Фантастические тетради - Ирина Ванка

— Только Альба. Этот провал был линейным. Линейные деформации обычно прошивают галактику насквозь, каждый раз под новым углом, но всегда задевают планету. В Миграториях случаются и плоскостные деформации, параболические, сфероидные… Почему вас это интересует?

— Возможно, стоило бы осмыслить это явление более детально, прежде чем заявлять о новых формах жизни.

— Когда мне понадобится астрофизик, — невозмутимо заявил Мидиан, — я найду его тот час же.

Он явно не был студентом Эфа. Профессор вынужден был смириться с этим еще на Пампироне. Кроме того, он даже не пытался таковым казаться. Бортовой хронометр отсчитывал вторые сутки полета. Со скоростным коэффициентом почти неделя отделяла экспедицию от стартового технопарка. Ничего удивительного в том, что они наконец-то выявили принципиальную несовместимость научного подхода. Удивительно, что этого не случилось раньше. Совершенно невероятно, что корабль все-таки идет к Миграторию и не собирается менять курс. С чувством глубокой тревоги Эф принял снотворное и отключился прямо в кресле навигаторского отсека.

«Вселенная разумна и безмерна. Она подобна самой себе и неповторима в разнообразии форм. Я хочу, чтоб вы усвоили одну непреложную истину прогрессирующего мировоззрения: истины нет. Есть заблуждения, похожие на истину. Как только вы в своих поисках достигаете этой иллюзорной вершины — знайте, вверх дороги больше не будет, ибо вершина есть тупик. На этой вводной лекции я предложу вам несколько принципиально новых моделей развития познания, в которых каждый из вас сможет стать первопроходцем», — так начинался обзорный курс эфологии для новичков, растиражированный и адаптированный до такого уровня, что постигать основы науки мог даже ребенок. Мидиан просматривал его не в первый раз. Теперь, как никогда, ему надо было поверить, что глубина этой философии будет постигнута избранными счастливцами будущих поколений. Теперь, когда ее автор спал как мертвец в соседнем кресле. Обзорная панорама приближала Галактический Пояс, а оранжевая планета на архивном экране тускнела, сливаясь с фоном.

Профессор предпочитал спать без сновидений. Сновидения утомляли его, путали мысли, бередили чувства и не позволяли уйти от проблем. Снотворные препараты, входящие в комплект спальников, действовали на него как десять часов семинарской работы в бесконечных ответах на вопросы. Он доверялся лишь лекарству, приготовленному специально для него. Одна доза позволяла молниеносно отчалить от суетного мира. Без таблеток он жить не мог, как без опоры под ногами, как без защитного костюма на грунте дикой планеты. Регулярно, по несколько раз в сутки, он погружался в небытие, и, пока препарат не отрабатывал положенный срок, никакая сила не могла вернуть профессора в чувство.

— Хотите, я вынесу его в бытовой отсек? — предложил Бахаут.

Мидиан улыбнулся.

— Он не телепатирует во сне?

— О! Можете не опасаться, — заверил биолог, — стопроцентный труп. В таком состоянии нормальный человек через сутки завоняет.

— Тогда и будет иметь смысл убрать его отсюда.

— Ему бы понравилось видеть свои лекции в вашей библиотеке. Правда, он никогда не признается в этом, если заподозрит, что вы намерены ему польстить. Между прочим, этот курс в свое время получил лицензию Ученого совета и позволил профессору навесить свою аудиторию на башню пампиронской альма-матер.

— Присаживайтесь, Бахаут.

Биолог устроился напротив архивного монитора и отпихнул к центру зала кресло с «покойником».

— Я в экспедиции из-за него. Поймите меня правильно. Никто лучше меня не контролирует сего ученого маразматика. Мы должны быть откровенны друг с другом. Как вы считаете, отчего он, бросив все, понесся за вами очертя голову?

— Полагаю, это одна из немногих возможностей применить на практике его науку?

— Вот и вы попались на эту наживку, мой драгоценный. Поверьте, эфология не нуждается в практике. Она боится практики как никакая другая наука.

— А вы как думаете? — застав Бахаута врасплох, Мидиан развернулся к рабочим панелям и сделал вид, что тайные замыслы двух ученых интересуют его не более чем динамика магнитной оболочки контура.

— Он явился ко мне после встречи с вами, — ответил биолог, преодолев неловкую паузу. — Я обещал, что буду с ним до конца. У меня серьезные основания опасаться за его рассудок, но также и за вас, Мидиан. Хоть мы едва знакомы, но я доверяю людям вашего склада.

Может быть, молодому человеку стоило покраснеть, но в сумерках отсека порыв благородного смущения едва ли был бы заметен. Тем более что навигационные панели то и дело давали красные блики на лица собеседников.

— Я не большой знаток ранних цивилизаций, — признался биолог, — давайте рассуждать проще: вы считаете, что промежуток между циклическими провалами достаточно велик, чтобы цивилизация успела сформироваться?

— От семисот до тридцати тысяч лет, — ответил Мидиан.

— Это ничтожный срок.

— Поэтому я предположил, что альбианская цивилизация не несет биологической формы.

— А что говорит ваша наука по поводу местонахождения «провалившихся» планет? Они ведь возникают снова. Значит, полной аннигиляции не происходит?

— Я хотел вас спросить о другом… — Мидиан запнулся, словно вдруг передумал, но затем решительно придвинулся к пульту архивного монитора. — Обратите внимание, — он вызвал схему Альбианской планетарной системы и указал на точку, в которую превратился оранжевый шар, — положение планеты в системе неестественно. Это похоже на учебную модель. Студентов учат «сдвигать» планеты и наблюдать, как деформируется система. Планеты в галактиках Мигратория не могут быть сдвинуты таким образом. Альба должна вращаться вот так. — Он обозначил красным эллипсом естественную орбиту Альбы и включил приближение объекта. — Хотите видеть, как должна была бы выглядеть первобытная планета?

Биолог приблизился к панораме. Макушка серого шара выплыла из туманной плесени облаков. Голые скалы потянулись вниз, словно машина Мидиана летела над их острыми вершинами.

— Атмосфера возможна только в самых низких впадинах, — комментировал Мидиан, — перепады температур непригодны для жизни. На этих камнях не то что цивилизация, плесень не выживет. Во всей Галактике я не обнаружил ни одной пригодной для жизни планетарной системы. И вдруг планета резко меняет орбиту, производит цивилизацию, уходит в провал и возвращается обратно биостерильной. После этого вы удивляетесь, почему профессора заинтересовал мой проект?

Собеседники полюбовались на спящего Эфа, который за время разговора не издал ни шороха, ни звука, только побледнел и осунулся.