Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских - Мария Голованивская

Противопоставление необходимости и случайности является одной из мировоззренческих осей современной общеевропейской культуры. Об этом противопоставлении с удовольствием рассуждали многие мыслители обеих интересующих нас культур – от Декарта до Льва Толстого. Именно поэтому русские и французские философские словари пишут слово в слово одно и то же, связывая случайность с преимущественно внешними, несущественными, неустойчивыми единичными обстоятельствами действительности. Случайность часто осмысливается как результат перекрещивания независимых причинных процессов, событий, это способ превращения возможности в действительность, когда при данных условиях имеется несколько различных возможностей, могущих превратиться в действительность (ФЭС). Совершенно очевидно, что философские дебаты, сопровождавшие «судьбу» на протяжении формирования европейской цивилизации, сопровождали и понятие случая, поскольку случай и судьба могут свободно трактоваться друг через друга. В мифологии обыденного сознания – в той сфере, в которой от века существуют оба понятия – возможны два соотношения между этими двумя невидимыми силами, управляющими человеческой жизнью. Либо можно считать, что случай и судьба независимы друг от друга, и тогда роль судьбы сужается, а роль случая возрастает, либо можно признавать, что случай подвластен судьбе и является одной из форм ее проявления (тогда случая как бы не существует). В философии проблема необходимости и случайности разрабатывалась с древности. В материалистической и рационалистической философии случайность трактовалась через материальность и объективность всего сущего. В идеалистической философии источники случайного виделись в разном: Платон и Гегель связывали случайное с объективной духовной сущностью, Юм и Э. Мах – с разумом и сознанием, Кант считал необходимость и случайность категориями доопытных форм мышления, Спиноза и Гольбах не видели между ними никакой связи, Гегель доказывал их диалектическую взаимосвязь. Такая относительная неокончательность трактовок давала дополнительный стимул для мифологической обработки выделенных понятий.

Так как понятие судьбы во французском и русском языках уже было описано нами, то мы могли бы уже сейчас, до того как будет контрастивно исследовано представление о случае, определить специфику соотношения судьба – случай в этих двух языках.

В русском языке, как и во французском, соотношение судьбы и случая выражают соотношение необходимого и случайного, детерминизма и индетерминизма (максимальная неопределенность, произвольность, непредсказуемость). Судьба и случай в обеих культурах – обозначение двух полюсов, управляющих тем, что происходит. Русские судьба и случай, по свидетельству В. Н. Топорова (1), обнаруживают общий элемент, восходящий к праславянскому корню и отсылающий к идее некоего синтетического движения, «обнаруживающего свое полное совершение-завершение в данной точке пространственно-временного континуума, где это движение видимым образом впервые объявляет себя как некое “со-падение, со-в-падение” (к префиксу ср. лат. соп-саndо “падать”, “выпадать” вместе).

В.Н. Топоров указывает также на переклички в других языковых традициях. Так, немецкое Los («судьба, участь», наряду с Schicksal, Geschick при Fall «случай») или английское lot отсылают соответственно к немецкому losen и английскому let с идеей отпускания-освобождения, роняния, присутствующей и в русском случае (ср. лучить – метить, отпускать, ронять). Отметим, что в приведенных В. Н. Топоровым этимологических перекличках отсутствует французская пара sort – hasard (occasion), которая также необычайно ярко иллюстрирует выдвинутую им идею. Более подробное исследование французских слов последует далее, однако В. Н. Топоров точно подметил их специфику и позволил уловить различие в соотношении между sort – hasard и судьба – случай. Во французском языке лексика, обозначающая случайное, была, как мы увидим, существенно пополнена за счет лексики азартных игр, преимущественно игр в кости, не слишком распространенных в Древней Руси (2). Таким образом, французская пара понятий в большой степени тавтологична (это имеет дополнительно античные истоки). Фортуна – богиня и судьбы, и случая (от лат. fors, fort is), в первом случае видится выпадение жребия, во втором – выпадение костей. Понятно, что позднейшие переосмысления несколько развели эти слова, введя в ряд имен судьбы такое понятие, как destin, уходящее в этом противопоставлении от явной тавтологии, однако на уровне наиболее частотных употреблений такая тавтологичность в центральных понятиях все же может быть отмечена. Русские судьба и случай ни в коей мере не тавтологичны, несмотря на установленный В. Н. Топоровым общий элемент, к которому восходят оба слова. Русская судьба есть приговор, и этот приговор отменить невозможно. А случая может и не быть, если в плане судьбы он отсутствует. Если же он присутствует, значит, случится непременно, уверены мы, правда, случится он от своего собственного имени.

При этом случай и судьба – девербативы от различных глаголов, и за ними стоят совершенно различные действия. Подобное различие в соотношении центральных, ядерных культурологических понятий позволяет увидеть различия русского и французского менталитетов.

Поговорим о русском случае.

Русские понятия случай, случайность, удача, неудача, шанс

Владимир Даль определяет случай как «безотчетное, беспричинное начало, в которое веруют отвергающие провидение» или как «все нежданное, непредвиденное, внезапное» (ТС). Он определяет, кроме оговоренных в определении, еще такие значения этого слова: 1) сговор, помолвка; 2) дела или приключения служебные, вносимые в послужной список. У слова случай существовал однокоренной глагол случать, случить, означавший соединение в одном месте, сближение (беда случилась означает, что человек и беда совпали, соединились). Слука, по Далю же, в архаичном употреблении – любовь, дружба, привязанность, приверженность. Из сказанного видно, что для русского сознания еще в позапрошлом веке случай выступал прежде всего как соединение человека и события, других людей, обстоятельств.

Важно отметить, что мы не находим никаких следов персонифицированного случая в славянской мифологии, в то время как в современном сознании случай мифологизирован достаточно ощутимо.

В современном русском языке под случаем понимается: I) то, что случилось, произошло; 2) благоприятное стечение обстоятельств, дающее возможность сделать что-то, удобный, подходящий момент. На удивление далевское значение «безотчетное, беспричинное начало, в которое верят люди, отвергающие провидение» отсутствует в современных словарях, и, тем не менее, это третье значение существует и доказывается следующей фразеологией.

О случае мы говорим:

Его Величество Случай, игра случая, слепой случай, ставить, надеяться на случай, случай помог, помешал, спас, погубил, позволил сделать что-либо, представился, выпал, подвернулся;

случай можно иметь, искать, найти, упустить, пропустить, потерять, ждать, им можно воспользоваться;

случай бывает удобный, подходящий, счастливый, несчастный, редкий и пр.

Из приведенной сочетаемости видно, что случай в русском языке представляется одушевленным существом, порой удостаеваемым высочайшего титула, активно действующим, безответственным, однако часто благоприятствующим человеку, поэтому на него можно надеяться (выражение несчастный случай приобрело в русском языке особое значение – «событие, приведшее к ущербу для здоровья человека или к смерти» – и не является антонимом для «счастливого случая». Выражение это случай в контексте тебе удалось этого избежать – это чистый случай (случайность) обычно связано с удачным исходом дела. Случай хуже сочетается с негативно окрашенными прилагательными. Мы чаще скажем неудобная ситуация, а не неудобный случай. Ужасный случай в контексте со мной вчера произошел ужасный случай означает ужасное событие. Именно поэтому случая ищут, а потеря его, всегда связанная с оплошностью человека или другими негативными качествами, оценивается как упущение.