Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских - Мария Голованивская

Случайность часто представляется как результат действия случая, а часто и как сам случай. Будучи производной от случая, случайность заимствует многие из его признаков.

О случайности мы говорим: жертва случайности, счастливая, досадная, чистая, простая, нелепая, трагическая случайность.

Случаи и случайность образуют взаимодополняющую пару смыслов, обнаруживаемых из запрета сочетаемости.

Мы можем сказать: это дело случая, только случай может ему помочь. Мы не говорим дело случайности и говорим только случайность может его спасти. Мы полагаемся на случай, но не полагаемся на случайность. Губит случайность, а не случай. Иначе говоря, мы часто, говоря о случайности, имеем в виду, что все последствия ее представлены тут же, немедленно. И немедленно же и исчерпываются. Досадная случайность – и кошелек потерян. Счастливая случайность, и милиционер отвернулся, не заметив нарушения со стороны водителя. Случай же предполагает более фундаментальную систему последствий. Случай сталкивает людей, они женятся, соединяются. Они встретились случайно, но дальше вмешалась судьба. А действия случайности не могут иметь длинных последствий. Случайность столкнула людей, они здесь и теперь взаимодействуют, но дальше у этого нет последствий. А если есть – это уже случай.

Существенная семантическая разница случая и случайности обнаруживается при сопоставлении факта случайности и его описания, превращающего случайность в случай. Иначе говоря, в ряде случаев можно утверждать, что случайность, описанная обстоятельно, с выделенными в описании началом, серединой и концом, квалифицируется как случай. Так, чистой случайностью выглядит тот факт, что водитель, совершивший нарушение, не был оштрафован, так как милиционер именно в эту минуту отвернулся. Однако обстоятельный пересказ этой истории превращает ее в случай: «Еду я по шоссе в половине девятого утра, разворачиваюсь через две сплошных, и тут вижу – милиционер. А он-то меня не видит! В этот момент кто-то отвлек его, и он отвернулся в сторону тротуара. Ну, я перекрестился и поехал дальше». Это короткое описание превращает случайность в случай, развернув ее в повествование. Именно поэтому случай и бывает интересным, ведь «интересность» возникает в результате авторской интерпретации рассказчиком излагаемого сюжета.

Таким образом, в русском языковом сознании присутствует некая иерархия обстоятельств, влияющих на человеческую жизнь и неподконтрольных его воле: на вершине находится судьба, определяющая весь жизненный сценарий, ей подчинен случай, могущий влиять на существенный фрагмент человеческой жизни, а ему уже, в свою очередь, подчинена случайность, влияющая на эпизод.

Там, где случайность выступает как сила с достаточно важным масштабом действия, она синонимична случаю, ср.: Случайность (случай) помогла (помог) мне избежать наказания. Случайность уберегла тебя от двойки – спросили другого. Случай уберег тебя от встречи с этим бандитом и спас тебе жизнь. Благодаря чистой случайности он остался жив – пуля попала в дерево.

Русская удача – интересный пример понятия, в большой степени выражающего специфику русского менталитета. Даль связывает удачу с глаголом удавать, происшедшим от давать и означавшим сдаваться, сплоховать, струсить и пр. Устаревшее русское удаток означало «уступка, поступление на себя». По развитию значения удаваться, удаться стало означать сделаться, статься (мне удалось сделать что-то – всегда в пассиве, поскольку причина удачи никак не в субъекте, а в неведомой силе, что-то кому-то давшей). Даль трактует удачу как «желанный случай», современные словари – как «желательный исход чего-либо», фиксируя, таким образом, типичный семантический перевертыш, когда слово меняет свое значение на противоположное (как в случае с наверное, поменявшим свое значение с «наверняка» на «вероятно»).

Из цитируемой далее сочетаемости видно, что удача – персонифицированное мифологические существо с особыми функциями.

По-русски мы говорим:

удача благоприятствует, улыбается, радует, окрылила, вскружила голову, отвернулась;

приносить, обещать, ждать удачу, желать удачи, верить в удачу, рассчитывать на удачу, спугнуть удачу, переманить, приманить удачу, поймать удачу за хвост, щекотать удачу (попытать счастье) и пр.;

удача неожиданная, большая, долгожданная и пр. (СССРЯ, РМР, ССРЯ, СРС, СРЯ).

