Эй, Нострадамус! - Дуглас Коупленд

Однако я собиралась рассказать про вчерашний день. Вот как все началось: во время обеденного перерыва я зашла в магазинчик купить пару вещиц на эти выходные. У сотового телефона сели батарейки, поэтому я решила позвонить из таксофона домой и проверить сообщения на автоответчике. Сообщение было всего одно: довольно приятный женский голос, лет этак на пятьдесят, сказал, что хочет кое-что передать мне, кое-что необычное и важное. А потом женщина повесила трубку, не оставив даже своего номера. Что мне оставалось думать? Я прокрутила сообщение еще раз — в голосе не слышалось злобных ноток. (А уж поверьте мне, я повидала на своем веку столько зла, что мою кровь можно использовать в качестве противозлостной сыворотки.) Что же это за женщина? Рекламный агент?

Если бы это имело отношение к Джейсону, думала я, голос и тон были бы другими. (В каком смысле, Хэттер?) В том смысле, что это не тот голос, которым требуют выкуп или сообщают о завернутом в персидский ковер трупе, плавающем в реке Фрейзер. Эти голоса я знаю; у нее не такой.

Остаток рабочего дня я провела в раздумьях, пытаясь охарактеризовать услышанный голос и делая при этом страшные ляпы в стенограммах. Правда, на это наплевать: я стенографирую скучную тяжбу о разделе собственности, и шансы, что кто-то обратится к моим записям, нулевые. Я с таким же успехом могла бы сидеть здесь и без конца строчить скаутскую клятву — никто бы и не заметил. Это и плюс и минус нашей работы: она одновременно и важна, и бессмысленна. По-хорошему, надо бы провести сюда провода, понапихать повсюду камер и прогнать меня с работы. Только, к счастью, электронику куда дороже устанавливать и содержать, поэтому за свое место я могу пока не беспокоиться.

В пять часов я пулей пронеслась через мост и подъехала к дому Барб, чтобы принять дежурство над близнецами. Мальчишки буквально набросились на меня. Последовал ужин, потом они стали показывать мне свои компьютерные игры (ужасная скукотища!), и наконец, вырвавшись, я добралась до кухни и уселась за стол с бокалом белого вина: первая спокойная минутка за день.

Перезвонила домой — больше сообщений не было, и я переадресовала звонки на номер Барб. Я доедала оставшиеся после детей сосиски и наслаждалась тишиной, когда раздался звонок. Та самая женщина.

— Добрый вечер. Это… Хэттер?

— Да. С кем я говорю? — Я попыталась придать голосу дружелюбный тон.

— Меня зовут Эллисон.

— Здравствуйте, Эллисон. Вы что-то хотите мне сообщить?

— И да и нет.

— Не понимаю.

— У вас найдется пять минут? Что мне терять?

— Конечно.

Я плеснула в бокал еще вина и села на стул перед черной мраморной стойкой.

— Скажу вам сразу, Хэттер, я ясновидящая.

Я чуть не кинула трубку.

— Подождите, не вешайте трубку.

— Вы действительно ясновидящая, — съязвила я. — Вы прочли мои мысли.

— Здравый смысл. Я бы тоже повесила трубку, если бы мне позвонила женщина и сказала, что она ясновидящая.

— Эллисон, вы очень хороший человек, но…

— Во дела.

— Что?

— Во дела.

«Во дела» было вступительной репликой Жирара Ж. Жирафа. Вроде тех, которые говорят герои комедийных сериалов, когда режиссерам кажется, что реплика смешна, а на самом деле это далеко не так. Например, когда Норма из «Веселой компании» заходит в бар и все кричат: «Норма!» Эллисон даже произнесла слова правильным жираровским голосом: неуверенным баритоном.

— «Во дела!» Вам что-нибудь говорят эти слова?

Я молчала.

— Во дела!

— Кто вы, Эллисон? Чего вы от меня хотите?

— Я ничего не хочу. Честно. Только весь день у меня в голове раздается голос, не давая ничего делать. Фраза «Во дела!» сводит меня с ума, хотя, казалось бы, я должна привыкнуть к подобным вещам.

— Как вы связали этот голос со мной?

— Это оказалось легче всего. Я очистила мысли, взяла бумагу, карандаш, села в темную комнату и вывела на бумаге имя и номер телефона. Не так-то сложно после того, как получаешь странные четкие послания типа «Во дела» баритоном Рекса Гаррисона.

— Зачем вы меня мучите?

— Хэттер, пожалуйста, простите меня. Мне очень жаль, если вы страдаете. Но уверяю вас, это не игра. Просто откуда-то доносятся слова, и я хотела убедиться, что не спятила. Во дела, во дела, во дела…

Я продолжала молчать. Из соседней комнаты слышалась детская возня.

— Послушайте, Хэттер. Вы первая, кому я это скажу. Я мошенница. Общаясь с клиентами, я смотрю на их лица, украшения, шрамы, одежду и так далее. А после говорю им то, что они хотят услышать. Для этого не нужно даже особой интуиции. Странно еще, что ясновидящих так мало. Потрясающая профессия.

