И сгинет все в огне - Андрей Шварц

– Это было ничтожно, – перебивает она, с трудом сглатывая, чтобы выдавить из себя слова. – Это моя вина. Я знаю эти глифы. Я могла бы сделать лучше. Могла бы лучше подготовиться. – Я протягиваю руку, чтобы похлопать ее по плечу, но она отмахивается. – Это моя вина. Не пытайся меня переубедить.

– Может быть, кто-нибудь еще хочет попробовать? – спрашивает Абердин, изображая искренность.

И, прежде чем я успеваю все обдумать, моя рука взлетает вверх.

Фил ошеломленно смотрит на меня, а Десмонд просто качает головой.

– Леди Девинтер, – говорит Абердин, чье лицо выражает что-то среднее между удивлением и весельем. – Спускайтесь вниз.

Взяв свои локусы, я спускаюсь по сиденьям и поднимаюсь на сцену. Абердин зовет другую студентку, широкоплечую девушку из Зартана по имени Терра, и она неуклюже спускается, чтобы встать рядом со мной. Но я едва замечаю ее, потому что мне требуется каждая унция сдержанности, чтобы сохранить самообладание рядом с Абердином. Он стоит прямо там, всего в нескольких футах от меня, понятия не имея, кто я такая. Он пахнет старыми книгами и опилками, и я могу разглядеть каждую маленькую сверкающую луну на его мантии. Я могла бы убить его прямо сейчас, если бы захотела. Прямо сейчас.

Нет. Миссия. Я внимательно смотрю на Кодекс Трансценденции, переполненный знаниями, заключающий в себе все секреты, которыми я так мечтаю овладеть, и притворяюсь, что просто внимательно изучаю открытые страницы. Девушка из Зартана подходит ко мне, держа в руках два длинных изогнутых кинжала в качестве локусов.

– Хорошо, – говорит Абердин, – начинайте!

Я делаю глубокий вдох и соскальзываю в Пустоту.

Мир вокруг исчезает. Я никогда не была в Пустоте рядом с таким количеством людей и вижу всех студентов в аудитории сквозь дымку, вижу десятки мерцающих красных огней, являющихся их медленно бьющимися сердцами, как море фонарей по другую сторону шторма. Туман здесь кажется более густым, как будто Пустота плотнее, и требуется больше усилий, чем обычно, чтобы пробиться сквозь нее, поднять руки и что-либо высечь. Я смотрю в сторону и вижу, как девушка из Зартана вонзает свой кинжал в кожу мира, вижу, как напрягаются ее толстые бицепсы, когда она глубоко вонзает локусы. Пот струится по ее лбу, и в паточном тумане Пустоты я действительно вижу напряжение, вижу, как от нее исходит энергия в виде струек фиолетового дыма.

Я отворачиваюсь и смотрю на собственные глифы. Моим глифам всегда не хватало точности, но я подозреваю, что я в этом лучше Фил и, вероятно, лучше этой девушки из Зартана. С глубоким вдохом я поднимаю правую руку и мягко надавливаю на локусы, ровно настолько, чтобы было достаточно, чтобы воткнуть их. Я высекаю треугольник основы льда, и он светится передо мной ярко-синим. Я чувствую, как холод проникает сквозь мою кожу, чувствую, как мороз танцует на кончиках волос. Затем я поднимаю левую руку и высекаю вторую форму, два диагональных разреза. Глиф застывает передо мной и начинает обретать форму, сворачиваясь, образуя парящую замороженную сферу. Она не так хороша, как у Мариуса, но и не плоха, совсем не плоха.

Я оглядываюсь на Абердина, и он с нами в Пустоте, из плоти и крови, наблюдает за всем, что мы делаем. Его глаза скользят по моей сфере, и я вижу проблеск одобрения.

Поэтому я резко опускаю левую руку, разрезая глиф пополам.

В реальном мире это длилось всего секунду. Но здесь, в Пустоте, это целый процесс. Моя ледяная сфера пульсирует, бьется, дрожит от неукротимой энергии. Ее гладкая поверхность трескается и разрушается. Усики льда вырываются наружу, как хватающие руки. Из нее доносится шум, ужасный душераздирающий звук, как будто нож скребет по внутренней части черепа. Девушка из Зартана кричит.

Абердин вмешивается. Двигаясь быстрее, чем ожидаешь от мужчины его возраста, он протискивается мимо меня, держа в каждой руке по локусу, узловатые стержни из кости, скрученные в спиральные нити. Рог единорога, редчайший из всех материалов. Абердин взмахивает ими в воздухе с невероятной точностью, как художник, наносящий пейзаж на холст парой кистей. Его глифы не похожи ни на что, что я когда-либо видела, основа представляет собой вращающуюся последовательность нарастающих горизонтальных полос, образующих взаимосвязанную клетку с по меньшей мере двадцатью диагональными разрезами, формируя светящуюся золотую сетку. И, что еще более удивительно, он вырезает оба глифа одновременно, по одному каждой рукой, двигая их независимо друг от друга. Я никогда не видела ничего подобного. Я не знала даже, что это возможно.

Так вот каков он, Мастер-Волшебник. Вот кто мой враг. Даже здесь, в Пустоте, мое сердце сжимается. Как, черт возьми, я когда-нибудь смогу победить это?

Я рывком возвращаюсь в Реальность, как раз в тот момент, когда Абердин вырезает последнюю линию глифов. Моя сфера взрывается с оглушительным треском, как ледяной шельф, отколовшийся от ледника, стреляя осколками зазубренной синевы во все стороны. Девушка Зартана вскидывает руки, а я бросаюсь назад, опрокидывая стол, отправляя Кодекс Трансценденции кувыркаться по полу. Все студенты на трибунах разбегаются и укорачиваются.

Но в воздухе есть что-то еще, прямо перед Абердином, что-то, чего не видно, пока оно резко не появляется. С порывом воздуха, похожим на космический вздох, на месте моей взорвавшейся сферы появляется обелиск, высокий полупрозрачный кристалл из сияющего золотого света, вращающийся, как самый медленный волчок в мире. Он ловит взрывающиеся осколки внутрь себя, и они разбиваются о его стенки, растворяясь в ничто каскадом ослепительных искр. Итак, инцидент исчерпан. Не дрогнув, Абердин обуздал мою катастрофу. Все испускают вздох благоговения, и даже я замечаю, что у меня отвисла челюсть.

Абердин поворачивается ко мне лицом, и я понимаю, что на самом деле инцидент, возможно, еще далек от завершения.

– Девинтер! – шипит он. – Что, черт возьми, это было? – И вот наконец я вижу это. Злобное рычание, сверкающие глаза-бусинки, излучающие презрение. Он хорошо скрывает это за фасадом доброго директора. Но вот он здесь, без маски, настоящий Магнус Абердин, человек, убивший моих родителей.

Но даже когда он сбрасывает свой фасад, я должна сохранять свой.

– Я… Я… Мне очень жаль! – заикаясь, бормочу я, поднимаясь на четвереньки. – Я никогда раньше не вырезала этот глиф! Я просто ошиблась! Мне очень жаль!

Он резко вдыхает, ноздри раздуваются, длинная седая борода вздымается. Затем он выжимает из себя терпеливый кивок, одаривая меня теплой благородной улыбкой.

– Конечно. Я понимаю. Все совершают ошибки, когда только начинают. Поверьте мне, это не худшее, что я видел на своем уроке. По крайней мере, никто не остался без руки! – Еще один смех разносится по комнате, хотя на этот раз он немного более нервный. Абердин опускается на колени прямо передо мной, и, о Боги, он так