Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских - Мария Голованивская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сопоставительный анализ двух описанных лексических ареалов
Очевидно, что и для французов, и для русских образ, идея падения/выпадения являются важными, если не ключевыми. Для французов – исконно, так сказать, от рождения, для русских – по частичному заимствованию.
В русском языке идея выпадения «размазалась» по группе, обозначающей разные иррационально произошедшие события. Мы говорим: выпадает счастье, участь, случай, шанс, возможность, обрушивается горе, неудачи, сваливается несчастье, выпадает жребий, сваливается состояние, обстоятельства, нежданно негаданно свалилась огромная любовь и так далее. Глагол, связанный с образом падения/ выпадения, обозначает внезапность, неожиданность события, его непредсказуемость. Выпало, свалилось – как раз и означает, что никто этого не ожидал.
Во французском языке идея падения/выпадения не столько выражается глагольно, сколько запрятана во внутренней форме существительных, обозначающих термины судьбы и случая.
О чем это свидетельствует или какая прототипическая ситуация стоит за идеей судьбы и случая, чем это объясняется и какие имеет культурные последствия?
Первая историческая подоплека, которая проглядывает за связью падения/выпадения и представлениями о судьбе и случае, безусловно, связана с ситуацией гадания, посредством которого протоевропейцы и европейцы определяли будущее. Но будущее не в широком смысле, не в том, о котором могут рассказать карты, гадание по руке, звезды или печень кролика (6), а в том, что касается ближайшего будущего. Так, посредством жребия или бросания монетки или костей и древние римляне, и прочие европейцы нередко выбирали на должности, отправляли в опасное путешествие, на войну, жребий же определял очередность на состязаниях и гладиаторских боях и так далее. Таким же свойством обладали и кости, различные комбинации которых подсказывали людям, как им поступить. Смысл здесь в том, что посредством жребия или костей с людьми разговаривали оракулы, боги, подсказывая им правильное решение. Не желая брать ка себя ответственность, правители и предводители бросали жребий, тем самым как бы оправдывая себя в принятии непопулярного решения, намекая: «Это не я так захотел, это боги». Жребий помогал узнать, определить будущее, олицетворяя собой соединение судьбы и случая воедино.
Этот способ определения участи практиковался так часто, что, оставаясь актуальным до сих пор – мы и теперь иной раз тянем жребий или бросаем монетку, задал рамки понимания того, описанию чего мы посвятили несколько глав.
Описанная ранее Фортуна, ронявшая с небес на голову людей символы ремесел, короткая или длинная соломинка, указывающая на избранность, – все это давно отпечаталось в сознании и мировоззрении в виде архетипических образов, в виде концептов, задающих координаты мифа, как старинного, так и современного.
Почему плеяды блестящих мыслителей, столь обильно обсуждавших судьбу и случай, не изменили подоплеки понятия? А потому, что никто индивидуально не может изменить миф или создать его просто по своей воле. Миф создается коллективно, а мыслители и философы никогда в обществе не были в большинстве.
Важным здесь является вопрос о том, кто именно на самом деле бросает кости, подсовывает жребий, какой бог – хороший или плохой?
Ответ на него не прозвучал однозначно ни у европейцев, ни у заимствовавших этот образ цивилизаций, но, тем не менее, эта трактовка концепта судьбы сама по себе имела и имеет существенные последствия.
