Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских - Мария Голованивская

Malchance (n. f.) – малоупотребительно. Целостное понятие и образ, соответствующие русской неудаче, отсутствуют.

Veine (n. f.) – слово без образной проработки с крайне ограниченной сочетаемостью, вытесняемое языком.

Все рассмотренные французские лексические единицы, за исключением veine, имеют общие этимологические корни и восходят к идее бросания и игре в кости.

При сопоставлении этих двух понятийных и образных рядов обнаруживается следующее.

1. В русском языке все слова различны по своему происхождению и, соответственно, исторически выделяли различные аспекты в исследовании рассматриваемой ситуации «человек – случай». Во французском языке за анализом рассматриваемой ситуации этимологически стоит образ игры в кости, разностороннее исследование ситуации отсутствует.

2. В русском языке разница между случаем и случайностью эфемерна, во французском между occasion и hasard – принципиальна. Это выражается и в различном поведении человека по отношению к ним в двух языковых культурах (пассивность человека во французском языке перед hasard, чувство страха, вызываемое им в человеке), и во взаимной специфичности понятий. Случайность – мелкая, часто бытовая, occasion – случай, часто связанный с материальной или социально значимой ситуацией.

3. В паре chance – удача также наблюдаются существенные различия. Русская удача одушевлена и активна, французское chance – овеществлен и пассивен. Вся персонификация во французском языке сосредоточена вокруг вполне «состоявшейся» мифологической пары occasion и hasard. Русская удача, равно как и специфически русское авось, особым образом раскрывает трактовку идеи ответственности (точнее, безответственности, идущую от представления о недискретности мира), никак не согласующуюся с французской трактовкой chance как предмета, которым не только оперируют, но и манипулируют.

4. Целостное и образно разработанное понятие неудачи является специфически русским и не находит аналога во французском языке. Его наличие связывается нами с развитием темы ответственности/безответственности: неудача – это тот активный субъект, который будет отвечать за промахи человека.

5. Русское шанс, условно рассматривавшееся в этой группе, соотносится с одним из значений французского chance, которым человек может оперировать, но не манипулировать.

6. Сопоставление вещественных коннотаций рассматриваемых слов в двух языках позволяет усмотреть общие коннотативные мотивы: охота, протяженность, однако закрепление их за соответствующими парами слов не совпадает. Охота по-русски связывается с удачей, по-французски с occasion, в толковании которого очевидным образом присутствует положительный компонент, объединяющий оба слова. Идея протяженности в русском языке связана со случайностью или неудачей, во французском языке, напротив, с chance.

7. В целом рассматриваемое лексическое поле в русском языке распределяет негативное и позитивное следующим образом: удача – «хорошая», случай, шанс, авось – скорее «хорошие», случайность – разная, неудача – «плохая». Таким образом, позитивные силы в данной ситуации преобладают над негативными.

Во французском языке occasion, chance, veine – «хорошие», hasard – «плохой», при отсутствии оформленной в целостное понятие неудачи. Преобладание хорошего также очевидно, однако, при учете ослабленной veine, оно менее мощное. Таким образом, картина мира в этом аспекте в русском сознании, вероятно, более оптимистичная, чем во французском.

8. Оптимизм и пессимизм, о которых мы упомянули только что, трактуются принципиально различным образом в изучаемых нами языках. Русский оптимизм связан с верой в невидимых соучастников, скрывающихся в структуре ситуации, отсюда выражения (все обойдется, само обойдется, как-нибудь, авось повезет, а вдруг пронесет). Французский оптимизм связан с идеей возможности вмешательства человека в сферу случайного, где все скорее прозрачно и особых тайн нет.

Обобщение полученных результатов можно представить следующим образом.

Библиография

1. Топоров В. И. Судьба и случай // Понятие судьбы в контексте разных культур. М., 1994. С. 56.

2. Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI–IX вв. // Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 414.

