Земля - Валера Дрифтвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да. Оно. То, что надо.
Теперь всё получится правильно, если только Рина вообще способна воплотить задуманное…
Ой. Сколько же сейчас времени? Кажется, Рина совсем позабыла про обед. А Сэм слышал, что она работает, и не стал её отвлекать. Впрочем, до ужина ещё тоже довольно далеко, ничего страшного, если разочек припоздниться с обедом.
Сэм приходит на кухню, как раз когда Рина отставляет на край плиты вскипевший чайник и ставит на его место сковороду. Тушёнка ведь поджаривается быстро, как раз подоспеет к макаронам.
На курносом Ринином носу чернеется смазанное пятнышко сажи. Сэм где-то слышал – может быть, подхватил из болтовни матери и её подруг – что у тех, кто возится с приготовлением пищи на огне и розжигом каминов, быстро стареет кожа лица, так что это занятие для прислуги. Сэму жаль, что Рине приходится всем этим заниматься, пока бледноглазый с чудом в перьях шарахаются неизвестно где. Но и кушать тоже очень хочется.
– Скоро будет готово, – говорит Рина. – Ты очень проголодался?
– Да ничего, терплю, – отвечает Сэм, и у девушки вдруг делается виноватый вид.
– Как твои ноги?
– Получше.
– Чудесно, – радуется Рина. – Сэм, знаешь, а я записала вводную главу. Кажется, вышло неплохо.
– Угу. Умничка.
Пока Рина колдует над обедом, Сэм идёт присесть на диван. Кресло стоит не так уж далеко от плиты, сидеть в нём будет жарковато.
Хм, а книжонка-то, ну, этот роман, который орк притащил, по сравнению с остальными тремя оказалась ничего себе вариантом. То есть история конечно глупая, банальная, слащавая, вся насквозь какая-то девчачья… но нельзя не признать, что рассказана она захватывающе и понятным простым языком. Здорово помогла отвлечься. Хотя Сэм ни за что не признается, что он вообще такое в руки взял. Сэм всегда думал, что у женщин, должно быть, мозги как-то совсем иначе устроены, если им реально нравится такая муть. Но эта дурацкая книжка отвела от боли. Подарила несколько спокойных часов…
– О, вон наши возвращаются! – Рина указывает на окно деревянной лопаткой: вырви-глаз оранжевая шапочка орка видна издалека. – Как раз к обеду.
Тут Рина замечает, что Сэм сидит на диване, и улыбка испаряется с её лица.
– Сэм, это же диван Ййра.
– И что?
– Пожалуйста, пересядь. Он же говорил, это его место. Ййру наверное не понравится, что ты тут сидишь.
– Да я тебя умоляю, – Сэм, поджав губы, складывает руки на груди. – Когда уже до тебя дойдёт, что всё здесь – твоё? До последней гнутой ложечки… а ты суетишься, как будто орк-подсобщик тут чёртов царь. Это же ненормально, согласись.
На мгновение Сэму кажется, что она сейчас почему-то заплачет.
Но потом Рина снова отворачивается к плите: отставляет поджарившуюся тушёнку, берёт прихватки с крюка на стене, идёт к раковине с кастрюлей – сливает с макарон воду, достаёт посуду.
– Сэм, – выговаривает она тихо. – Ты говоришь, всё здесь принадлежит мне.
– Ну да…
Рина с грохотом ставит миски на стол и разворачивается прямо к Сэму. Несмотря на маленький рост, чумазый нос и вспотевшее от дровяного жара лицо, выглядит она скорее внушительно, чем смешно.
– Тогда уйди с МОЕГО дивана! Я не разрешаю тебе на нём сидеть.
В первые секунды после этого ошеломительного заявления Сэм от изумления почти готов её послушаться, хотя всё это дурь и несусветная ерунда.
– Рина, ты это серьёзно?..
Она молча глядит Сэму в лицо, и вид у законной владелицы острова и дивана – серьёзней некуда.
Ййр с Саврей уже на крыльце. Сейчас орк разуется, и они войдут в дом.
Должно быть, упрямству Сэма требуется чуть больше времени, чтобы осознать невероятное и как-то освоиться, и он остаётся сидеть.
* * *
– Кролик! – возвещает сияющая Савря прямо с порога кухни.
Ййр посматривает на Сэма озадаченно, но, кажется, не слишком сердито. Только хмыкнул – и к умывальнику. Руки моет обстоятельно, не торопясь.
– Ты поймала кролика? – спрашивает Рина. Невозможно не улыбнуться при виде такой гордой и довольной маленькой страфили.
Савря прохаживается перед девушкой вприскочку, вскинув голову.
– Я поймала, поймала, кролик.
Пришлось Ййру знатно попотеть, чтобы Савря его поймала. Но оно того стоило.
– Ты ж моя Савря, – произносит орк ласково. Умывает лицо, набрав воду в ладони. Прищурясь, спокойно подсаживается на диван и говорит тем же тягучим тоном: – Кнабер… Что-то не помню, когда я тебя к себе в койку звал.
Хлопает Сэма легонько по ноге повыше колена:
– Помоги-ка, может хором вспомним.
Бугайчика с царь-койки как пинком подбросило, несмотря на незажитые ноги. Ни дать ни взять по неотложному делу.
Рина фыркает, прикрыв рот ладонью, но в глазах-то смех не спрячешь.
– Замоталась, гляжу, пчёлка деловая, – говорит подсобщик. – И как только подгадала-то, с паужинком. Я тоже умаявшись малёх.
* * *
Через пару минут Рина зовёт Сэма присоединиться к трапезе, и он идёт, как ни в чём не бывало. Гордость гордостью, но с обедом Рина и так припозднилась, а Сэму уже давно хочется есть.
Наверное, орк ей сказал про сажу на носу, или она сама догадалась заглянуть в зеркало и умылась. Они двое уже сели за стол. Орк рассказывает, как Савря изловчилась скогтить кролика, а сама героиня рассказа валяется в своём одеяльном логове, вытянув нелепо длинные ноги, и своеобразно поддерживает повествование, повторяя уже знакомые ей слова.
Впрочем, Сэм не успевает даже вяло обрадоваться, что хотя бы на ужин доведётся поесть какой-нибудь свежатины.
Эта пернатая пигалица, оказывается, разделала и сожрала добычу на месте, сырьём, как принято у страфилей.
Тихонько вздохнув, Сэм подцепляет на вилку побольше своего убогого кушанья и отправляет в рот.
Глава 17
– Чадо, чадо.
В первую минуту Брашек не знает, пугаться ему или радоваться.
Услышать настоящий человеческий голос, когда ты сам перепуган до стыдных слёз, замёрз, страшно проголодался, а злой незнакомый лес быстро укутывается в осеннюю вечернюю темноту – это радость.
Только голос звучит как-то чудно. И окликают мальчика откуда-то сверху… Как тут не вспомнить страшные сказки обо всякой лесной нечисти, заманивающей глупых детей в чащу, чтоб там их съесть и поваляться потом на косточках.
Мальчик вертит головой, ищет – кто это с ним заговорил?
Не годится сразу праздновать труса, когда ты давно уже не малыш. На той неделе Брашеку исполнилось восемь.
Мальчик замечает движение, и тут же снова слышится этот голос – женский, печальный, с чудинкой:
