Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

боялся, ненавидел и боготворил. Он уж толком и не помнил, как им в детстве приходилось скрываться от своих преследователей. Это было давно, хотя до сих пор иногда во сне он ощущал тогдашнюю стужу и неутолимый, грызущий голод. Мысли старика частенько возвращались в юность, но утешения он в этих воспоминаниях не находил. Тогда у него было четверо братьев. Тэмучжин, что тщеславно назвался Чингисханом; Хачиун, Хасар и Бектер. Тэмуге пытался припомнить лицо Бектера, но все никак не получалось. Была еще сестра Тэмулун, но и ее образ стерся из памяти.

Тэмуге подумал о доставленном по ямской почте письме, которое утром показал ему Яо Шу. Оно извещало о смерти Хачиуна, и Тэмуге попытался заглянуть внутрь себя, измерить глубину своего горя. Но горя там не было. Они уже много лет жили порознь, житейские трудности и обиды замутнили некогда чистые отношения. Теперь лишь они с Хасаром остались живыми свидетелями невзгод, окружавших тех семерых совсем еще детей, что прятались в тесном убежище. Только они и могли сказать, что там было с самого начала. Теперь они оба старики, у Тэмуге вон все кости ломит каждый день.

Он поглядел мимо набирающего силу и яркость огненного столпа и увидел Хасара, стоящего с поникшей головой. Когда-то в молодости они вместе перешли границу Цзиньского царства и повстречали Яо Шу. Тот был всего лишь странствующим монахом, ждущим предначертанной ему будущности. Теперь уж и представить сложно, как они тогда были сильны и полны жизни. Тэмуге отметил, что Хасар сильно сдал. Голова его казалась чересчур большой из-за обвисших складок кожи. И вид явно нездоровый. Сам не зная почему, Тэмуге пошел к брату, и они кивнули друг другу, два старика, задержавшиеся на этом свете.

– Никак не ожидал, что он уйдет прежде меня, – пробормотал Хасар.

Тэмуге поглядел на него с грустным пониманием, и Хасар под его взглядом пожал плечами:

– Стар я, а те шишки в плече у меня все растут. Не ожидал, что он, молодой еще, уйдет раньше, чем наступит мой черед. Только и всего.

– Надо тебе их вырезать, брат, – заметил Тэмуге.

Хасар поморщился. Он уже больше не мог носить доспехи, прилегающие к больным местам. Каждую ночь эти наросты, казалось, все взбухают под кожей, как гроздь винограда. Про те из них, что под мышкой, он уж и не говорил. К ним лучше и не притрагиваться, чтобы не завыть волком. Хотя мысль о кромсающем плоть ноже была еще невыносимей. «И дело здесь не в трусости», – внушал он себе. Просто со временем это все должно или пройти, или окончательно доконать, третьего не дано.

– Прискорбно, прискорбно мне было услышать о Хачиуне, – сказал Тэмуге.

Хасар прикрыл глаза, превозмогая боль.

– Стар брат уже был для похода, – признался он. – Я ему это говорил. Только от собственной правоты ничуть не легче… Бог знает, как я по нему тоскую!

Тэмуге с пытливым интересом посмотрел на него:

– Ты не христианство ли, часом, принял на старости лет?

Хасар грустно улыбнулся:

– Для меня уже поздно. Просто слушаю иногда их россказни. Слишком много грозятся, как я заметил. А рай у них, по рассказам, какой-то скучный. Я как-то спросил одного из монахов, есть ли в раю лошади, а он знаешь мне что ответил? Их, говорит, тебе там самому не захочется. Нет, ты представляешь? Мне там что, на их ангелах верхом ездить, что ли?

Тэмуге видел, что брат говорит, чтобы как-то заглушить свою тоску по Хачиуну. Он еще раз прислушался к себе, но опять обнаружил лишь пустоту. Это настораживало.

– Я тут как раз думал о том урочище в холмах, где мы все прятались, – поделился Тэмуге.

Хасар покачал головой:

– Трудные то были времена. Но мы выжили и всё преодолели. – Он оглядел город за рыжими космами огня, скрывающими тело хана. – Если б не наша семья, этого дворца не было бы и в помине. – Старый воин вздохнул. – Странно и вспоминать: ведь были времена, когда не было ни державы, ни единого народа. Для жизни одного человека это, пожалуй, многовато. Все-таки видали мы, брат, и славные дни, несмотря на наши расхождения.

Тэмуге предпочел отвернуться, чтобы не ворошить не вполне безоблачное прошлое. В пору своей молодости он был преданным сторонником того, кто принес родне великую боль и чье имя больше не упоминалось. В те годы Хасар был ему чуть ли не врагом, но теперь это все схлынуло, позабылось.

– Тебе бы надо все это записать, – неожиданно сказал Хасар, кивнув в сторону погребального костра. – Как жизнь Тэмучжина. Взять и изложить все, для памяти.

– Сделаю, брат, – сказал Тэмуге. Он снова поглядел на Хасара и ясно увидел, как тот сдал. – Ты выглядишь больным, брат. Я бы на твоем месте их вырезал.

– Да? – хмыкнул Хасар. – А ты-то что в этом смыслишь?

– Я знаю, что лекари могут усыпить тебя черным зельем и ты не будешь чувствовать боли.

– Я боли не боюсь, – сердито отмахнулся Хасар. Но при этом в его взгляде сквозило любопытство, и он даже повел здоровым плечом. – Может, так и поступлю. А то бывают дни, когда у меня правая рука вообще не шевелится.

– Если Чагатай нагрянет сюда, в Каракорум, она тебе понадобится, – усмехнулся Тэмуге.

Хасар кивнул, потирая левое плечо.

– Вот кого я хотел