Лев - Конн Иггульден

Ксантипп устало выпрямился, тяжело дыша и сердито сверкая глазами, словно предлагая остальным оспорить его вывод.

Первым повисшую тишину нарушил Аристид.

– Военный царь у спартанцев молодой – сын Леонида. Второй царь – Леотихид, человек доброго характера, предпочитающий мир войне. Наш Павсаний отличился в сражении при Платеях, и после такой выдающейся победы эфоры не могли просто отправить его в отставку или изгнание. Вместо этого они отдали под его команду свой флот, – думаю, это гениальный ход. Однако же, если он потерпит неудачу здесь, пройдет много времени, прежде чем у них появится кто-то другой, обладающий достаточными полномочиями или опытом, чтобы заменить его.

– Ты сказал, что у него была неплохая возможность захватить Кипр, – заметил один из капитанов. – И есть еще этот прорицатель, как там его, который принес ему победу при Платеях.

– Верно, – подтвердил Ксантипп.

Перикл увидел, что он оправился и пришел в себя. Аристид хорошо знал его и поэтому вмешался, чтобы Ксантипп смог передохнуть.

– Мы примем Павсания как командующего…

Архонт, как ворона, ловил ртом воздух, словно каждый вдох требовал усилий, но при этом решительно рассекал воздух ладонью.

– Мы согласимся наметить Кипр в качестве цели. Я распределю обязанности перед штурмом. А теперь попрошу тех, кто не имеет звания стратега, покинуть помещение. Примите мою благодарность. Вы свободны.

Один за другим, поклонившись и не сказав ни слова, триерархи вышли за дверь. Кимон остался и быстро взглянул на Перикла, давая понять, что ему тоже следует уйти.

Перикл шагнул к выходу, но Ксантипп возразил:

– Нет. Ты должен сам все услышать.

Они остались вчетвером, у стола с картами, переступая с ноги на ногу в такт неспешному покачиванию корабля.

– Я не мог сказать это при других, – негромко проворчал Ксантипп. – Нам следует убрать его. Я говорю это только верным афинянам, и никому больше. Павсаний не должен пережить нападение на Кипр.

– Это безумие, – твердо возразил Кимон. – Я не желаю даже слышать такое.

– Ты афинянин, Кимон, – резко напомнил Ксантипп. Дыхание его затруднилось, лицо побагровело. – …Или ты нарушишь клятву, которую дал на Делосе?

– При чем тут клятва?

– Ты поклялся всем богам, принес вечную клятву верности союзу. Спарты не было там, но ты бы хотел, чтобы Спарта стояла во главе? Ты уклоняешься от своей клятвы, Кимон. Ты рискуешь навлечь гнев богов на всех нас.

– Это не то, что я имел в виду. – Кимон поднял руки, показывая, что не желает спора. – Я мог бы надеяться, что Павсаний падет в сражении, но это совсем не то, что предлагаешь ты.

– Это похоже на трусость, – внезапно подал голос Аристид и, когда все посмотрели на него, пожал плечами. – Что? Я согласен с Ксантиппом. На Делосе случилось нечто замечательное. Спарта в этом не участвовала – по собственному желанию. Коринф и Аргос тоже предпочли следовать за ней, а не за нами. Но раз так, то они не могут иметь все. Нельзя оставаться в стороне от нас, презирать нас и рассчитывать, что мы позволим им командовать нами. Это же афинский флот! И возглавляем его мы, и никто другой. Однажды Фемистоклу уже пришлось поставить на место их напыщенного глупца Эврибиада. Тогда это было правильно, а значит, правильно и сейчас.

Кимон дважды постучал костяшками пальцев по столу – то ли в отчаянии от услышанного, то ли требуя внимания.

– Даже если вы правы – а я не говорил, что принцип неверен, – мы не можем, предприняв попытку, потерпеть неудачу. – Он понизил голос до шепота. – Если хоть одно слово об убийстве Павсания просочится наружу, Спарта выступит незамедлительно. И не только царская стража или тысячное войско – нет, они выступят всей мощью, что мы видели при Платеях. Вы сами понимаете, что Афины будут разрушены. Так что, если вы можете выкроить еще немного времени, давайте обсудим другие способы развязать этот узел. Мой отец частенько говорил, что идеи рождаются в ходе разговора. Вы оба были знакомы с Мильтиадом, так окажите ему честь.

Ксантипп и Аристид обменялись взглядами. Оба знали Кимона с юности и были высокого мнения о нем. Перикл поймал себя на том, что хотел бы быть на его месте, чтобы архонты смотрели на него так же. Как завоевать уважение, если не в бою? Именно этим преимуществом обладал Кимон. И конечно, годы тоже имели значение.

К концу встречи напряжение разрядилось. Даже Ксантипп перестал хмуриться и восстановил нормальное дыхание. Кимон знал спартанцев гораздо лучше, чем остальные. Он не только много раз посещал Спарту, но и жил там и даже был в течение года представителем Спарты в Афинах. Кимон понимал, как они мыслят. Когда он стал излагать планы и возможности, Ксантиппу и Аристиду не оставалось ничего другого, как только кивать, неохотно признавая его правоту. Перикл видел, что отец с облегчением отказался от части бремени, как будто только и ждал, когда появится кто-то, кто возьмет это бремя на себя.

Разговор перешел на более легкие темы. Кимон удалился, добродушно беседуя с Аристидом, причем старик держал руку на его плече. Перикл быстрым жестом дал понять, что останется поговорить с отцом.

Внезапно они оказались вдвоем, отец и сын, в помещении со скрипучими стенами, за которыми бились о корпус корабля волны.

Только теперь, посмотрев на отца свежим взглядом, Перикл увидев, как измотали его годы, болезнь и горе. Только меховой плащ добавлял ему немного солидности. Перикл хотел что-то сказать, но слова застряли в горле, когда он наткнулся на пристальный взгляд Ксантиппа.

– Отец, я знаю, что Аттикос – твой человек. Он пытался изнасиловать женщину, которую ты видел, – сказал Перикл.

– Дисциплина на вашем корабле – не мое дело, – отрезал архонт. – Неприятности такого рода случаются постоянно. На военном корабле мало достойных людей. Прикажите его выпороть.

Взгляд его оставался ровным и ничего не подтверждал, но и ничего не опровергал.

– Кимон может приказать убить его, но Аттикос говорит, что его прислал ты с поручением присматривать за мной. Если это так, скажи, чтобы его вернули тебе. Достаточно одного лишь слова.

Ксантипп посмотрел на него холодно, почти презрительно.

– Я не знаю этого человека. Делайте с ним, что считаете нужным.

Он начал вставать, но замер, как будто что-то вцепилось в него и не пускало. Один глаз закрылся, рука схватилась за бок, и пальцы нырнули под ребро, словно чтобы ослабить шов.

– Тебе нехорошо? – спросил Перикл, протягивая к нему руку. – Эпикл сказал, что ты доводишь себя до изнеможения.

Ксантипп оттолкнул его руку.

– Он не имел права говорить ничего