Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

Бату взирал в глухом отчаянии. Быть может, Субудай в какой-то момент и посвятит его в свои планы – скажем, когда настанет черед рисковать жизнью, атакуя это бессчетное множество людей и лошадей. Задавать вопросы молодому военачальнику мешала гордость, а Субудай все молчал и ничего ему не объяснял, день за днем осмотрительно маневрируя и засылая разведчиков. Тумены и вспомогательные войска дожидались с Чулгатаем всего в двух милях от реки.

Венгерские разведчики заметили кучку монгольских всадников, что наблюдали сверху, облокотясь на луки седел. В их сторону уже указывали пальцами; туда же направлялись неприятельские верховые.

– Ну ладно, достаточно, – подытожил Субудай. – Все, что хотел, я увидел. – Он повернулся к Бату. – Туменам отходить. Медленный отход. Между собой и ими оставляем зазор в… две мили. Наши пехотинцы будет держаться вблизи лошадей. Пускай поспевают бегом. Скажи им, что могут в случае чего держаться за стремена, а если начнут отставать, то вскакивать на свободных лошадей. У короля есть пехота. Но она не сможет повлиять на исход битвы.

– Отходить? – с невозмутимым лицом переспросил Бату. – А целиком ты свой замысел мне не раскроешь?

– Конечно раскрою, – усмехнулся орлок. – Но не сегодня. Сегодня отступаем от превосходящих сил противника. Нашим людям тоже не мешает научиться сдержанности.

С восходом солнца Сорхатани стояла на стенах Каракорума, оглядывая их очертания. Насколько хватало глаз, стены надстраивали артели цзиньских мастеровых и воинов. Глыбы известняка укладывались ряд за рядом, едва подсыхал раствор. Нехватки в рабочей силе не было. Начинали спозаранку, работали безостановочно, а заканчивали уже затемно. Все в городе понимали, что Чагатай явится непременно. Внутрь его не пустят, и тогда сомнений нет, что за этим последует. Его тумены пойдут на приступ столицы своего народа.

Утренний ветерок дышал прохладой. Сорхатани вздохнула. Стены Чагатая не остановят. С той поры, как Чингисхан стал штурмовать города, стенобитные орудия в туменах безостановочно совершенствовались, а теперь у них в распоряжении еще и зернистый черный порошок невероятной разрушительной силы. Неизвестно, тем же путем или нет шли оружейники Чагатая, но вполне вероятно, что ему известна каждая деталь новоизобретенных пушек и огнеметательных орудий. Слева сейчас возводилась платформа для полевого орудия – приземистая башня, способная выдержать вес и силу отдачи мощной пушки.

Когда он явится, никто не упадет здесь к его ногам, уж об этом Сорхатани позаботится. Город изрыгнет на него огонь, и, быть может, язык праведного пламени покончит с угрозой до того, как в ход пойдут катапульты и мятежник войдет в город.

Почти по привычке Сорхатани отсчитала дни, истекшие со смерти хана. Двенадцать. Ямскую станцию в городе она закрыла сразу же, как только Гуюку ушло ее послание, но в системе имелись изъяны. На запад из Каракорума тянулась еще одна цепь ямских станций, как раз в ханство Чагатая. Отсюда до него пятнадцать сотен миль или больше. Вестнику из города достаточно проскакать всего лишь первый отрезок пути, и тогда сами собой задействуются все остальные звенья этой драгоценной цепочки, по которой к Чагатаю полетит известие о смерти брата. Сорхатани в очередной раз прикинула расстояния. Если гонцы поскачут с максимальной скоростью, то он получит весть примерно через шесть дней. Числа они прикинули совместно с Яо Шу, когда начали укреплять город. Даже если Чагатай сорвется с места в секунду и рванет со всех ног к лошади, крича своим готовым в дорогу туменам прыгать в седла, то все равно он появится под этими стенами не раньше чем через месяц, а то и два. И путь его ляжет вдоль ямской дороги по краю пустыни Такла-макан.

По наиболее реалистичным подсчетам, Чагатай объявится где-то в середине лета. Сорхатани приставила ко лбу руку козырьком, наблюдая, как продвигаются работы на стенах, где копошились мастеровые с лицами и руками, серыми от известковой пыли. К лету Каракорум ощетинится пушками, а толщина стен позволит выдержать приступ.

Сорхатани протянула руку и растерла кусочек ноздреватого камня в порошок, после чего хлопком отряхнула ладони. А ведь надо еще сделать уйму дел. Их с Дорегене власть держится на честном слове. Пока Гуюк не приведет домой тумены и не будет провозглашен ханом, пока народ не принесет ему клятву верности, Каракорум остается уязвимым. Удерживать стены предстоит два, если не все три месяца. Сорхатани передернуло от мысли, что перед воротами столицы она увидит красный, а то и черный шатер.

То, что город приобрел такую значимость, было, как это ни странно, победой Угэдэя. Чингисхан для клятвы мог бы просто созвать народ средь чиста поля, вдалеке от белых стен. Раздумывая над этим, Сорхатани на секунду застыла. Нет, Чагатаю недостает воображения своего отца, да и Каракорум успел стать символом величия ханской власти. Это уже преемственность. Кто бы в дальнейшем ни занял ханский престол, он должен вначале получить власть над этим городом. Она кивнула своим мыслям. Чагатай явится непременно. Просто обязан.

Легкой походкой Сорхатани стала спускаться по ступеням с внутренней стороны стены. Попутно она обратила внимание на зубцы, высота которых позволяла укрываться целому строю лучников и сквозь специальные прорези стрелять в штурмующих. В промежутках новые деревянные навесы укрывали хранилища для стрел, воды и даже глиняных и железных горшков с черным порошком. Кешиктены со всей возможной быстротой пополняли запас продовольствия, ежедневно покрывая во всех направлениях многие сотни миль, чтобы забрать у селян урожай. Рынки и загоны в городе давно опустели: живность из них забрали, выдав взамен лишь бумажки с оттиском печати Тэмуге – дескать, деньги получат потом. Настроение в городе было тревожное, и никто не посмел роптать. Не секрет, что по дорогам к востоку текли беженцы и колыхались повозки с целыми семьями – в основном чужестранцы, надеющиеся спастись от печальной участи. В моменты уныния Сорхатани готова была поддаться этим настроениям. Взять, к примеру, Чжунду: держался под натиском хана целый год, но его