3. Путеводитель по дискурсным словам. М., 1996.

4. Вежбицка А. Язык, культура, познание. М., 1996. С. 78–79.

5. Коменский Я. А. Мир чувственных вещей в картинках. Одесса, 1896. С. 108.

6. Буше-Леклерк. Из истории культуры. Истолкование чудесного в античном мире. Киев, 1881; а также Иванов В. В. К предыстории знаковых систем // Материалы Всесоюз. симпоз. по вторичным знаковым системам. 1 (6). Тарту, 1974.

Глава пятая Представление французов и русских об опасности, угрозе и риске

Общее понятие о смысловом поле

Понятия, о которых мы будем говорить в этой главе, в отличие от понятий судьбы и случая, не имеют философской подоплеки, хотя относятся к своего рода универсалиям, как языковым, так и экзистенциальным.

По распространенным представлениям, сочетающим в себе и рациональный анализ, и современный миф, опасности подстерегают человека с момента его рождения и могут благодаря случаю, недостаточной осторожности и другим причинам актуализироваться и привести к негативным последствиям. Опасность может существовать и не проявиться, риск может быть очень велик, однако никакой идеи неизбежности в нем нет.

Опасность – это свойство какой-либо ситуации и чувство человека, чувство, связанное с инстинктом самосохранения и часто опирающееся не только на рациональный анализ, но и на интуицию. Опасность – свойство окружающего мира, результат объективной его оценки, источники ее не только в высшем злом начале, желающем погубить человеческую душу, но также, и в основном, в самой природе, зачастую враждебной человеку. Гиперразвитое чувство опасности приводит к возникновению душевных болезней, нормальный человек не думает постоянно об опасностях, которые подстерегают его повсюду, поскольку в этом случае его активность была бы просто парализована. В сознании человека опасность связана со случаем,

а также и судьбой, которые могут позволить ситуации «выплеснуть» все негативное на голову человеку. Постоянная жизнь в ситуации опасности, большей или меньшей, требует от человека определенных выработанных этой ситуацией качеств, которые также являются, судя по всему, общеязыковыми и понятийными универсалиями (такими как осторожность – prudence, навык – habilite и пр.),

У рассматриваемой лексической группы мы могли бы выделить такие общие элементы значения: высшее, внешнее, влияющее, неконтролируемое, базовое, дискретное, объективное, негативное. «Объективное» в этом ряду означает возможность анализа и оценки каждой конкретной опасности, изучения ее причин, разработки мер безопасности. Объективность связана также и с тем, что опасность возникает по определенным причинам, предшествующим ей, то есть опасность – своего рода следствие и может быть эксплицирована рациональным путем, что принципиальным образом отличает эту группу слов от предыдущих.

Русское представление об опасности (понятия опасность, угроза, риск)

Русское слово опасность, трактуемое как возможность нанесения вреда человеку и его жизни, существует наряду с глаголом опасаться, описывающим поведение человека перед лицом опасности (ответ человека на опасность), а также прилагательным опасный, описывающим соответствующее свойство.

И Владимир Даль, и Фасмер фиксируют связь опасности с глаголом опасать/опасти – «оберегать, охранять, стеречь, брать под свою опеку» (Опасаю паству свою, опасная грамота и пр.). Опасенье – синоним осторожности, употреблялся очень широко, см., например, поговорку «Рать крепка опасением». Опасность долгое время употреблялась как синоним опаски, оставшейся в выражении «взглянуть с опаской на кого-либо», что означает страх и осторожность: «Живи с опасностью, с опаской» (ТС).

Таким образом, опасность долгое время в значении опаска рассматривалась как реакция человека на опасность в современном смысле слова. Сейчас опасность – характеристика внешней по отношению к человеку реальности, а пара опасность – опасаться показывает, что человек не может быть источником опасности (нет соответствующего глагола), а может быть только страдающей стороной и в ответ на опасность производить действие.