И сгинет все в огне - Андрей Шварц

стенах ордена Нетро? Калфекс сказала, мы здесь, потому что мы другие… Но это больше похоже на то, как в одном месте держат всех возмутителей спокойствия.

У меня нет времени вникать в это глубже, потому что вдалеке раздается гудок, возвещающий о начале учебного дня, и Калфекс поднимается на ноги, широко раскинув руки.

– Будьте смелее, мои кракены. Достойно служите Нетро.

Мы выходим во внутренний двор, по дороге прихватывая маленькие бумажные расписания с нашими именами. Я смотрю на свое, не зная, чего ожидать, и слова в них особо ничего не проясняют: основы магии, прославление Республики, основы работы с глифами. Остальные, похоже, понимают, что под этим подразумевается, бормоча между собой, так что мне снова придется не отставать.

За стенами общежития свежее осеннее утро, восходящее солнце скрыто тонкой пеленой облаков, свежий воздух пропитан запахом дыма и сосны. Высокие деревья раскачиваются на окраине кампуса, а на траве блестит роса. Я подхожу к Фил и показываю ей свое расписание, которое она читает, кивая.

– О, хорошо. У нас два общих урока.

– Тогда я за тобой, – говорю я с улыбкой. – Я слышала, ты всем рассказывала обо мне и Мариусе?

– Я имела в виду… я… ну… – заикается она. – Хорошая ведь история, правда?

Так и есть, даже если это может закончиться тем, что на моей спине нарисуют мишень.

– Ты уже получше чувствуешь себя в Нетро? – спрашиваю я. – Должна сказать, профессор Калфекс знает толк в хороших речах.

– Слова – это ветер, – отвечает Фил. – Какими бы красивыми они ни были. Вот когда она убедит моих родителей, что я не безнадежна, тогда мне будет действительно интересно. – Она делает паузу, на ее щеках играет красивый румянец. – Хотя этот парень Десмонд очень даже ничего.

Мы вместе входим в гигантское главное здание и с небольшим трудом находим дорогу на наш первый урок – Основы магии. В классе мы сидим за длинными столами, расставленными аккуратными рядами в уютном полукруге комнаты. Солнечный свет струится сквозь высокие окна, длинные золотые лучи сверкают танцующими пылинками.

Профессор Хэпстед – сгорбленный старичок с бровями, похожими на пушистых белых гусениц. Он расхаживает туда-сюда по комнате, а его трость громко стучит по полу.

– Давайте начнем с самого начала, – говорит он с лукавым блеском в глазах, и я понимаю, что он настраивается на вопрос с подвохом. – Кто может сказать мне, что такое Пустота?

С первых рядов поднимается рука. Это Виктория Абердин, та скучающая девушка со стороны Мариуса на пароме, одетая в униформу Селуры, темно-синюю мантию с отделкой из длинных черных перьев ворона.

– Пустота – это преходящий план реальности, существующий на пограничном уровне между нашим материальным миром и нематериальной бездной. Она обладает свойствами обоих и в то же время не является ни тем, ни другим, одновременно осязаемым и эфирным.

Рядом со мной Фил закатывает глаза. Но мои мысли где-то далеко. Виктория – племянница директора Абердина, и теперь я вижу сходство в высоких скулах, заостренном подбородке и серых глазах. Имеет ли она хоть малейшее представление о том, что за человек на самом деле ее дядя? Будет ли ей это когда-нибудь важно?

Профессор Хэпстед, как бы то ни было, кажется, не очень впечатлен.

– Приятный технический ответ, леди Абердин, и, я полагаю, он ничего не говорит большинству собравшихся здесь. – Он подловил ее. – Если позволите, добавлю немного поэзии… подумайте о реальности как о доме. У которого есть стены. Крыша. Окна. Пол. – Он стучит тростью по каждому из предметов, указывая на них. – Для Смиренных там, снаружи, этот дом – все, что они когда-либо увидят, все, что они узнают. Насколько они могут судить, дом – это все, что существует. Но мы, Волшебники… Мы знаем, что есть кое-что еще. – Он хватается за деревянную панель стены и отодвигает ее в сторону, открывая за ней пыльную, узкую полость. – Мы можем проскользнуть в потайные места между стенами. Мы можем приподнять половицы и пройти по подполью. Можем видеть балки, на которых построен дом, восхищаться его костями, грязью под его полом. Пустота – это царство Богов, где они когда-то жили, и, находясь там, мы понимаем, как они строили нашу реальность, как возводили эти балки, эти стены. Глифы – это язык Богов. Они использовали их для создания нашего мира. Мы не можем сделать того же, и все же… мы в силах оставить несколько собственных глифов. И, поступая таким образом, мы можем направить их древний язык на то, чтобы изменить мир, создать огонь, свет и лед, принести жизнь и обрушить смерть. – Хэпстед задвигает панель на место. Это смотрелось бы ловко, если бы он слегка не замешкался.

Я поднимаю руку.

– Если реальный мир – это дом, а Пустота – это скрытые пространства внутри дома… тогда что снаружи? Что находится за пределами Пустоты?

Хэпстед пренебрежительно пожимает плечами.

– Никто не знает, – говорит он и полуоборачивается на чей-то голос.

– Я знаю.

Голос раздался сзади, с верхнего ряда сидений, и, когда я поднимаю голову, чтобы посмотреть туда, нахожу знакомое лицо. Принц Талин. Он откидывается на спинку сиденья, заложив руки за голову, запутавшись в длинных косах волос. Форма Явелло поставляется с темно-зеленым блейзером, но Талин не потрудился надеть его, вместо этого он вышел в шелковой рубашке, свободно накинутой на грудь, с низким воротником, подчеркивающим изгиб его ключиц и мягкие волосы на груди. Его глаза вспыхивают, встречаясь с моими, и мои щеки горят.

Представляю, что бы сделала Сера, если бы увидела, как я краснею от взгляда какого-то прекрасного принца в разгар самой важной миссии в моей жизни. Она утопила бы меня в ручье.

Профессор Хэпстед ничего этого не замечает. Он просто поворачивается к Талину, с любопытством склонив голову набок.

– Говорит наш уважаемый иностранный гость! Прошу вас, просветите нас, дорогой принц. Что существует за пределами Пустоты?

– Мы не называем это Пустотой, – объясняет он. – Место, куда отправляешься во время использования магии, – это Межмирье.

– Между чем оно?

– Между нашим миром, миром живых, – говорит он, обводя рукой аудиторию, – и землей мертвых.

Я помню ту фигуру, которую видела сквозь туман много лет назад, высокую, худую и расплывчатую, с огромным количеством конечностей. Я вздрагиваю.

Остаток урока проходит почти так же, с Хэпстедом, бубнящим о природе магии, опасностях Пустоты и по какой-то причине странным отступлением об истории багажа. Мне безумно скучно. Если бы я хотела изучать абстрактную теорию, уткнулась бы носом в книгу. Я пришла в эту школу, чтобы выучить новые глифы и стать искусным Волшебником. Я пришла сюда, чтобы заниматься делом.

Мой следующий урок прошел еще хуже. Помимо обучения магии, они хотят, чтобы мы изучали такие вещи, как история и политика, и это абсолютная пытка. Профессор Пентакосте,