Пригоршня тьмы - Алексей Атеев

Услышав такие речи, Иван сделал молниеносный бросок, но его опередили. Страшный удар ногой, которая больше напоминала слоновью, нежели человеческую, отбросил его, словно футбольный мяч. При этом Ворожейкина не выпускала из рук ребенка.

– А теперь, – спокойно сказала она, – терпению моему пришел конец. Хватит, помытарил! – Она использовала словечко Фроси, которое доселе не употребляла. – Помытарил, гад! Теперь держись.

Ворожейкина осторожно положила ребенка в кроватку и взяла в руки утюг.

Иван широко раскрыл глаза и в ужасе смотрел на обезумевшую супругу. Первый удар пришелся ему в лоб. Кровь из глубокой раны тут же залила лицо.

– Опомнись, Нина, что ты делаешь! – закричал Ворожейкин.

Но Нина не слушала, она продолжала методично орудовать утюгом. Голос Ивана замолк, раздавался только хрип, но скоро прекратился и он. А Нина наносила удары по тому месиву, что еще недавно было головой ее мужа.

После знаменательной беседы Хлудова вернулась домой и улеглась на кровать. Некоторое время она лежала, внимательно изучая расположение трещин на давно не беленном потолке. Постепенно сетка трещин стала складываться в чье-то лицо. Приглядевшись, Хлудова обнаружила, что черты его напоминают лицо ненавистной Маньки Серегиной.

Нужно сказать, что между ней и Петром Серегиным, который проживал в соседнем подъезде, действительно кое-что «было». Но произошло это столь давно, что Хлудова и вспоминать забыла. И вот проклятая богомолка Фрося своими речами подняла муть со дна души. Откуда только узнала?

Петя Серегин, с которым она познакомилась на танцах в начале пятидесятых (она и сама затруднялась точно назвать дату), был действительно парень бравый. Только что демобилизовавшийся красавец со смоляным чубом, он кружил девкам головы. Не устояла и Хлудова… «Ах, какое было времечко!» Хлудова судорожно вздохнула и отвела взгляд от потолка. Сейчас уже не вспомнить, что у них там не заладилось. Ведь и жениться хотел… Да вот, предпочел другую.

Тяжкая черная злоба, семена которой посеяла Фрося, все больше захлестывала душу. Хлудова вспомнила одинокие ночи, дни, заполненные возней с чужими детьми, серое, унылое существование… А ведь все могло быть по-другому. И виновата в этом Манька. Она, змея, отравила ей жизнь. «Раздавлю гадину». Ни о чем подобном Хлудова еще час назад и не помышляла, а вот поди ж ты… О том, что будет с ней после того, как она уничтожит Маньку, она не думала. Главное – отомстить за погубленную жизнь.

Где-то среди склянок с лекарствами у нее хранится пузырек с серной кислотой. В свое время с ее помощью в школе детям демонстрировала нехитрые опыты.

Хлудова лунатической походкой прошла в ванную, открыла аптечку и нашла там заветный пузырек. Ярлычок, сообщавший, что в пузырьке серная кислота, был украшен нарисованным от руки черепом с перекрещенными костями.

– Могила, – вслух произнесла Хлудова.

Теперь нужно было проверить, годится ли кислота для задуманного, не потеряла ли своих свойств из-за долгого хранения.

Хлудова там же, в аптечке, отыскала бумажный пакетик с химически чистым цинком. Она высыпала на ладонь несколько зернышек и задумалась. Перед глазами возник школьный класс, настороженные детские мордашки, наблюдавщие за опытом: реакцией между цинком и кислотой. Хлудова стояла в нерешительности. Смертельная обида, нанесенная Манькой, отошла куда-то в сторону. Старая учительница на минуту забыла, зачем держит в руках пакетик с цинком. Однако тут же вспомнила. С максимальной осторожностью с помощью стеклянной трубочки капнула она кислоту на цинк. Послышалось характерное шипение.

– Годится, – удовлетворенно произнесла бывшая учительница. – Теперь, дети, нам необходимо проделать следующий опыт: как можно точнее плеснуть этой кислотой в глаза гражданке Серегиной Марии, как ее там, Кондратьевны, что ли?

Тамара Яковлевна надела свое праздничное платье, положила в сумочку склянку с кислотой и отправилась в гости к Серегиным.

Открыла ей соперница.

– Тамара Яковлевна? – удивленно спросила она, словно не узнавая, несмотря на то что они регулярно желали друг другу здоровья. – Проходите.

– Вот решила зайти, – скороговоркой сообщила Хлудова, чем повергла в еще большее изумление хозяйку.

– Петя! – напряженным голосом прокричала Серегина. – К нам гости.

В коридор выглянул Серегин. Лицо его вытянулось. Он недоуменно посмотрел на жену, потом тряхнул головой, словно отгоняя видение. Наконец обрел дар речи.

– Прошу вас, Тамара..?

– Яковлевна, – подсказала бывшая возлюбленная, не сводя томного взора со своего Ромео.

От смоляных кудрей Пети остались только воспоминания. Карие глаза, некогда полные огня, были скрыты за толстыми стеклами очков, но Хлудовой он представлялся таким же красавцем, как и прежде. Она улыбнулась зовущей улыбкой. Серегин от изумления открыл рот и вытаращил на гостью глаза. Он был смущен ее визитом, несмотря на то что последний раз обнимал ее лет сорок назад. Еще больше ему было неудобно перед женой, в свое время каким-то образом дознавшейся о его романе с учительницей.

Однако у жены Серегина и в мыслях не было, что приход Хлудовой как-то связан с Петром. Она просто забыла, кем была для него Хлудова. Ее угнетало другое. Эта зараза не без оснований слыла заядлой сплетницей, а у дочери Серегиных неделю назад случился разлад с мужем. Дело попахивало разводом. Донельзя огорченная, Серегина решила, что Хлудова приперлась, чтобы вынюхивать. Однако просто выставить ее она постеснялась и, напротив, решила проявить максимум гостеприимства в надежде задобрить сплетницу.

– Садитесь, пожалуйста, – суетилась она вокруг непрошеной гостьи, – сейчас чайку попьем, вчера дочь заходила, тортик принесла. – Упомянув про дочь, она хотела спровоцировать Хлудову на разговор в надежде выведать, что ей известно. Но та на упоминание о дочери никак не реагировала, устремив страстный, по ее мнению, взгляд на предмет своей любви.

Серегин чувствовал, что назревает нечто неприятное. Он сидел как на иголках и старался смотреть куда угодно, только не на Тамару.

– Жаркая погода нынче, – неуверенно произнесла Серегина, лишь бы что-то сказать.

Хлудова покивала, не то соглашаясь, не то подтверждая какие-то свои мысли. Потом вздохнула и произнесла роковую фразу:

– Долго я ждала этой встречи! – Сказано это было с необыкновенным пафосом.

Чайная чашка, поднесенная к губам, застыла в руке Серегина. Его худшие опасения подтверждались.

– А ведь ты любил меня, Петя! – продолжала учительница тем же трагическим тоном.

Абсолютно ничего не понимающая хозяйка вытаращила на гостью глаза.