Тиски - Олег Маловичко

Место, где живет Пуля, подходит для слежки идеально. Не знаю, закладывалось это на уровне архитектурного решения или получилось случайно, но блок из шести домов, образующих замкнутый прямоугольник, позволяет следить за Пулиным подъездом с максимальным комфортом.

На сиденье рядом со мной – два баттла вина. Я всегда оттягиваюсь полусладким, перебрав накануне. Пью прямо из горла. Есть в этом какой-то свинский шик.

Я вижу, как Пуля со своей каланчой выходит из дома. Нет, я понимаю, она вполне ничего, но чтобы жениться… Не понять мне этого Пулиного решения.

Через полчаса они возвращаются, нагруженные пакетами со жратвой. У меня экватор – вытряхнув на язык последние капли из первой бутылки, я выбрасываю штопор из швейцарского армейского ножа (эксклюзив, триста баксов), чтобы дефлорировать вторую.

Забрызгав вином дизайнерские штаны, я тихо матерюсь. А когда поднимаю глаза, возле Пулиного подъезда материализуется Фокстрот. Это уже кое-что.

Фокстрот – из конченых нариков, тех, для кого жизнь уместилась на кончике иглы. Раньше, пока мы не свернули розничную торговлю, перепоручив ее мелким дилерам, мы работали с ним. Платил он более или менее исправно, иногда даже подрабатывал у нас. Что он делает здесь?

Фокс щелкает клавишами домофона и входит. Ждать его приходится недолго – всего через минуту он возвращается и в этот раз торопится. Быстро, почти бегом, Фокс пересекает внутренний двор и идет в сторону шоссе к остановке маршруток. Я завожу машину и, совершив виртуозный разворот, выезжаю из блока минутой позже Фокстрота.

Я проезжаю мимо остановки и сдаю назад. Опустив стекло, с наигранным удивлением улыбаюсь Фок­строту:

– Фокс, дарова! Садись, подброшу.

– Чего? – Фокс даже не сразу меня узнает. – А, Крот… Не, я это…

– Садись, ладно… – Я подпускаю в голос стали, демонстрируя, что на мою помощь надо соглашаться.

Если бы у страха был запах, мне пришлось бы открыть окно и высунуть туда голову – настолько сильно воняло бы от Фокстрота.

Я вижу, что он хочет вмазаться. Постоянно елозит на сиденье. Он не может себе позволить впрямую меня послать, и я не без скрытого удовольствия любуюсь, как он сцепляет зубы, а на его лбу проступает испарина.

– Кумарит, что ли? Могу подогнать.

– У меня есть, Крот, спасибо, – давит он сквозь зубы. – Ты не мог бы здесь остановить? Пожалуйста.

Вот так всегда с наркоманами. Оглянуться не успеешь, как кайф становится для них тяжелым и мрачным смыслом жизни. Сейчас Фокса интересует только вмазка.

Высадив Фокстрота, я еду домой и прикидываю, как мне жить с пониманием того, что Пуля ворует. Почему я так уверен? Теорема доказана, все очень просто. Фокстрот хотел вмазаться настолько, что зубов не мог разжать. Стал бы он ехать к Пуле на кумарах, имея на кармане стафф? Да никогда в жизни.

Итак, Пуля тырит. И деньги, и порох.

Закрадывается мысль тупо снять с Пули бабок. Или, на худой конец, реструктурировать свой долг в пять ­косарей. Но я отмахиваюсь от этой идеи как от неудачной и мелкой по масштабу.

Через какое-то время разрозненные кусочки реальности, плавающие в мутном пьяно-похмельном киселе моего мозга – воровство Пули, слабость Вернера, терзания Дениса, острая нехватка средств у меня самого, – бьются друг о друга краями, разлетаются, а зацепившись один за другой, образуют стройную схему, костяк комбинации, которая позволит мне сочинить новую реальность.

ДЕНИС

С ума сойти. Я официально приглашен к Вернерам в гости. Впервые они – во множественном числе. Вернер так и сказал:

– В субботу что делаешь? Приходи к нам. Мы тебя где-нибудь к трем ждать будем.

Я сначала не понял – мы? В гости? Зачем? Мне понадобилось несколько раз переспросить, чтобы понять – да, это будет тихая семейная встреча. Вино (лучше брать сухое), шашлык и прочий мещанский ужас.

Когда я подносил руку к звонку, сжимая в руках ­фугас с дорогущим итальянским сухарем, меня продолжали терзать непонятки. И только увидев, как залилась краской открывшая мне Тая, и оценив новое платье на ней, я понял, ради чего все затевалось.

Вернеры живут в просторном двухэтажном доме, обложенном банальным серым кирпичом. Сегодня жарко, и мы обедаем на улице рядом с беседкой. Сидим за круглым дачным столом, и ветер колышет края синей скатерти. Справа – дачный диван на качелях. На мангале доходит шашлык – мясо для меня, рыба – для Таи, овощи – для Игоря.

