И узнать, когда срок придет.

— Мудры речи твои, красавец! — захохотала черноглазая и на меня взгляд перевела. Посмотрела, осеклась, задумавшись. Мотнула головой, так что звякнули украшения на косах. — А тебе, девица, не нужно ли чего? У кочевниц всего вдоволь, может, и для такой, как ты, что нужное сыщется?

Я зыркнула на нее хмуро.

— Такой, как я, ваши снадобья да украшения ни к чему, — пробурчала я. — Да и торопимся мы.

Прошла мимо, обернулась через плечо на черноглазую. Она вслед смотрела, прищурившись: то ли догадалась, кто я, то ли расстроилась, что не зазвала в кибитку.

— Значит, грядущее вам не интересно? — спросила я, улыбнувшись. А то он тоже поглядывал задумчиво, и взгляды служителя я всей кожей чувствовала.

— Нет. Мне бы с прошедшим разобраться, — вздохнул он.

— А с ним что не так?

Ильмир окинул взглядом ярмарку, но словно не увидел. Остановился и развернулся ко мне так резко, что я вздрогнула.

— Скажите, Вересенья, мы с вами точно не встречались? Недавно. Может… этой осенью? — он нахмурился, пытливо ощупывая взглядом мое лицо. — Глупо звучит, я понимаю… и спрашивал уже…

— Я вам кого-то напоминаю? — тихо вздохнула я, не смея вздохнуть.

— Нет… не знаю, — он потер виски, усмехнулся. — У вас не было такого? Чтобы все правильно и верно, но порой внутри словно гложет что-то… И кажется, что-то важное забыл, то, без чего жизнь не мила… — он тряхнул головой, улыбнулся через силу. — Не слушайте. Наверное, я вам кажусь скаженным?