Публичное одиночество - Никита Михалков

Во-первых, все предыдущие годы я выполнял поручения, возложенные на меня предыдущим Съездом.

Была создана Национальная академия кинематографических наук и искусств России, и в 2004 году она получила международное признание – была принята ассоциативным членом в Европейскую киноакадемию.

Кроме того, мне поручили вести нелегкую борьбу за возвращение Союзу кинематографистов московского Киноцентра. И до сегодняшнего дня никто не верил в то, что мы этого добьемся…

Что бы там ни говорили, ведь именно ложь суетлива и криклива. Есть потрясающе умная мысль: «Публичное выступление придает разумности любому дураку». И на прошедшем съезде кинематографистов люди приличные и совестливые молчали. А «заинтересованные» – их ведь всего человек тридцать – мутили воду. И им сейчас абсолютно не важно, кто придет; им важно, чтобы нас, моей команды, не было. (II, 46)

(2005)

Интервьюер: Невозможно представить себе, скажем, Спилберга, который бросил бы снимать по фильму в год и начал бы заниматься «посторонними делами».

Мы тем и отличаемся от «них», что слова «сопереживание» и «сострадание» для нас не пустой звук. Иногда слушаешь пришедших за помощью коллег, и волосы становятся дыбом от того, как они живут! Я не собес, но стараюсь помочь. И мне смешно, когда кто-то собирается подать на меня в суд за то, что я нелегитимно избран в председатели Союза.

Прогнать меня не удастся, я уйду сам. Потому что я абсолютно чист перед Союзом. Я даже не испытываю желания отвечать своим критикам, потому что все это не значит ни-че-го!.. Эти люди что, меня знают? Я их обманул? Украл у них? Нет! Мы с ними водку пили, детей крестили, баб трахали? Ах, вам не нравится, как я что-то говорю?

Ну и бог с вами!

Вас не удивляет, что ваше «сопереживание и сострадание» вызвало в обществе лишь негативную реакцию?

Нет пророка в своем Отечестве! Знаете, если бы мной правило честолюбие, жажда личного счастья, тогда было бы поделом! Но и тогда бы это меня задевало, потому что раскрыли мои замыслы. А так…

Я сделал для себя важный вывод, который мне очень помогает в жизни: не страшно быть ненавидимым ни за что, страшно, когда есть, за что ненавидеть. (I, 116)

(2005)

Интервьюер: Чем Вы объясните решение уйти с поста председателя Союза кинематографистов?

Не хочу обманывать: придя в Союз, я не снимал кино, считая нереальным совмещать это с работой в Союзе. Теперь собираюсь снимать. Напрасно искать тут скрытые интриги.

Мое дело было предложить то, что мне кажется перспективным для Союза. Если пленум и съезд решат не делать этого, я уйду. Быть свадебным генералом мне неинтересно. Мне не интересно ничего не делать. (I, 120)

(2006)

Интервьюер: Заботы по-прежнему отвлекают от мук творчества? Хорошо, хоть от Союза кинематографистов открестились.

Это называется иначе: творческий отпуск на время работы над фильмами.

Сейчас в руководстве Союза появились новые люди. Вот Пореченков пришел.

Попытался я на днях потолковать с ним о трудовых свершениях на посту первого секретаря СК, но Михаил отказался: дескать, еще не приступал к исполнению обязанностей – съемки, гастроли…

Успеет поработать.

За Пореченковым наверняка потянутся и другие молодые члены Союза. СК нужна свежая кровь, трансформации не избежать. Тогда, надеюсь, и безумные подозрения, будто Михалков затевает нечто ужасное, наконец-то останутся в прошлом.

А в чем Вас теперь обвиняют?

Старая песня. Мол, сломаю Дом кино, построю казино и посажу в него сына управляющим. Бредовых идей море.

На самом деле никаких волюнтаристских шагов никогда не совершал и не планирую. Я лишь честно предупредил коллег на последнем пленуме: если не станем двигаться навстречу будущему, оно нас просто придавит… (II, 54)

(2008)

Интервьюер: Всякий раз, когда в России умирает известный в прошлом, но забытый и брошенный в старости актер, первый вопрос: где был Союз кинематографистов? И конкретно: где был Михалков?

Михалков был там, где мог быть.

Мы встречались с Михаилом Кононовым, я спросил: «Какие у тебя проблемы? Скажи, что тебе надо?» Он сказал, я это сделал.

Что касается ситуации в целом, то я – как председатель Союза кинематографистов – говорил, что деньги, вырученные от продажи Киноцентра, надо оставить как пенсионный фонд и фонд экстренной помощи. А не тратить их на перманентный ремонт умирающего Дома кино. Я четыре раза предлагал его сломать, найти инвестора, построить новый. Не хотят. Меряют по себе: на строительстве можно столько украсть – как мы бы это сделали, поэтому не дадим Михалкову ничего сделать, чтобы он не украл…

В итоге мы с Виктором Вексельбергом создали фонд «Урга – территория любви». Фонд сможет тратить двадцать пять миллионов рублей в год – в основном на медицинское обслуживание вдов, пожилых деятелей кино, ну и молодых, если, не дай бог, с ними случится что-то серьезное. (I, 129)

(2009)

Интервьюер: Какова, на ваш взгляд, судьба Союза кинематографистов?

Я собирался и собираюсь уходить. Но мне небезразлично, кто придет в Союз. Я одиннадцать лет держал Союз на своих плечах и не дал ему развалиться. Я думаю, что на сегодняшний день самым главным является выбор нового руководства.

Во-вторых, повторяю, мне небезразлично, кто туда придет. Я прошу кинематографистов России: кто может, кто хочет, приезжайте в Москву, выслушайте нас и наших оппонентов и примите решение. Но оно должно быть законным и взвешенным. В основе этого решения должно быть только две мысли: будущее нашего кинематографа и целостность нашего Союза.

Не кажется ли Вам, что у конфликта в Союзе кинематографистов есть финансовая подоплека?

Может быть.

Я могу сказать абсолютно точно, что экспертная комиссия должна состоять из членов Союза, и именно они должны решать, кому давать зеленый свет и кому помогать. Если кто-то думает, что государство вывалит три машины денег Союзу и можно будет их без оглядки тратить, он ошибается. Такого не будет.

Чем сегодня может помочь такая организация, как творческий союз?

Я думаю, что самое главное, для чего нужен Союз – это оказание помощи в выживании людям, которые в этом нуждаются. Творческий союз может дать ощущение некоего единства, хотя бы ощущение, которое подкреплено еще и материальными возможностями.

Второе – это разминка и перетирание всей кинематографической пластики, сущности кинематографа. Это возможность, обсуждая те или иные проблемы, находить вектор кинематографа. И очень важно, чтобы этот вектор не переместился в разрушительно-уничижительную сторону… (XV, 42)