– Мяса вообще не ем, – делится он, – лет двадцать назад, в институте, на первом курсе, денег не было, я вагоны разгружал. С мясом самые противные были, хотя там и платили больше. Представляешь – туши, кило под двести, замороженные, скользкие. Ее не ухватишь-то толком. К концу первого часа работы сдыхаешь. Надо остановиться и пожрать. И мужики, старые грузлы, рядом с вагоном разводили костер, ставили котел с водой, прямо от туши рубили ногу, и здесь же, на месте, варили. С жилами, с печатями, знаешь, синие такие, туши маркируют? Негигиенично, зато сытно. Час погрузишь – десять минут мясо жрешь, пьешь отвар. Бульон крепкий и густой, как клей обойный. С тех пор я на мясо смотреть не могу.

– А где ты учился?

– В машиностроительном. Поступил, чтоб от армии откосить.

Мне вообще странно поверить, что Вернер где-то учился, что-то грузил. В моем понимании Вернер давно превратился в полубога, не наделенного человеческими чертами. Как принцессы не какают, так и Вернер в моем представлении был лишен биографии и обычных человеческих слабостей.

Дикость ситуации меня забавляет. Вот сидим мы, со стороны – средних лет глава семейства, его сестра на выданье и подчиненный по работе. Едим поджаренное на мангале мясо, чтобы через час, когда наши языки развяжутся от вина, начать обсуждение тех же тем, что царят за всеми столами в такое время при таких обстоятельствах.

При этом мы с Игорем, на секундочку так, продаем наркотики. Мы самые страшные враги общества наряду с террористами.

Тая молчит почти всю дорогу и усиленно давит в мою сторону косяка. Я ощущаю кожей облако ее плотного, почти зудящего в воздухе внимания. Я кажусь себе сладким пирогом, выставленным в витрине. Вернер тоже не пытается ломать хозяина, скорее наслаждаясь неловкой ситуацией, чем комплексуя от нее. Время от времени мне кажется, что он с трудом сдерживает смех.

Все мои попытки вовлечь в разговор Таю кончаются провалом – девушка отвечает односложно, каждый раз переспрашивая. Наконец не выдерживает Игорь:

– Тая, что ты молчишь постоянно? Развлекай теперь гостя! Не хочешь общаться – чего ты тогда позвала его? Твоя же идея была, что ты сидишь, воды в рот набрала?

Тая заливается пунцом, вскакивает и – естественно – бросает салфетку на стол.

– Как… ты… Игорь, я же просила…

Развернувшись на каблучках, Тая убегает в дом, а Игорь смотрит ей вслед, и чего нет в его взгляде, так это чувства вины. Ситуация его по-прежнему забавляет.

Когда мы остаемся за столом вдвоем, молчание становится комфортным. Тот случай, когда не надо вбрасывать в едва тлеющий разговор новые темы, лишь бы избавиться от неудобняка, и поглядывать украдкой на часы, прикидывая, как смыться, не обидев хозяев.

– Пригласи ее куда-нибудь. В кино, или куда вы там ходите, – говорит Вернер и молниеносным хлопком размазывает прилипшего к шее комара.

– Хорошо.

– Если не хочешь, не надо. Это не по работе, личная просьба.

– Без проблем.

– Она замкнутая немного, хочу ее проветрить. А то сидит дома, как… как не знаю кто, короче.

– Хорошо, договорились.

Я замолкаю и снова погружаюсь в шашлык. А что мне надо было делать, отказаться? Это было лишь завуалировано под просьбу, Вернер не умеет просить. Через пару минут, заполненных звоном ножей и вилок о фарфор тарелки, зудением мошкары и ревом труб далекого сухогруза, Вернер промокает губы льняной салфеткой, выбивает из пачки сигарету – он курит «Кэмел» – и спрашивает:

– Ну, ты как вообще, Денис, доволен?

– Да, нормально все. Очень вкусно.

– Да я не про жратву. Собой, жизнью?

– Прости, я не понял.

– Как у тебя внутри все складывается? Нет, я тобой доволен, просто когда ты слишком вовлекаешься в работу, ты иногда принимаешь процесс за результат. То есть что я хочу сказать – когда ты только начинаешь чем-то заниматься, ты делаешь это ради конкретной цели. А цель все отодвигается и отодвигается, и – о-па – однажды обнаруживаешь, что у тебя совсем другие приоритеты. Что занимаешься тем, что тебе не нравится, и ненавидишь свою работу, а вместе с ней и себя. Поэтому я спрашиваю Денис, ты ничего не хочешь поменять? Тебе не надоело? Ты доволен?

Я не могу поверить в то, что он задает такой вопрос, поэтому не сразу отвечаю, а когда прихожу в себя, меня только и хватает на:

– Нет. Недоволен.

– Правильно, – продолжает Вернер, кивая, словно получив подтверждение своим выводам, – потому что не своим делом занимаешься. Вот Крот твой… Он осел, конечно, но это – его. Он кайфует. Для него даже не столько бабки важны, сколько движение само по себе. А ты… Не твой масштаб. Уходить тебе надо с пушинга.