Приведем такой пример. Известно, что в современном обществе европейского уклада (включая Россию) встреча будущих супругов – ключевое событие для их родов – происходит случайно. Еще два века назад в России такой практики не существовало, как ее не существует сегодня в Грузии или в Иране. Многочисленные культуры, в большей степени ориентированные на монотеизм, а не на античные идеалы, не рассматривают случай как основание для брака. Любовь любовью, а институт брака, призванный защищать собственность и обеспечивать устойчивость в дальнейшем, зависеть от случая не должен. Эти народы не склонны видеть в случае руку провидения, гадание, как правило, считают грехом и действуют по своему разумению, соразмеряясь с теми или иными принципами, принятыми в социуме. Недоверие к случаю, отрицание его как основания стало одним из существенных признаков современного европейского мировоззренческого уклада. Исчисление, оценка рисков, создание рациональных систем управления рисками во всех сферах деятельности, где люди сталкиваются с моделями будущего, создание изощренной системы страхования, алгоритмов наследования и т. д. дают основание предположить, что падение/выпадение остается теперь лишь в сфере коллективного мифа, уступая область осмысленного и сформулированного иному толкованию, которое, возможно, в дальнейшем вытеснит и прежний метафорический концепт. Возможно, в будущем судьба и случай станут мыслиться европейцами в терминах и образах риска или чего-то подобного, и именно это понятие станет ключевым ко всей системе представлений, трактующих высшее, базовое, влияющее и неконтролируемое.
Итак, мы проанализировали русские и французские понятия, обозначающие идею случайного и возможного. Суммируем наши выводы и проведем сопоставительный анализ.
В русском языке высшее, внешнее, влияющее, неконтролируемое, базовое, дискретное, подчиненное выражено при помощи следующих лексических средств.
Случай – этимологически связан с идеей, выраженной в глаголе случать, то есть соединять в одном месте, образно оформлен как одушевленное существо, активное, безответственное, чаще благоприятно действующее, мыслящее человека как объект приложения. При этом человек этим объектом быть расположен, а случай интерпретирует как развернутое событие, имеющее завязку, кульминацию и развязку.
Случайность – эпизод, факт, обозначенный, но не описанный. Образно понятие близко к понятию «случая» и трактует человека пассивно, не предполагая его вмешательства в названный эпизод.
Удача, этимологически связанная с глаголом давать – активное мифологизированное существо, отношения с которым у человека выстраиваются по сценарию охоты. Удача связана со специфически русским авось, вместе с которым выражает особое мировидение русского этноса.
Неудача – понятие, разработанное не строго в рамках антонимии со словом удача. С неудачей связаны два коннотативных образа: 1) персонификация по типу рока с ослабленным фатальным аспектом, и 2) овеществление в виде некоего отрезка, состоящего из плотно или неплотно прилегающих друг к другу звеньев. Неудача активна и в неодушевленном, и в одушевленном проявлении, однако человек наделен возможностью бороться с ней.
Шанс – позднее заимствование из французского, овеществляется в русском сознании, фигурирует как предмет, который человек может оценивать различным образом и который может брать или давать, однако не может изменить его сути.
Отметим, что слова удача, авось, шанс положительно коннотированы в русском языке.
Все перечисленные слова разнообразны по своему происхождению, что свидетельствует о том, что идея случайного рассматривалась в языковом сознании «с разных сторон».
Во французском языке аналогичный круг понятий выражен следующими лексическими средствами.
Occasion (n. f.) на образном уровне персонифицируется как женщина, по отношению к которой возможно проявление специфического отношения (ухаживания). Слово, безусловно, положительно коннотировано, возможность сочетаемости, которая позволяла бы интерпретировать его негативно, отсутствует. Сценарий взаимоотношений с человеком также часто описывается в терминах охоты. Соотносится с fortune в специфичности своей позитивной направленности (имеет значение, связанное с денежной выгодой).
Hasard (n. m.) – активное персонифицированное начало с выраженными в сочетаемости негативными проявлениями (при сохранении возможности быть также и позитивным). В отличие от occasion, отсутствует возможность как бы то ни было оперировать или манипулировать этим началом.
Chance (n. f.) мыслится неодушевленным и выступает как объект, предмет для проявления человеческой инициативы. Человек может не только оперировать, но и манипулировать им. Сочетаемость подчеркивает активность субъекта. В сочетаемости слабо выражается идея протяженности. Соотносится с sort коннотативно и этимологически.
Malchance (n. f.) – малоупотребительно. Целостное понятие и образ, соответствующие русской неудаче, отсутствуют.