Богатство - Майкл Корда

Как ни мало волновало Алексу искусство, галерея была ее творением, так же, как дискотека и ресторан Саймона, ибо в этих случаях Саймон тоже препоручал ей большинство деталей. Ее задачей было решать проблемы, которыми Саймон не желал утруждаться, пока он был занят тем, что изыскивал новые и все более блистательные способы выкачивать у людей деньги – хотя сам всегда полагал себя дилером от искусства. Более того – она отлично с этим справлялась, что признавал и Саймон. Она удивилась, обнаружив, как быстро учится, как схватывает подробности, и была благодарна Саймону за то, что он дал ей возможность совершить это открытие. Она обучилась художественному бизнесу так же быстро, как освоилась в других предприятиях Саймона, и они составляли ее главный интерес, хотя и принадлежали ему. Без малейшего увлечения искусством, Саймон наслаждался положением арт-дилера, что приносило ему определенный вес в обществе в той же мере, как и немалый барыш.

Эту сторону дела он четко оставил за собой. Он закончил одну из тех школ в Швейцарии, что обслуживают международных богачей, и оттуда приволок, похоже, бесконечную череду юных нефтяных шейхов, желавших инвестировать кинопроизводство, наследников греческих флотилий, жаждавших владеть долей в модной нью-йоркской дискотеке, детей ливанских торговцев оружием, которых вообще не волновало, во что вкладывать деньги, лишь бы это делалось в Нью-Йорке.

У однокашников Саймона не было желания делать деньги – денег у них и так было сверх меры, искали же они сферы деятельности, более возбуждающей, чем нефтяные танкеры, швейцарские банки или тяжелая индустрия, инвестиций, которые привели бы их на светские приемы и дали шансы знакомиться с красивыми девушками при благоприятных обстоятельствах. Деньги, вытягиваемые у них Саймоном, не были, по их понятиям "серьезными" – они инвестировали его авантюры для развлечения, или, чтобы доказать женам и любовницам, что на самом деле они вовсе не такие уж тупые ребята. Они были наименее требовательными вкладчиками.

Саймон составлял список приглашенных сравнительно осторожно – в этой области, по крайней мере, его взгляды были вполне определенны. Его инвесторы желали встречаться со знаменитостями, ему же нужно было привлечь тех людей, что могли действительно купить картины Бальдура. Это была деликатная задача – соблюсти точные пропорции, смешивая деньги и славу, и Саймон провел с Алексой целый вечер, неустанно сверяясь с мощной стопкой глянцевых журналов, выуживая имена, которые она потом записывала.

– Баронесса Тиссен, если она в городе. Лео Лерман, конечно. Лиз Смит. Несколько хорошеньких девушек…

– Каких?

– Ради Бога, Алеса, л ю б ы х хорошеньких девушек, при условии, что они прилично одеваются. Однако не Кики Лобанос.

– Почему нет? Где ты найдешь более хорошенькую?

– Мне нужны свежие лица, а не обглодки с приемов Джорджа Вейденфилда. Бенуа де Монтекристо, естественно. Генри Гельдцалер, Томас Ховинг – весь художественный истеблишмент – если ты сможешь заполучить одного, явятся и все другие, из страха что-нибудь пропустить. Джеки Онассис[13]?

– Я уже пыталась. Ее секретарша сказала, что она не приедет.

– Позвони еще раз. Скажи, что Бальдур ищет издателя, и не хочет говорить ни с кем, пока не повидается с ней! Грета Гарбо?

– Я думала, она нигде не бывает, разве нет? -Попытайся, п о п ы т а й с я! Ага, Артур Баннермэн! Пригласи его.

– Саймон, Гарбо – это более реально. С чего ты взял, будто Артура Баннермэна заинтересует открытие выставки Бальдура?

– Сколько раз тебе повторять? "Вернисаж", а не "открытие". Баннермэн – крупный коллекционер.

– Да, но я не думаю, что он выходит в свет. Ты уверен, что не имеешь в виду Р о б е р т а Баннермэна? Того, который недавно развелся?

– Роберт Баннермэн совсем не интересуется искусством. Я его знаю. – Он сделал паузу. – Баннермэны, – сказал он, прикрыв глаза, словно испытывал экстаз от самого звука имени. – Боже мой, что за семья, если вдуматься! Сплошные деньги. Кто-то мне рассказывал, что Ховинга однажды посетила идея устроить в Метрополитен Музее специальную выставку сокровищ Баннермэнов – можешь себе представить, какими шедеврами они владеют, – но, когда он предложил это Артуру Баннермэну, тот только покачал головой и произнес: "Нет, не думаю, что матери это понравиться". – Он рассмеялся. – Знаешь, как много у них денег?

