Пригоршня тьмы - Алексей Атеев

Фишкины сновали туда и сюда, но электричество не убывало. Ящики в огромном количестве продолжали занимать всю площадь комнаты. Продолжалось это довольно долго, но тут раздалась мелодичная трель дверного звонка, и Фишкин поднял руку.

– Все, – сказал он, – шабаш! Теперь нужно подкрепиться. – Он кивнул жене. Та убежала сквозь стену и притащила большую коробку, но теперь не с электричеством, а длинную и плоскую. Она раскрыла коробку и достала из нее куклу. Тетя Катя явственно видела, что это именно кукла, фарфоровое личико, нарисованные карие глазки, вьющиеся светлые кудри, но теперь одновременно это была совершенно живая девочка лет десяти.

– Пора попить крови христианских младенцев, – весело сообщил Фишкин. И вдруг тетя Катя с ужасом поняла, что это вовсе не Фишкин, а Фрося. Богомолка достала из кармана огромный нож и стала аккуратно резать девочку-куклу на части. При этом истязаемая сохраняла на лице безучастное выражение.

Отрезаемые куски оказывались почему-то очень небольшими, и тетя Катя поняла, что это вовсе не человечина, а обыкновенный торт. Фишкины куда-то исчезли. Фрося дорезала девочку и тщательно разложила куски на огромном блюде.

– Иди сюда, Катерина! Чего стоишь как истукан! – позвала она хозяйку. Тетя Катя нехотя подошла к столу. – Ешь, – приказала Фрося. Тетя Катя испуганно смотрела на разрезанную девочку, но все же не осмелилась отказаться и взяла кусок. Торт оказался необычайно вкусным. Ее рот наполнился слюной, она, торопясь, съела первый кусок и схватила второй.

– Так-то вот, Катерина, – погрозила ей пальцем богомолка, – одним электричеством сыт не будешь. – И захохотала.

В этот миг тетя Катя проснулась. Отголоски сна продолжали преследовать ее, и она вскочила, дико тараща глаза. Вокруг было темно. Она встала и походила по комнате, потом пошла на кухню, выпила воды и немного успокоилась. Но мысли о краденом электричестве не оставляли ее. «Как же проверить?» – лихорадочно соображала она. Внезапно осенило. «Лоджии-то, моя и Фишкиных, рядом». Между ними только перегородка. А через нее можно перелезть. О том, что будет дальше, она не думала. Она нашла в шкафу старый шерстяной спортивный костюм, который обычно носила зимой, надела его и вышла в лоджию.

На улице было темно и тихо. Жара спала, но все равно было душно. На небе изредка сверкали отдаленные зарницы, пахло скошенной травой и жареной картошкой. Очевидно, кто-то в соседней квартире, придя с ночной смены, разогревал себе ужин.

Тетя Катя подошла к самому краю лоджии и заглянула к соседям. У них было темно.

Можно начинать.

Передняя стенка лоджии была довольно высока, она сходила на кухню и принесла низенькую табуретку. Поднявшись на нее, перелезла через стенку и поставила ноги с внешней стороны. Осторожно передвигая руками и ногами, старушенция продвинулась на внешнюю сторону лоджии Фишкиных. Теперь надо было перебираться в лоджию. Она собрала все силы и, перевалившись через край стены, рухнула на деревянный пол лоджии, как огромная жаба. При этом больно ушиблась. Некоторое время она лежала без движения, опасаясь, что произведенный шум привлечет чье-то внимание. Но все было тихо. Тетя Катя поднялась и, потирая ушибленную руку, подошла к балконной двери и тихонько толкнула. К ее неописуемой радости, дверь была не закрыта. Все так же осторожно проникла в комнату. Сделав несколько шагов, она вновь больно ударилась об угол стола. Чертыхаясь, она замерла, но все было спокойно. Старуха стояла в чужой квартире, раздумывая, что делать дальше. На мгновение остатки разума вернулись к ней, и она похолодела от содеянного, но тут же накатило странное, казалось, пришедшее извне спокойствие. Плохо ориентируясь в темноте, она решила зажечь свет, что было, конечно, верхом глупости.

Вспыхнула красивая хрустальная люстра, и Катя осмотрелась. То, что она увидела, наполнило ее душу дополнительным зарядом злобы. Богатая мебель, красивая посуда, много книг. Катя скользнула взглядом по книгам. Ишь! Грамотные! Научились воровать! Она в сердцах плюнула. На стене висела большая картина, изображавшая стол со множеством еды. С минуту Катя разглядывала ее. Жрут и пьют за наш счет, интеллигенция чертова. Ну, я вам покажу!

Она осмотрела общую с ее квартирой стену. Следов какой-нибудь нелегальной проводки не наблюдалось. Может, под ковром? Она рванула ковер изо всех сил. Тот не поддавался, петли были пришиты крепко.

«Ах, сволочи!» – злость придала ей сил.

С остервенением она драла ковер, пока он не рухнул на пол. Но и под ковром ничего не сыскалось. Тут она поняла: конечно же, все так ловко замаскировано, что она вряд ли отыщет следы. Но установить хищение можно очень просто. Сейчас она выключит у Фишкиных все электроприборы, и если ее счетчик перестанет крутиться, значит, факт хищения налицо.

Тетя Катя побежала на кухню и выдернула вилку гудящего холодильника из розетки. Холодильник хрюкнул и замолчал. Потом она обесточила телевизор и еще какой-то прибор, назначения которого не поняла. Вроде все?! Она с сомнением оглядела комнату и, выключив свет, шагнула в лоджию. Нужно было проделать ту же процедуру, перевалить через ограждение. Она подставила подвернувшийся детский стульчик и осторожно оседлала край ограждения. Потом она свесила сначала одну ногу, затем другую, крепко ухватилась руками за края. Внезапно опора под ногами пропала, и ноги ее провалились в пустоту. Теперь она держалась за края ограждения только руками. Но никакого ужаса не испытала, лишь удивление, безмерное удивление: неужели это могло приключиться с ней?

Несколько секунд старуха висела без движения, потом попыталась подтянуться. Получалось плохо. Тогда она неистово заболтала ногами в надежде нащупать столь необходимую опору. Тщетно. Более того, судорожные раскачивания еще более ослабили руки. Она почувствовала, что держаться больше не может. Вот тут-то она ощутила весь ужас положения. Голова, еще мгновение назад затуманенная злостью, стала мыслить ясно. Никто у нее ничего не воровал, все это чепуха. Зависть, всегдашняя зависть и подозрительность к тем, кто живет лучше, толкнули ее сделать величайшую и последнюю глупость в жизни. И еще Фрося… Будь же она проклята! Руки тети Кати разжались, и она, словно падший ангел, сверзилась во тьму.

В этот же злосчастный вечер примерно в то же время, когда Фрося произнесла свою пламенную проповедь на скамейке, ее сестрица, горбатая Амалия, явилась домой с очередного политического митинга. Собственно говоря, единственным организатором и участником этого митинга у стен правительственного учреждения, именуемого домом советов, была она сама.

Вооружившись древним жестяным рупором, с помощью которого в стародавние времена спасатели на пляже призывали купающихся соблюдать порядок на воде, Амалия громко скандировала лозунги антиправительственного содержания. На том месте, где у других женщин имеется грудь, у нее висел плакатик, на котором было написано корявыми буквами: «Долой продажную клику перерожденцев! Ельцин – вон из Кремля! Да здравствует коммунизм и товарищ Сталин!»