И сгинет все в огне - Андрей Шварц

и, клянусь, что-то приближается ко мне сквозь туман, крадется в мою сторону, фигура в сером, высокая, худая и костлявая, чирикающая и рычащая, со слишком большим количеством конечностей.

Я слишком долго была в Пустоте. Пустота убьет меня. Пустота утопит меня. Съест меня целиком.

Затем чья-то рука хватается за меня. Я поднимаю глаза и вижу ее.

Сера.

В Реальности.

Наши взгляды встречаются сквозь гул, треск и жужжание, и я вижу, как кровь бежит по ее венам, как реки звездного света. Я вижу ее волосы, они ярче самого яркого света, вздымающиеся позади нее, как река пламени. Она открывает рот, чтобы что-то крикнуть, что-то, чего я не слышу, но это не имеет значения, потому что я вырываюсь изо всех сил в надежде схватить ее, чтобы заключить ее в свои объятия.

И меня резко выбрасывает назад, в Реальность.

Серый туман исчез, и жужжание, и рев, и эта штука в тумане, что бы это ни было. Я снова в лесу и снова чувствую дуновение ветра по коже и траву под ногами. Я чувствую Серу, чувствую, как ее руки обнимают меня, чувствую ее дрожащее тело, бьющееся сердце.

– Ты дура! – рыдает она. – Ты полная дура!

Я знаю, что будут последствия. У меня сильный ожог на ноге. Роща, в которой я стояла, превратилась в сплошное месиво, деревья разорваны на части лучами зубчатого света, трава примятая и почерневшая.

Но я просто счастлива, что жива, что я здесь, с Серой. Я так счастлива, что она пришла за мной. Я хватаю ее, крепко прижимаю к себе и плачу.

Это мы, я и Сера. Я – сестра, которая заходит слишком далеко. И она – сестра, которая спасает меня. Вот кем мы всегда будем.

До самой смерти.

Глава 10

Настоящее

На драгоценный миг я просыпаюсь и не помню, где нахожусь. В эту долгую, затянувшуюся секунду я не шпион, не Волшебница, не Алайна и не Алка. Я просто тело, наслаждающееся мягкими простынями, смотрящее на гладкую поверхность потолка. Эта секунда – лучшая часть дня.

А потом она заканчивается. Я сажусь и протираю сонные глаза тыльной стороной ладони. Маленькие часы на столе показывают семь утра, а это значит, что занятия начнутся через час.

Я быстро умываюсь в соседней ванной комнате, где горячая вода льется из полированных бронзовых душевых леек. Трубы, должно быть, выложены глифами Огня, согревающими воду, когда она в них течет. Похоже, никто помимо меня не впечатлен, так что мне тоже приходится притворяться, что я не удивлена, хотя это, вероятно, самая удивительная вещь, которую я когда-либо встречала.

Вернувшись в комнату, я открываю шкаф и нахожу дюжину школьных форм, все идеально скроенные по меркам Алайны.

Рубашки на пуговицах висят рядом с элегантными блейзерами, сшитыми из самого блестящего шелка, который я только видела, с гербом Блэкуотера на спине. В качестве нижней одежды предусмотрено два варианта: плиссированные юбки до колена или длинные, аккуратно отглаженные брюки. Вся одежда темно-черного цвета, а блейзеры украшены пуговицами в форме кракенов, по-видимому, чтобы мы ни на минуту не забывали, к какому ордену принадлежим.

Сегодня я выбираю брюки и, одевшись, бросаю взгляд в зеркало. Я мгновенно сожалею об этом. Дело не в том, что я плохо выгляжу, потому что выгляжу я неплохо, может быть, даже хорошо. Но видеть себя вот так, с головы до ног одетой в униформу Волшебников как-то тревожно. Это все равно что найти написанную твоим почерком записку, которую не помнишь, когда писал, как встретить незнакомца, утверждающего, что вы виделись. Это я, но в то же время не я, и меня инстинктивно пошатывает от этого зрелища.

Завтрак подается в общей комнате общежития, за парой длинных деревянных столов, где я обнаруживаю миски с блестящими свежими фруктами, сливочный йогурт, пропитанный медом, и шипящие тарелки толстого жирного бекона. Очевидно, я встала поздно, потому что большинство других представителей Нетро уже здесь, все в одинаковой форме, море аккуратных черных блейзеров. Профессор Калфекс сидит во главе стола, потягивает кофе и просматривает какие-то бумаги, кажется, не интересуясь ни одним из нас. Фил сидит в другом конце, где болтает с Десмондом, кудрявым мальчиком, направившимся прямиком к графину. Смиренные слуги слоняются по комнате, наполняя чашки и пополняя запасы тарелок. Я с облегчением вижу среди них Марлену, и, когда наши взгляды встречаются, она кивает с молчаливой благодарностью. Затем она наклоняется, чтобы взять кувшин с водой, и я вижу, как она морщится при передвижениях от боли от нанесенных ей ударов.

Ублюдки.

Я проскальзываю на одно из немногих свободных мест в середине стола, накладывая еду на тарелку так незаметно, как только могу. Что, по-видимому, недостаточно незаметно, потому что кто-то слева от меня откашливается.

Это Тиш, Киндрали, с которыми я познакомилась прошлой ночью. Их голова выбрита налысо, глаза ослепительно-карие. Элегантные золотые татуировки обвивают их руки, как плющ, ослепляя на фоне их смуглую кожу. Но больше всего в Тиш выделяется голос: хриплый, прокуренный и низкий, как будто они всегда шепчут.

– Ты, должно быть, действительно любишь бекон.

Я опускаю взгляд на тарелку, на которой я зачерпнула целую гору бекона.

– У нас в Нью-Кеншире такого нет, – вру я, надеясь, что это правдоподобно. – От такой роскоши я не могу устоять.

– Понимаю, – с улыбкой говорит Тиш, зачерпывая большую ложку сливок. – То, что говорит Филмонела, – правда? Ты действительно послала Мариуса Мэдисона куда подальше?

Я бросаю взгляд через стол на Фил, которая подмигивает мне в ответ. Ее длинный язык может стать проблемой, если я хочу держаться в тени… Но, с другой стороны, это может быть преимуществом, когда нужно завоевать доверие моих ребят из Нетро. Поэтому я отвечаю Тиш, слегка пожав плечами.

– Я была честна. – Они улыбаются и смеются, поэтому я наклоняюсь вперед и тихо шепчу: – Я так понимаю, ты не из фанатов Мариуса.

– Можно и так сказать – Тиш говорит с акцентом Киндрали, четко произнося каждый слог. – Мой Дом когда-то был одним из самых богатых на островах, отец – могущественным торговцем. Затем Грандмастер Мэдисон взыскал с нас транзитный налог. Отец воспротивился и попытался сплотить Лордов с других островов против этого налога. Поэтому Грандмастер потопил в море судно отца. – Тиш глубоко сглатывает, в их глазах появляется отстраненное выражение. – В то время как мой брат был на борту.

– Тиш…

Их рука слегка сжимает мою.

– Любой враг Мэдисонов – мой друг.

Я сжимаю руку в ответ, в то время как мой разум лихорадочно перебирает возможности. Ревененты всегда действовали так, как будто Волшебники были единым фронтом. Неужели в их рядах действительно так много инакомыслия? Неужели так много людей считают лидера Сената своим врагом? Или просто все дети инакомыслящих оказываются здесь, в черных