G.O.G.R. - Анна Белкина

Гопников редко ходил пешком: страдал одышкой, сердчишко пошаливало, ведь уже далеко не мальчик. Однако теперь, после Артеррановского зелья, он даже не заметил и не почувствовал того расстояния, которое они с Эммой прошли — так легко стало ему ходить. Да, кажется, Генрих Артерран добился успеха в исследованиях. А вот Гопников, которого специально отправили следить за ходом проекта, не узнал даже, что же такое «прототип». Он мог бы узнать — когда Эмма провела его в лабораторию Артеррана, он мог бы выпросить у неё, чтобы она показала ему прототип. Но он упёрся рогом в эти дурацкие пробирки с «гадостью». Хлебнул из одной — и всё, стало уже не до прототипа…

Ночь была тихая, поэтому рокот мотора автомобиля, который внезапно возник на дороге, Эмма и Гопников услышали ещё до того, как из-за далёкого поворота показался свет фар. Эмма застопорилась на месте и дёрнула Гопникова за рукав. Он даже услышал, как она взвизгнула:

— Мы спасены!

Хотя Эмма молчала — она только так подумала: «Мы спасены».

Машина приблизилась — «Запорожец» — определила Эмма. А Гопников со своим «новым зрением» увидел, что он оранжевого цвета.

Снедаемые желанием жить и спастись, они оба выскочили на середину шоссе и перекрыли оранжевому «Запорожцу» путь. Водителю, завидевшему в свете фар двух человек с поднятыми руками, ничего больше не оставалось, кроме как нажать на тормоз и застопорить машину.

— Чего? — водитель не стал покидать кабину, а только опустил стекло. Он был не очень молод, и на голове его красовалась лёгкая хлопчатая фуражка.

— Не подвезёте до города? — взмолилась Эмма, подскочив к машине.

Водитель смерил двоих «ночных путешественников» ну, о-о-очень недоверчивым взглядом, пару раз скептически хмыкнул и осведомился:

— Чего бродим?

Пришлось Эмме врать про то, что они приезжали сюда из Донецка на свадьбу, но у них на обратном пути сломалась машина, они решили поискать людей, но заблудились…

— Пить надо меньше! — буркнул водитель и кивнул назад, мол, садитесь.

Так Гопников покинул базу «Наташенька» и попал в город Донецк. Эмма была из Донецка. Он уехала жить к родителям. А эти родители и слышать ничего не хотели о престарелом Гопникове. Ведь сказать им правду Эмма не могла, врала что-то. И в конце концов родители взбунтовались и пообещали даже вызвать милицию, если Гопников не отстанет от Эммы. Гопников в милицию совсем не хотел: боялся, что его передадут на растерзание Никанору Семёнову, или того хуже — забьют в застенки КГБ и начнут допрашивать с пристрастием. Поэтому он тихонько устранился и перешёл в разряд бомжей. Много ужасных лет — он уже и не помнит, сколько именно — Гопников скитался от подвала к подвалу, дрожал зимой от холода, недоедал, носил лохмотья, лазал по мусорным бакам… Каждый милиционер пугал его едва ли не до полусмерти, он бежал от них в панике, словно от волков… Он был стар и думал, что ещё месяц, и старость тихонечко сведёт его в могилу. Однако с ним творилось нечто странное. Гопников не мог понять, что именно, но, если посчитать — ему уже исполнилось сто лет, а он чувствовал себя максимум на сорок. Гопников жил и жил, ничем не болел, не собирался умирать… Жил, правда, в подвале, с двумя другими бомжами. Одного звали Мишаня, когда-то он был инженером на государственном предприятии, но после перестройки перестроиться не смог. А у второго была кличка Кикс. Кикс грешил азартными играми, и, в конце концов, переселился из двухкомнатной квартиры в подвал. Они были отупевшие, инертные и даже немного дикие. Каждый вечер распивали бутылку. Гопникову тоже наливали: в России было принято «соображать на троих». Но Гопников не пил: он всё надеялся, что вернётся в Америку, продолжит свою работу…

А однажды ночью произошло вот что. Гопников ложился спать, а два его товарища по несчастью, нализавшись горькой, уже храпели на грудах тряпья. В двухлитровой банке тихо дрожала свеча, а в узкое подвальное окошко, разбитое, затянутое плотной паутиной, заглядывал лунный луч. Постель Гопникова состояла из такого же тряпья, как и у его соседей, а укрывался он старым тулупом, который когда-то давно выудил из мусорного бака. Гопников стоял на коленях на сыроватом полу и молился Господу — всё просил, чтобы тот послал ему чудо и вернул домой. Внезапно раздался громкий треск — такой, словно бы что-то сломалось. Гопников вздрогнул, съёжился и застыл на месте. Вылетела хлипкая дырявая дверь. Она не открылась, а именно вылетела, выбитая тяжёлым ударом. К ним в подвал вломились какие-то «люди в чёрном» и навели пистолеты на Мишаню и Кикса, вспрыгнувших от испуга со своих жёстких постелей. Гопников остался в ступоре: так и стоял на коленях, прикованный ужасом: неужели его нашли спецслужбы и теперь…

Вперёд прошёл высокий человек, и Гопников его узнал: Никанор Семёнов! Узнал и едва не свалился тут же в обморок, ведь происходила какая-то фантастика! Никанор Семёнов был ещё старше, чем Гопников, однако, с тех пор, как Гопников видел его в последний раз, он не изменился ни капельки! Ничуточки не изменился, ей-богу!

