Кровавый век - Мирослав Попович

Муаммар аль-Каддафи

Наименее заинтересованным в развитии конфликта с евреями был иорданский король. Он соглашался на участие в военных действиях очень неохотно, но все же под давлением антиеврейских настроений боялся проявить себя «плохим арабом». Начало новой войны было связано с конфликтом палестинцев с властями Иордании. В результате эмиграции арабского населения Палестины в Иордании начала 1970-х гг. арабы Иордании составляли 44,3 %, арабы-беженцы из Палестины – 53 %.[789] Палестинские лагеря стали источником беспокойства и агрессии. В 1970–1971 гг., опираясь на бедуинов, король Хусейн бесцеремонно выселил палестинцев в Ливан, чем закончилась антиеврейская йордано-палестинская солидарность. Именно в память о репрессивном акте иорданского короля Арафат назвал террористическую организацию «Черный сентябрь». Изгнание палестинских беженцев в Ливан наглядно показало, что настоящим источником антиеврейских настроений в арабском мире является не сочувствие к несчастным беглецам-арабам, в результате войны лишенных родины и обреченных на жалкое существование в лагерях беженцев, а общая и не очень адресно очерченная враждебность к чужестранцам, которые осознаются виновниками всех бед.

По подсчетам еврейских авторов, решение проблемы палестинских беженцев требовало бы суммы, которую арабский мир получает от продажи нефти на протяжении одного дня. Приблизительно такую сумму нашли власти Израиля для решения проблемы еврейских беженцев. Арабские политические лидеры оказались достаточно черствыми и неискренними.

Чем объясняется военная слабость арабских государств, которая несомненно проявилась в трех войнах? Конечно, это был конфликт европейской по культурному уровню еврейской армии и нации, которая вела войну не на жизнь, а на смерть с армиями более низкого общекультурного уровня, лишь поверхностно модернизируемыми и лишенными таких глубоких стимулов к самопожертвованию. В войне за независимость еврейские военные использовали главным образом тактические преимущества, поскольку боевые действия в основном планировались и осуществлялись лишь на уровне роты – батальона, то есть в рамках отдельного боя (бригадная операция «Нахшон» осуществлена под руководством Бен Гуриона). На уровне отдельного боя израильские войска имели преимущества, которые были следствием как лучшей общеобразовательной подготовки сержантов и офицеров, их способности проявлять инициативу и импровизировать на поле боя, так и готовности масс идти на наибольшее самопожертвование, поскольку поражение означало гибель всех. Как командиры Красной армии в годы Гражданской войны, еврейские офицеры и сержанты шли в бой впереди своих подразделений. Арабы воевали храбро, но офицеры, в том числе более высокого ранга, нередко обнаруживали легкомысленность и неспособность просчитать последствия своих действий, а о солдатской массе можно сказать, что далеко не вся она была охвачена тем националистическим энтузиазмом, который воодушевлял лидеров. Начиная с 1956 г. еврейское командование реализует стратегическое планирование с далекими неочевидными целями, чего арабские командиры делать не умели.

И едва ли не важнейшей чертой арабского командования, которая умело использовалась евреями, оказалась полная несогласованность действий армий «наций-государств», каждое из которых преследовало свои собственные интересы. Здесь сказывались, конечно, и некоторые цивилизационные особенности – амбициозность и недисциплинированность арабских элит, – но нельзя не видеть основной фактор: военно-политической реальностью оказалась не арабская солидарность, а отдельные интересы египетского, иорданского, сирийского, иракского государств. Это давало возможность Израилю свободно маневрировать и разбивать армии арабских государств по одиночке.

Израильские солдаты во второй день боев на Южном фронте. Шестидневная война, 1967

Война «Судного дня» в 1973 г. не была такой безусловной победой Израиля, как Шестидневная война в 1967 г., но евреи все же продемонстрировали способность противостоять вооруженному арабскому национализму. И здесь произошло то, чего больше всего боялся Советский Союз. Из антиизраильской коалиции выпал основной ее член – Египет.

