Девять жизней Роуз Наполитано - Донна Фрейтас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новость должна была меня взбудоражить. И я изо всех сил старалась это ощутить.
Так старалась, что разболелась голова.
– Что все это значит? – спросил Люк, подойдя ко мне сзади. – Ух ты, шампанское! Шампанское на ужин во вторник?
Я взяла нож.
– Роуз?
В другую руку я взяла вилку, воткнула в мясо и принялась резать. Темно-розовый сок стекал на белоснежный фарфор, подаренный нам на свадьбу. Я не могла говорить.
Не в силах была поднять взгляд, посмотреть на Люка.
Он забрал у меня нож, потом вилку и положил на стол; взял меня за плечи и повернул к себе:
– Почему ты плачешь?
– Не знаю…
Но я знала.
И Люк тоже знал.
– Скажи мне, – попросил он с участием в голосе, но было понятно, что в глубине души мужа бурлит волнение.
Я не могла говорить, не могла ответить. Мне хотелось умереть. Хотелось вернуться назад во времени и отменить все, что мы натворили, все, что натворила я, еще раз глупо поругаться из-за банки витаминов и закончить все по-другому, уйти от Люка, разрушить брак. Глупо думать, что ребенок остановит наш разрыв, поскольку его рождение все равно бы нас разлучило. Еще хуже другое, чего я не ожидала, но о чем должна была догадываться: ребенок внесет разлад и в мою душу.
Я видела и ее – ту Роуз, которой я была, настоящую Роуз, что вынуждена бороться за воздух, за собственный голос, за свою жизнь. Она заперта внутри другой, новой Роуз – та взяла и забеременела от мужчины, что больше не похож на того, за кого она выходила замуж. Эта Роуз отказалась от своей воли, от своих желаний, от выбора, который должна была сделать с самого начала, но не смогла, потому что ей не хватило смелости.
Которая из Роуз победит – гадаю я.
Я стояла, а муж ждал, пока я отвечу ему, скажу хоть что-нибудь, что угодно. И тогда я поняла: все всегда заканчивается именно так. Люк добивается своего только в том случае, если я сдаюсь. Его радость, его желание станут моим концом. Я давала Люку то, чего он так жаждал, но при этом жертвовала собой, своим телом и своим временем. Приносила в жертву себя.
Слезы полились сильнее.
– Роуз… – повторил Люк.
– Мне жаль, – сказала я, но извинялась не перед ним.
Идиотка, идиотка, идиотка.
Почему я такая идиотка? Что я с собой сотворила? На что согласилась? Почему не боролась за себя, за то, что считаю правильным? Теперь деваться некуда. Придется рожать. В противном случае меня сочтут чудовищем, еще хуже, чем считали прежде, когда я просто не хотела беременеть. Сделать аборт означает уничтожить ребенка, о котором так мечтают Люк и его семья. Тогда я и вовсе стану для всех детоубийцей. За абортом, разумеется, последует развод.
Люк стоял у меня за спиной, обнимая за талию, будто огораживая стеной, тюремными решетками, что смыкались вокруг моего тела.
Я высвободилась и пошла к столу, который так красиво накрыла для нас.
– Я сделала тест на беременность, – наконец сказала я Люку.
Муж сел напротив.
– Я так понимаю, он положительный…
Даже сквозь собственные слезы я слышала в голосе Люка отчаянную жажду. И ненавидела его за это.
– Да, – с трудом выдавила я.
Затем потянулась за шампанским – пробка выскочила еще до того, как подошел Люк, – и налила себе бокал. Я выпила его залпом, до дна, будто студентка, которая хлещет пиво из бочонка. Покалывающие пузыри во рту были единственным позитивным моментом за весь день.
Люк смотрел на меня с тревогой:
– Роуз, тебе нельзя.
– Конечно, можно. – Я налила еще бокал и подняла его повыше. – Сегодня мне можно все, что я пожелаю. Беспокоиться о том, что нельзя – дабы с ребенком все было в порядке, – стану завтра.
Люк потянулся к моему бокалу, но я убрала руку. Шампанское выплеснулось на пол. Выражение лица мужа – тревога за ребенка, уже такая сильная – только усилило зачатки моей ненависти. Она расцвела насыщенным пурпуром, цветом сочного красного вина.
– Завтра так завтра, – сказал Люк и поднялся, чтобы подвинуть к себе стейк, почти застывший в окровавленной луже.
* * *
Мы с Томасом беседуем. Вокруг изысканная обстановка ресторана. Мы улыбаемся друг другу. Заказываем еду, напитки, готовимся провести здесь вечер.
Я счастлива так, что сильнее некуда.
Говорят, материнство меняет тебя, преображает полностью. Но если ребенок, растущий во мне, собирается в самом деле изменить мою жизнь, если он или она планирует избавиться от той женщины, той Роуз, которая его вынашивает… Полагаю, я буду сопротивляться. Настоящей Роуз дорога ее жизнь. Конечно, я стану другой – женой, что обманывает мужа. Новой Роуз, которая восстанет против всего происходящего. Антиматерью.
Первый акт протеста как антиматери я совершаю в тот миг, когда принимаю решение поцеловать Томаса. Мы сидим рядом, потягиваем напитки, ночь легкой дымкой опускается на толпу, даря завесу уединения среди мерцающих свечей.
Я прижимаюсь ближе, снова улыбаюсь, полуприкрыв веки, и с вызовом смотрю в глаза Томаса.
И на сей раз, когда он отвечает на мою улыбку, моя рука тянется к его шее, пальцы поглаживают открытую полоску кожи над воротником. Я сокращаю оставшееся расстояние, и наши губы впервые встречаются.
А потом я чувствую, как возвращается она – часть меня прежней.
ГЛАВА 16
16 июля 2010 года
Роуз, жизнь 2
Барселона не похожа ни на один город, где мне доводилось бывать. Средневековые кварталы идут по кругу, превращаясь в извилистый лабиринт узких улочек, зданий, загораживающих свет, булыжников под ногами.
– Роуз, нам сюда! – Тетя Фрэнки хватает меня под руку и тащит за собой. Она проворно движется, плывет над землей, подол ее платья подметает мостовую.
– Иду, Фрэнки! – со смехом отвечаю я.
Она такая энергичная, такая оживленная. Небо – голубая полоса меж крышами домов; солнце пока не вошло в зенит, но светит ярко. Лицо согревает тепло, день погожий, и оттого он становится еще лучше. Мне хорошо. Очень хорошо. Я жива!
– Роуз, ты только посмотри! Тебе нравится?
Улица, которая еще несколько шагов назад была столь узкой, что, вытянув руки, я могла бы коснуться стен домов кончиками пальцев, вдруг расширяется. Она ведет к своеобразному перекрестку с еще тремя дорогами. На пересечении высится