Вот и считай себя после этого ходячим детектором лжи.

— Как же можно так играть с чужой жизнью? — возмутилась я.

— Играть? Вот уж нет! Я вселяю в людей надежду, но не даю им повода для необоснованных ожиданий. Ведь большинство хотят каких-нибудь подтверждений, пусть даже самых неправдоподобных, того, что кто-то помнит о них там, в далеком небытии.

— Большинство? А чего же хотят остальные?

— Остальные хотят настоящего разговора с умершими. Однако этого я устроить не могу. Я же говорила, что мошенница. А даже если б и могла… Беседовать с теми, кто ушел в небытие, по-моему, не самая лучшая затея.

— Но раз вы мошенница, то как же…

— Все так, Хэттер, мошенница. Но эти «Во дела» — первый в моей жизни похожий на правду сигнал. И, честно сказать, он меня пугает.

— Так от меня-то вы чего хотите?

— Просто скажите, значат ли для вас что-нибудь эти слова. Знакомы ли.

— Дайте подумать.

Я поставила пустой бокал на стойку и увидела на нем отпечатки губной помады. Зачем мне помада, когда я сижу с детьми? Мороженица закашлялась и выключилась. Мерно урчал холодильник.

— Хорошо, — сказала я. — Это действительно кое-что значит.

— Ох, слава богу!

— Подождите. Скажите, когда вы получаете ваши сообщения, вы слышите голос в голове? Или видите буквы, как на экране компьютера?

— Сложно объяснить. И то и другое… Нет, нечто совершенно непохожее. Вроде того, как, выйдя из дому, вдруг понимаешь, что не выключил плиту. Это не выразить словами. И в то же время это слова.

Звучало убедительно.

— Вы видите его лицо?

— Нет. Я лишь чувствую его присутствие.

— То есть вы не можете никого описать? Не то чтобы я вам не верю — просто любопытно.

— Отчего же, могу. Так-так, я бы сказала, говорящий шести футов с лишним, густые русые волосы, зеленовато-серые глаза.

Негусто, такое я могла и сама выдумать…

— Это похоже, очень похоже, — пролепетала я потрясенно.

— Так что значат эти слова? Согласитесь, странное сообщение.

— Не могу вам сказать.

— Хорошо. Как хотите.

— Скажите, Эллисон, только умершие могут отправлять послания?

— Говорят, не обязательно.

— А этот голос что-нибудь еще сообщает?

— Да. Но не словами.

— Что значит «не словами»?

— То и значит. Голос — пятидесятилетнего мужчины — говорит «Во дела!», а потом странно смеется. Только не настоящий это смех, фальшивый какой-то.

— О боже! — Я положила трубку на стол перед собой. «Хэттер? Хэттер? Хэттер?» — взывала она.

— Эллисон, откуда вы звоните? Какой у вас телефон?

Она продиктовала мне номер. Я спросила, можно ли с ней встретиться. Эллисон сказала, что в субботу не может. Поэтому встречаемся завтра утром на пляже.

Пора спать. Что-то принесет завтрашний день?

Воскресенье, 15.30

Что делать, Господи, что мне делать? Я договорилась встретиться с Эллисон между пляжем и футбольным полем, у киоска, где продают рыбу с жареной картошкой. Джейсон часто сюда захаживал, и я подумала, что здесь должно сохраняться самое духовное присутствие. Ой, что я говорю, какое «духовное присутствие»? Дура! Как можно, он же не умер! Я замерзала. От бессонницы слезились глаза. А вот близнецам было все равно. Эх, мне бы их горячую кровь…

Киоск не работал, и мы с близнецами были здесь одни, если не считать нескольких чаек, которые, не смущаясь, изучали содержимое мусорных контейнеров. Соленый воздух приятно пах свежестью. Я засмотрелась на море, на бегущие по воде барашки, а когда обернулась, рядом уже стояла Эллисон. Она оказалась старше, чем я ее себе представляла. Лет примерно шестидесяти и гораздо меньше: Эллисон походила на косточку внутри оболочки из зеленой шерстяной кофты с молниями. На ногах — обтягивающие спортивные штаны: наверное, она шла пешком. И не все ли равно, как Эллисон сюда добралась? Нет! От этой женщины теперь зависит вся моя жизнь…

— Эллисон?

— Хэттер?

— Я так рада, что вы пришли.

— Как тут было не прийти? Это первое интересное событие со смерти моего мужа.

— Вы потеряли мужа? Мне очень жаль.

— Полно-полно. Он так долго страдал, что смерть стала облегчением для него, бедняжки.

— И тогда вы решили попробовать себя в ясновидении?

— Да. Мне не хватало мужа, как не хватало бы зрения, слуха или вкуса — он был моим особым чувством. С его смертью я будто ослепла. Я хотела вернуть его — во что бы то ни стало.