Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

Котян направлялся в город Пешт. Сапоги были тяжелы от налипшей глины и нечистот. Жене он обещал, что на обратном пути купит мяса, хотя торговцы наверняка вздуют цены при виде половецкого хана. Котян пошел быстрее, придерживая рукоять меча. В такой день задевать его самолюбие было опасно. Завтра наверняка все будет иначе, но пока он впустит в душу немного гнева: это согревает.

При подъеме на грязный взвоз, на котором расположились купеческие лавки, образующие улицу, Котян услышал, как недалеко о землю что-то грохнуло. В ушах гудел ветер, и он с зоркой настороженностью поднял голову, прислушиваясь. Перед мясной лавкой коптил фонарь, но деревянные ставни уже закрывались. Котян выругался и перешел с шага на бег.

– Эй, погодите! – выкрикнул он.

Хан не сразу заметил двоих дерущихся мужчин, пока те не упали ему буквально под ноги. Котян машинально выхватил меч, но мужчины сейчас сосредоточенно тузили друг друга. У одного был нож, а другой удерживал противника за руку. Что именно здесь происходит, понять было нельзя. Котян вскинул голову, когда невдалеке послышались еще какие-то крики. Голоса были злые, и в Котяне тоже всколыхнулся гнев. Кто знает, что здесь стряслось в его отсутствие? Еще одно изнасилование или там просто поносят кого-то из его соплеменников? Пока он колебался, мясник наконец окончательно замкнул ставни, накинув с внутренней стороны засов. Котян загрохотал по ставням кулаком, но безуспешно.

В ярости хан повернул за угол. Там он увидел цепочку людей – точнее, небольшую толпу, шагавшую по слякотной улице в его сторону. В два быстрых шага он вернулся обратно за угол, но его заметили на фоне вечернего неба. При виде испуганно юркнувшей за угол фигуры толпа тут же разразилась воплями и улюлюканьем.

Котян двигался с максимальной скоростью. По опыту он знал, что опасность вовсе нешуточная. Что бы там ни свело этих людей в стаю, для него все может закончиться проломленной головой или перебитыми ребрами. На бегу к темной реке хан явственно слышал возбужденный гомон. Ноги преследователей стучали по деревянному уличному настилу, звук шагов неуклонно приближался.

Поскользнувшись на мокрой земле, Котян выронил меч, упавший и исчезнувший в мягкой грязи совершенно бесшумно. Встать ему помешал сильный обжигающий удар. На беглеца с тяжким сопением навалилась толпа. Подозрительный незнакомец, доказавший свою вину уже тем, что пустился наутек, заслуживает того, чтобы его как следует проучили. Котян как мог сопротивлялся, но под пинками и ударами коротких ножей, уже бездыханный, все глубже погружался в грязь, пока почти не ушел в нее, и его темная кровь слилась с чернотой.

Люди, переводя дух и постепенно остывая, отошли от изувеченного тела на берегу реки. Некоторые залихватски хлопали друг друга по спине: мол, бока чужаку намяли. Имени убитого бедолаги они не знали. На расстоянии уже слышались голоса королевских стражников; пора было исчезать в тенях купеческого квартала. Кочевники услышат об этом происшествии и будут напуганы. Пройдет еще много, ох как много лет, прежде чем по улицам городов приютившей их страны они начнут ходить без страха. У многих участников нападения были семьи и дети, и теперь они расходились по своим домам, пробираясь глухими проулками, чтобы не попасться стражникам.

Армия, что собралась возле Пешта, была огромна. В последние дни королем владело возбуждение, охватывавшее его всякий раз, когда он думал о том, что привело сюда такое множество людей. Солдат не может таскать с собой запас провизии больше чем на несколько дней, иначе это отнимет у него силы, необходимые для боя. Поэтому на обозы ушли все телеги и тягловый скот, какие только были в стране, и в итоге обоз растянулся почти на такое же расстояние, что и плотные ряды воинства, стоявшего возле Дуная. Сердце короля Белы буквально рвалось из груди от гордости, которую он испытывал, оглядывая свое войско. Свыше ста тысяч ратников, рыцарей и пехотинцев откликнулись на призыв с разосланными по всей Венгрии окровавленными мечами. По его приблизительной оценке, монгольская армия была меньше, чем он ожидал. Король сглотнул некстати подступившую к горлу желчь. Похоже, ему предстоит сойтись в сражении всего с половиной Золотой Орды. Однако в донесениях, пришедших с севера, сообщалось о разрушениях, в которые верилось с трудом. Помощи от Болеслава или Генриха ждать теперь не приходилось. Они сами едва сдерживали чудовищный натиск монгольских туменов. Люблин пал, а из Кракова пришло всего одно сообщение о том, что он разделил эту печальную участь и был сожжен, хотя уму непостижимо, как такое могло произойти. Оставалось лишь уповать, что это преувеличение: у страха глаза велики. Со своими военачальниками и союзниками Бела этими сведениями, разумеется, не поделился.

С этой мыслью он поглядел на тевтонских рыцарей справа от себя – две тысячи во всем своем боевом великолепии. Их кони не были запачканы грязью, которую поднимала за собой пехота. Они блестели в бледных лучах утренней зари и, топоча копытами, пускали из ноздрей бледные султаны пара. Бела очень любил боевых коней, а у тевтонцев, как известно, они самого благородного происхождения, все как один с безупречной родословной.

Его горделивое настроение слегка омрачал лишь левый фланг. Половцы, хотя и хорошие конники, еще скорбели по своему хану, неизвестно как и кем убитому в непонятной заварухе у реки. Ропщут так, будто в этом личная вина короля. Несносный народ. Когда монголы убегут обратно за горы, надо будет как следует подумать, стоит ли терпеть у себя такое множество половцев. Может, дать им денег, чтобы подыскали новую родину поприветливей, – это, пожалуй, будет не так обременительно для королевской казны.

Бела вполголоса выругался, увидев, что конница половцев покидает отведенное ей в построении место. Через поле он послал к ним гонца с приказом оставаться на месте. За передвижением посланца король наблюдал, задумчиво почесывая подбородок. Было видно, как половцы вдалеке скопились вокруг какого-то человека – видимо, предводителя, – но останавливаться не думали. Бела гневно опустил руку и, повернувшись в