— Борис Гопников? — осведомился Никанор Семёнов каким-то нечеловеческим каркающим голосом и поправил свой дорогой серый пиджак.

— Ыыыы, — проблеял Гопников, всё больше съёживаясь под его взглядом, что резал всё вокруг отточенной сталью.

— Вы необходимы нам, — заявил Никанор Семёнов и даже бровью не повёл, когда Кикс выплюнул в его адрес крепкое разбойничье словечко.

— Ыыыы, — ответил Гопников, потому что больше ничего ему из себя выжать не удалось.

Никанор Семёнов кивнул головой, и тут же двое его подручных молча выделились из тени, схватили Гопникова, заломили ему руки и выдворили из подвала на улицу. На улице, освещённые луной, поджидали четыре чёрных блестящих автомобиля: джип и три обыкновенных. Два здоровяка подтащили Гопникова к джипу и достаточно вежливо определили на заднее сиденье. Один здоровяк втиснулся справа от Гопникова, а второй — слева, отрезав тем самым ему любой из путей отхода. Гопников не знал, оставил ли Никанор Семёнов в живых Кикса и Мишаню, но, зная этого типа достаточно хорошо, давал девяносто пять процентов, что оба его товарища отлетели в мир иной.

Гопникова привезли в какую-то деревню. «К. лхо… Кр. сная Зве……» — заметил он покосившийся, заляпанный и выцветший въездной знак. Гопников содрогнулся, увидев этот въездной знак. «Колхоз Красная Звезда» — вот, что могла означать надпись на знаке. Колхоз Красная Звезда, и — база «Наташенька». Его везут назад, туда, откуда он много лет назад сбежал.

Гопников думал, что его тут же убьют и закопают вон под тем раскидистым дубом, что торчит у обочины дороги над большим болотом. Но оказалось, что Никанор Семёнов задумал нечто другое. Гопникова не убили, а поселили в большом доме, что пристроился на окраине Красной Звезды. Колхоза уже не было, он превратился в малюсенькую деревушку и принял другое название — Верхние Лягуши. Гопников бродил по просторной веранде выделенного ему жилища, глупо оглядывался, смотрел вверх на горгулий, которые сели на высокий лепной карниз, что обрамлял черепичную крышу и никак не мог взять в толк, для чего Никанор Семёнов вдруг решил ему всё это подарить. Никанор Семёнов вступил на веранду уверенным шагом и сурово осведомился:

— Осмотрелись?

— А… да… — едва выдавил Гопников, предчувствуя, если не смерть, то жестокую западню.

— Прекрасно, — бесстрастно кивнул Никанор Семёнов. — А теперь я объясню вам вашу задачу. Следуйте за мной.

Никанор Семёнов углубился под сень высокого сводчатого потолка, и Гопников раболепно последовал за ним, ведь ему ничего больше не оставалось. Оказалось, что дом действительно огромен. Даже в чём-то и страшен. Да, тут тепло, светло и уютно: хорошая мебель, электричество, газ, вода… Но как-то всего этого много, слишком много, чтобы одному человеку было тут уютно. В Америке Гопников жил в квартире, которую выделил ему ГОГР, в России — в подвале, а теперь…

Никанор Семёнов привёл Гопникова не куда-нибудь, а в самый простой, обычный погреб — сырой, прохладный, как погреба. Щёлкнул выключателем, и под потолком вспыхнула одинокая лампочка, озарив булыжные стены, пол и деревянную дверь, что пристроилась в дальнем углу. Никанор Семёнов направился прямо туда, к этой двери, взялся за ручку и оттолкнул дверь в сторону. За ней зияла чёрная пустота, Гопников попятился, а вот Никанор Семёнов шагнул прямиком в эту страшную тьму и исчез в ней на несколько минут.

Гопников смотрел на Никанора Семёнова, не отрываясь, и видел, как тот разогнал тьму — наверное, карманным фонариком.

— Гопников, — позвал Никанор Семёнов. — Идите же, чего застыли?

Гопников словно выпал из ступора. Он потянулся следом за Никанором Семёновым и оказался в коридоре. Коридор был тёмен и длинён. Пару раз он делал повороты, и наконец, закончился ещё одной дверью, на этот раз — металлической. Фонарик Семёнова осветил эту металлическую дверь, заставив её отбросить яркий блик в лицо Гопникову. Гопников заслонил глаза ладонью, а Никанор Семёнов тем временем уже возился с ключами. Дверь открылась легко и быстро, подчиняясь ключу. Никанор Семёнов остановился на пороге, повернулся к Гопникову и протянул ему связку ключей.