Наследник Насера Ануар Садат, один из главных деятелей союза офицеров, участник всех войн против евреев, убежденный арабский националист с прошлым, отмеченным сотрудничеством с немецкими нацистами, предпринял решительный шаг в направлении Запада и мира с Израилем. В 1977 г. он приехал в Израиль с миссией арабо-еврейского примирения и подписал первый мирный договор, который сделал пролом в арабской «антисемитской» солидарности. За это в 1978 г. он (вместе с Бегином) получил Нобелевскую премию мира, а через три года был убит исламскими террористами – наследниками египетских «Братьев-мусульман».

Поворот Египта к западным ориентациям и разрыв военного сотрудничества с СССР был тяжелым ударом по арабскому национализму. ООП вместе с Сирией попробовали в Ливане компенсировать это поражение. Здесь в 1976 г. ООП предприняла попытку осуществить «национально-освободительную революцию», опираясь на палестинцев, изгнанных сюда из Иордании. Как сообщалось советским коммунистам в закрытых материалах ЦК КПСС, Брежнев и советские руководители к этим планам арабских экстремистов отнеслись без энтузиазма, но Арафат (лидер ООП с 1964 г.) и сирийцы заверяли, что переворот удастся без больших трудностей. В результате вспыхнула длительная и чрезвычайно кровавая межэтническая война в Ливане, которая вдребезги разрушила эту страну и закончилась протекторатом Сирии. Следствием войны стала организация баз в Ливане для диверсионно-террористической деятельности ООП на территории Израиля и множество вооруженных конфликтов с Израилем по этому поводу. Сирия, в которой в результате бесконечных заговоров военных в 1970 г. установилась твердая диктатура бывшего офицера-летчика Хафеза Асада, занялась преимущественно своими собственными амбициозными национально-государственными планами и больше конкурировала с иракскими баасистскими братьями по партии, чем думала о евреях.

В лагерях беженцев Сабра и Шатила ливанские боевики-христиане на глазах у израильских военных убили сотни гражданских палестинцев

Одновременно от активной антиеврейской позиции отказался король Иордании Хусейн. Это фактически выбивало из рук врагов Израиля опаснейшее оружие – ведь с иорданских позиций близ Иерусалима обстреливалась вся территория Израиля вплоть до Средиземного моря, и во время войны дальнобойные пушки арабов-иорданцев стреляли по столице Израиля Тель-Авиву.

Подводя итоги этим конспективным историческим экскурсам, можно очертить арабскую трагедию второй половины XX века.

Эта трагедия заключается совсем не в болезненных ударах Израиля, не в американских или советских кознях и не в экономическом упадке региона, хотя все это имело место и служило катализатором событий. Относительно экономики, то, за исключением Леванта и Сирии, а также западного проатлантического Магриба, все арабские страны в большей или меньшей степени разрабатывали новые открытые месторождения нефти и имели от этого огромную выгоду. Прибыли от нефтяного дождя позволяли продержаться на плаву консервативным режимам, которые при других условиях не выдержали бы темпов XX века.

Арабская трагедия заключается в неудачных попытках энергично и быстро прорваться с глухих околиц цивилизации к достойным позициям в мире.

В арабских странах, которые получили государственную независимость после Второй мировой войны, стремление вырваться из средневековья и модернизировать политическую, экономическую и культурную жизнь сдерживается в первую очередь собственными традиционалистскими силами, крепко привязанными к древней религиозной культуре и глубоко укоренившимися в массовых обычаях повседневной жизни. Кое-где, однако, эти традиционалистские силы способны встать на достаточно эффективный путь осторожной модернизации и консервативного реформаторства. В целом модернистские тенденции образуют амальгаму с примитивными формами и порождают или сильные жизнеспособные конструкции, или удивительных и ужасных социальных монстров. Опаснее всего в истории – это сочетание замшелой моральной дикости с новейшими техническими достижениями и высокими социальными технологиями. Такие пропасти в бездну современно организованного «пространства смерти» мы видим и в европейской, и в исламской, в частности арабской, культурной истории XX века.

Цена, которая заплачена арабскими странами за успехи, иногда была чрезмерно высокой, а кое-где настолько несоизмеримой с достигнутым прогрессом, что реальной перспективой оказалась полная социальная катастрофа, падение в бездну реакции и хаос «пространства смерти».