– Саймон, я не идиотка. Мне известно, кто такие Баннермэны. Я не абсолютно невежественна.

– Хорошо, хорошо, просто запиши его имя, и пойдем дальше.

Она записала имя. Артуру Алдону Баннермэну будет Послано приглашение, однако она знала, что это пустая трата времени и почтовых расходов. Саймон может, в конце концов, заполучить Джекки, возможно, даже Бенуа де Монтекристо, но Артура Баннермэна – никогда. Банермэны были настолько близки к положению королевской семьи, насколько это возможно в Америке – так, что когда она заглянула в телефонную книгу, оказалось, что это имя не внесено в списки. В конце концов, она послала приглашение на адрес Метрополитен Музея с пометкой "Пожалуйста, перешлите".

И теперь, она двигалась по галерее, с удовольствием отмечая, что миссис Онассис не только пришла, но погружена в беседу с Бальдуром, хотя, как они общаются, оставалось тайной, ибо Бальдур совсем не говорил по-английски, те же, кто, как Саймон, знали иностранные языки, казалось, были не ближе к нему, чем Алекса.

Миссис Онассис была в черных шелковых брюках и такой же блузе, с довольно скромными украшениями для женщины ее положения. Алекса бросила на себя взгляд в зеркало, и убедилась, что сама она одета много лучше. На ней был короткий белый шелковый жакет – болеро поверх черного шелкового джемпера с вортником-хомутом и черная юбка из джерси от Донны Каран, открывающая ноги несколько больше, чем это было удобно. Алекса тратила слишком много денег на одежду, но, независимо от того, сколько она тратила, ей все равно не хватало. Саймон хорошо ей платил, и он была бережлива во всем остальном, но одежда была ее единственной слабостью. Конечно, думала она, когда не нуждаешься в другой.

Когда-то Алекса мечтала представлять высокую моду, но, сколько бы ни сидела на диете, все равно оставалась для этого слишком в теле. Здесь, стоя в углу комнаты, находились две топ-модели, тоненькие, как хлыстики, едва вышедшие из отрочества, со скучающими взглядами, носившими печать профессии – их лица оживлялись только перед объективами фотографов. Одна из них была в мини-платье от Джеффри Бина из плотно подогнанных бронзовых бляшек. Ее веки были окрашены в бронзовый цвет в тон платью. Другая была в платье от Мэри Мак-Фадден из кремовых кружев, отделанных яркими перьями марабу, столь же прозрачное, как ночные рубашки в почтовых каталогах эротического белья.

Алекса старалась смотреть на манекенщиц без зависти, но безуспешно. Она говорила себе, что большинство мужчин в отличие от редакторов журналов мод, восхищаются ей. Это не помогало. В глубине сознания она по-прежнему видела себя в блистательном центре внимания, ступающей по подиуму в каком-нибудь сногсшибательном наряде от Валентино, или Унгаро, или Сен-Лорана – том потрясающем платье, о котором мечтает любая женщина, но носить может только модель " от кутюр".

Она направилась туда, где стоял Саймон, изо вех сил делавший вид, что заинтересован беседой с сэром Лео Голдлюстом, британским издателем. Тот рассуждал о блестящих возможностях живописи Бальдура, его челюсть тряслась, темные хищные глазки посверкивали, непрерывно выискивая в толпе какую-нибудь наиболее важную персону.

– Пластичность! – восклицал он гнусавым голосом так, будто только что изобрел это слово. – Он отрекся от обольстительной легкости палитры,показав нам, что цвет в живописи н е о б я з а т е л е н… Все может быть коричневым, знаете. Отбрасывая цвет, он привлекает наше внимание к самому а к т у рисования, становой кости искусства, так сказать.

– Разумеется, – произнес Саймон восхищенным тоном. И посмотрел на Алексу, взглядом умоляя ее прервать разговор.

Сэр Лео пригнулся, выпучив глаза и подмигнул.

– Конечно, мой дорогой мальчик, мы оба знаем, что это все – ужасный "дрек[14]"! Ты уже что-нибудь продал?

– Две или три картины.

– Мазл тов[15]! Возможно, пришло время подумать об альбоме его работ. В полном цвете, вероятно, с предисловием кого-нибудь из наших здешних выдающихся друзей – семьдесят пять долларов за экземпляр для серьезных коллекционеров, пронумерованный и подписанный. Может быть, в твоих интересах разделить расходы. И выручку, конечно, – вкрадчиво добавил он.

– Прости, Саймон, но ты мне нужен, – сказала Алекса, с просительным видом улыбаясь сэру Лео. Толстая физиономия Голдлюста не выразила ни тени раздражения за то, что его прервали. Его глаза уже искали новую жертву.