Нам представляется, что в сочетаемости русского слова удача прослеживается мотив охоты (предположительно на некую мифологическую птицу: спугнуть, приманить, поймать за хвост), способную улыбаться и окрылять. Различные птицы в мифологиях разных стран и народов играли незаурядную роль. Мы можем предположить, что и в славянской мифологии выделены были не только ворон и петух, но и еще некое фантастическое летающее существо, ассоциируемое с удачей и счастьем, давшее в дальнейшем устойчивую метафору: птица-счастье завтрашнего дня, а также образный ряд – порхать, летать от счастья (то есть стать как птица), быть окрыленным от счастья, успеха, радужной перспективы и пр.

В славянской системе обозначений при помощи птиц выражались многие смыслы. Ворон – зловещая птица, появление которой словно предрекает смерть, петух – символ мужского задиристого начала, голубка – символ души, любви, дятел – символ упорства, ястреб – символ военной силы, мощи, хищничества. Говоря об этой системе, мы можем предположить, что были и другие фиксированные ассоциации, от которых сохранились не обе части утверждения, а одна, со стертым именованием птицы.

Удача – это то, что приходит к человеку независимо от того, сделал он что-нибудь или не сделал для удачного исхода дела. Удача выпадает, сваливается (сверху вниз, здесь возможно позднее образное заимствование из европейского метафорического языка) на любого, хотя в русском сознании и существует убеждение, что удачу можно заслужить, приманить правильным поведением. Делать что-либо на удачу, на авось – выражение специфически русское и достойное особого рассмотрения.

В последнее время русское словечко авось привлекло особое внимание лингвистов (3). Обычно авось толкуется через случай или удачу, на которые человек рассчитывает, но не настолько, чтобы встраивать это в свои планы на будущее. Приведем по этому поводу рассуждения Анны Вежбицкой (4): «По существу это отношение, трактующее жизнь как вещь непредсказуемую: “нет смысла строить какие-то планы и пытаться их осуществить; невозможно рационально организовать свою жизнь, поскольку жизнь нами не контролируется; самое лучшее, что остается делать – это положиться на удачу”». А. Вежбицкая считает, что авось в известном смысле резюмирует основное содержание русской культуры, пронизанной насквозь темой судьбы, осознанием минимальной роли человеческого разума и человеческих сил. Такое обобщение представляется нам утрированным, что доказывается, в частности, фактом катастрофического устаревания авось, если оно уже не является устаревшим. Однако особое отношение к удаче, рядом с которой человек всегда пассивен, фиксируется безусловно. Важный, на наш взгляд, нюанс в русском авось заключается в том, что оно мыслится как обозначение некой скрытой невидимой в ситуации причины, которая может оказаться на руку человеку. Из анализа представлений русских о знании и уме (этому в нашей книге будет посвящена отдельная глава) явственно следует, что русские мыслят мир и каждую ситуацию в нем недискретно, неисчерпаемо, непостижимо. Это означает, что в ситуации действует, с точки зрения носителя русского менталитета, множество невидимых причин и обстоятельств, одно из которых и называется авось. То есть мы предполагаем, что среди невидимых обстоятельств и причин могут оказаться такие, в данную минуту непостижимые, которые изменят исход дела. Рассчитывая на них, и главное – веря в них, русские часто будто бы рискуют, а на самом деле – попросту реализуют свое мировосприятие.

Русское слово неудача, формально являющееся антонимом удачи, не столь разработано образно и понятийно. Так, часть сочетаемости слова удача могла бы быть применена к антониму с получением прогнозируемого смысла, а часть – нет. Мы можем сказать: приносить, обещать неудачу, желать неудачи, обрекать на неудачу, однако мы не можем спугнуть неудачу, поймать ее за хвост, пощекотать, аналогично неудача не может быть на чьей-либо стороне и пр., хотя в случае симметричности понятий противопоказаний для таких употреблений не было бы. Любопытен тот факт, что в русском сознании неудача, в отличие от удачи, может быть связана с самим же человеком. Так, по-русски можно сказать: «Ты сам обрек себя на неудачу», но нельзя обречь на неудачу кого-то другого (за исключением, пожалуй единственного контекста «своим воспитанием родители обрекли его на неудачи», где родители выступают как высшие, полубожественной природы, существа, а неудача – во множественном числе, придающем ей оттенок значения «конкретные негативные события»).