Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

бы видеть со сломанной шеей, – проговорил он. – А ведь я присутствовал при том, как Толуй расстался с жизнью. И что мы за это получили? Всего несколько жалких лет. Лучше мне умереть во сне, чем увидеть, как Чагатай с победным видом въедет в эти ворота.

– Он будет здесь раньше, чем Гуюк и Субудай, – кисло заметил Тэмуге. – Это единственное, что нам известно наверняка.

Он тоже не пылал любовью к этому выпестованному братом невеже. Уж при ком, а при Чагатае библиотек здесь не будет, равно как книгочеев на улицах и духа учености. Такому город спалить – сущий пустяк, только бы себя показать. В этом отношении Чагатай был сыном своего отца. Тэмуге зябко поежился, внушая себе, что это от ветра. Пора бы всерьез задуматься над тем, как до приезда Чагатая вывезти наиболее ценные свитки и книги, пока не будет уверенности, что они в безопасности и с ними будут обращаться бережно. Сама мысль о Чагатае бросала в пот. Нет, второй Чингисхан миру не нужен. Он едва оправился от первого.

Половецкий хан Котян переправлялся через Дунай на небольшом ялике, на веслах которого сидел угрюмого вида лодочник. Ялик несся, едва касаясь темной воды. От холодного сумрака половец плотнее кутался в плащ и все думал, думал. Похоже, от судьбы и впрямь не уйдешь. Требовать у Котяна людей король имел все основания. Венгрия дала ему убежище, и хан какое-то время думал, что и вправду спас свой народ. Когда горы остались позади, он решил, что монгольские тумены так далеко на запад не пойдут. Прежде они этого действительно не делали. И вдруг Золотая Орда с ревом перекатывается через Карпаты, а от мирного пристанища не остается камня на камне…

Котян недовольно смотрел на приближающийся берег: сейчас ступать с лодки в чавкающую жижу, черпая полные сапоги. Он спрыгнул в прибрежное мелководье; ноги, само собой, тут же увязли. Лодочник буркнул что-то неразборчивое и взыскательно изучил поданную монету, намеренно демонстрируя свое неуважение. Котян непроизвольно потянулся к ножу: сейчас взять и чиркнуть по этой роже, чтобы знал, как и с кем разговаривать. Но затем рука его неохотно опустилась. Лодочник погреб прочь, поглядывая с надменно скривленным ртом. С безопасного расстояния он что-то выкрикнул, хотя что именно, Котян не разобрал.

И в Буде, и в Пеште все было одинаково. Половецкий народ пришел сюда с надеждой, принял по требованию своего сюзерена крещение и все усилия прилагал к тому, чтобы эту новую веру сделать своей, хотя бы ради выживания. Как народ половцы понимали: ради того чтобы остаться в живых, и не на такое пойдешь – и к своему хану отнеслись с доверием. Никто из христианских служителей здесь не счел странным, что вот так целый народ вдруг в одночасье загорелся желанием принять сердцем Христову веру.

Тем не менее этого для обитателей городов короля Белы оказалось недостаточно. Уже с первых дней поползли слухи и пересуды, что эти пришельцы тащат за собой одни несчастья. У кого-то из селян издохла свинья, а виной тому, понятно, одна из темноволосых смуглых женщин, что навела на нее порчу. Перепрыгивая по камням вдоль берега, Котян презрительно сплюнул. Или вот с месяц назад местная девушка-венгерка обвинила двоих половецких парней в том, что они поймали ее и обесчестили. Поднялся шум, за ним бунт, который со всей безжалостностью подавили солдаты короля Белы, но ненависть так и осталась кипеть под покровом. Мало кто полагал, что та девица врет. В конце концов, ничего иного от этих гнусных кочевников люди в своей оседлой среде и не ожидали. Ведь у них, половцев, нет корней, и верить им нельзя: только и умеют, что воровать, убивать да еще загрязнять чистую реку.

Приютивших его хозяев Котян ненавидел почти так же, как те ненавидели его и его соплеменников. Оглядывая сейчас становище из шатров и лачуг, жмущихся к реке, он желчно подумал, что занять меньшее по площади место у них все равно не получилось бы. Король обещал, что выстроит новый город или, может, расширит два или три уже существующих. Он что-то говорил об особом поселении для половцев, где они смогут спокойно жить сами по себе, не мешаясь с местным населением. Быть может, Бела и сдержал бы свое обещание, но тут, как назло, нагрянули тумены монголов. А впрочем, Котян уже начинал сомневаться в искренности слов короля.

Угроза со стороны монголов лишь усилила напряжение между венграми и народом Котяна. Нынче его соплеменники и по улице не могли пройти без того, чтобы им не плюнули под ноги или не толкнули кого-нибудь из их женщин. Что ни ночь, где-нибудь в канаве находили труп с перерезанным горлом, а то и не один. Если убитый оказывался половцем, от наказания преступники как-то уходили, но если это был венгр, то соплеменников Котяна местные власти вешали без суда в назидание остальным. Плохая награда для двухсот тысяч новообращенных христиан. Иной раз Котян просто недоумевал: что же это за вера, которая исповедует добро, а на деле столь жестока?

На загаженном берегу вонь действительно стояла такая, что не продохнуть. У зажиточных горожан Буды была система канализации. Даже в бедных кварталах Пешта на углах стояли полубочки, которые ночами вывозили золотари. У половцев с их шатрами не было ничего, кроме реки. Они старались поддерживать чистоту, но участок, на котором их поселили, был слишком мал. Среди соплеменников уже расползались болезни: целые семьи мерли от красной сыпи на коже (в родных краях такого недуга не встречалось отродясь). Вообще, жизнь тут – как в неприятельской осаде. Но король попросил помочь армией, а это дело чести, Котян ведь дал свое ханское слово. Тут король Бела рассудил правильно. Однако, подумал Котян, пнув камень, и у его ханской чести есть границы. Отправлять ли ему свой народ под вражеские стрелы ради столь сомнительной награды? За всю жизнь он не нарушил данное слово ни разу. Временами, когда хан мучился от голода или болезни, это было единственное, чем он мог подпитывать свою