Московская Русь: от Средневековья к Новому времени - Леонид Беляев

Устройство и действия «самоуправляющейся вооруженной ватаги» Разина, с ее массой небольших судов, вооруженных пушками; речными и морскими операциями на торговых путях; захватами прибрежных крепостей и базами на морских островах, более всего напоминают устройство «пиратских республик» Индийского океана и Карибского моря XVII–XVIII вв. Можно лишь догадываться, какой виделась Разину конечная цель начатой им войны — но это, конечно, не просто грабеж в масштабе всей страны. Разин выступал как защитник угнетенных. Судя по действиям в завоеванных городах, ему виделось создание «казацкой страны» со справедливым царем во главе, но без бояр, крупных землевладельцев, откупщиков и ростовщиков. Методы его, в духе Средневековья, были насыщены примитивным варварством: массовыми казнями и расправами без суда; пытками и поджогами (так погиб первый парусный корабль европейского типа, построенный по приказанию Алексея Михайловича, бриг «Орел»). Все эти черты Разина нашли яркое отражение в народных песнях и сказаниях, сложенных о любимом герое.

Раскол

Не менее крупным движением, показавшим глубину противоречий в позднем Московском царстве, был церковный раскол, социальная борьба, облеченная в религиозную форму, что типично для Средневековья. В основу раскола легла борьба духовной власти со светской за главенство в обществе. Ее начал близкий Алексею Михайловичу (царь звал его «собинным другом») и крайне властный патриарх Никон. Он выступал против вмешательства в управление церковным имуществом и финансами, против создания Монастырского приказа (для сбора податей с крестьян, принадлежавших Церкви, и суда над духовными лицами). Борьба напоминала соперничество между императорами Священной Римской империи и римскими папами, имевшее место в Европе на несколько веков раньше. Похожи были и многие аргументы Никона. Он mhofo писал о «двух мечах» власти, светском и духовном. Патриарх получает свой «меч» и власть непосредственно от Бога, царь же — из рук патриарха. Поэтому же власть царя — как свет месяца, отраженный от солнца (Церкви). Никон придавал большое значение символике, публичным акциям. Такие обряды, как «шествие на осляти в неделю Ваий» (вербное воскресение), когда пеший царь вел за узду белого коня, на котором восседал патриарх, по Красной площади, показывали, что духовная власть выше светской. Перенеся из Соловков останки митрополита Филиппа, убитого по приказу Грозного, патриарх добился, чтобы царь произнес над мощами покаянную речь. Титул патриарха уровняли с царским и называли его «великим государем». Никон даже пытался управлять страной, когда царь оставлял столицу (начальники приказов являлись к нему по утрам с докладами), и, пользуясь влиянием на царя, вмешивался во внешнюю политику. Двор патриарх содержал с царской роскошью: ведь на его землях было около 125 тысяч крестьянских дворов, то есть жило примерно полмиллиона населения, и оно постоянно увеличивалось (Никон «приписывал» к своим новым монастырям земли старых, не гнушался захватывать землю опальных бояр). Его богатства были столь велики, что только на оклад к иконе Иверской Богоматери он издержал гигантскую сумму в 14 тысяч руб. Одной из его «затей» был символический перенос из Палестины в новый центр православного мира «священной топографии». Недалеко от Москвы, на реке Истре, начали строить резиденцию патриарха «Новый Иерусалим». Его ядром был собор Воскресения, план которого точно повторял план храма над Гробом Господним и Голгофой в Иерусалиме, построенный еще при Константине Великом в IV в. Но большинство проектов Никона не были доведены до конца. Самодержавию нужна была послушная Церковь. После большой ссоры с царем Никон затворился в Новоиерусалимском монастыре, уверенный, что его позовут назад. Но, как часто бывало при дворе, отсутствие укрепило позиции его врагов. В 1666 г. для расследования дел патриарха собрали особый собор и лишили его архиерейского сана, отправив на север, в Ферапонтов монастырь. В вину ему поставили самовольное оставление паствы, гордость и дерзость с царем.

Одновременно с многими претенциозными проектами Никон задумал дело, которое с его уходом получило совершенно неожиданное развитие, расколов общество. С кружком близких ему священников (они называли себя «ревнителями благочестия») он начал реформы богослужения. Было известно, что в текстах книг, по которым служили в храмах, из-за многовекового переписывания скопилось много ошибок (в монастырях Афона, например, русские служебные книги считали чуть ли не еретическими). Решено было найти греческие оригиналы книг и выправить («сверить») по ним русские переводы. В 1653 г. ученый монах Арсений (Суханов) привез с Афона 600 «оригиналов», и началась сверка. Значительные изменения были внесены и в обряд. Предписывалось креститься не двумя распрямленными пальцами, а тремя, сложенными в щепоть. Запрещалось служить одновременно на нескольких престолах. Вести службу (то есть читать Евангелие и петь) можно было теперь в одном храме только на одном алтаре (раньше служили на нескольких, и разобрать слова было очень трудно). Вместо двоекратного вводилось троекратное пение «Аллилуйя».

Церковная реформа была одобрена собором. Но часть верующих и священников (особенно низшего духовенства) увидела в этом возвращении к более древней греческой традиции лишь искажение обряда. Нашлись защитники даже у совершенно неприемлемой «параллельной службы» на многих алтарях: она сокращала время пребывания в церкви, дорогое для работников, которым иначе пришлось бы проводить на службе целые дни. Искажения, убранные из книг и обрядов, были давно привычны верующим. От бесконечного повторения священниками (часто не знавшими грамоты и учившими службу «с голоса») они стали нераздельны со всем ходом богослужения на Руси. Все это было частью традиции, завещанной отцами и дедами, а все, что восходило к «старине», считалось достойным сохранения и подражания. Буква текста и жест обряда ценились русскими людьми, которые само слово «вера» понимали как «верность», то есть точное следование образцу. Исправлениям сопротивлялись как «порче». Приверженцы старины, истовые проповедники, готовые на мученичество, отказались им следовать. Эту часть Русской Церкви стали называть раскольниками, или староверами. Во главе них стояли Иван Неронов, протопоп Аввакум (Петров) и боярыня Морозова. Ожидаемый в 1666 г. очередной «конец света» («подтвержденный» чумой 1664 г. и неурожаем 1665 г.) усилил их позиции. Раскол, начавшийся в кругу московских купцов, бояр и кремлевских священников, нашел поддержку посада, крестьян и казаков, священства и некоторых монастырей — у всех, кто чувствовал за «никонианством» наглое вмешательство власти в «святая святых» народных верований. Проповеди Аввакума и его сподвижников воспринимались как общая, а не только церковная, критика. Спасаясь от «никониан», крестьяне бежали на север, в Сибирь, на Дон, где создавали тайные скиты. Раскольники поддержали Разина и не сложили оружия после разгрома его восстания, продолжив борьбу в Соловецком монастыре (1668–1676 гг.), подчинения которого смогли добиться только военной силой. «Пассивное» сопротивление режиму (в котором, по мысли раскольников, воплощалось мировое зло) или бегство от него включало такие неистовые формы, как массовое самосожжение (в некоторых случаях страшной смертью одновременно гибли тысячи людей, известен случай самосожжения 9 тысяч верующих). Позже староверы окажут сопротивление реформам Петра I и не раз поддержат выступления крестьян и казаков, включая Пугачевщину.

Староверы отрицали «новизну» не только религиозных обрядов, но также в жизни и быту (боролись с западными мотивами в искусстве, отказывались курить табак, пить спиртные напитки, кофе и чай). В дальнейшем, в XVIII–XIX вв., они создадут свою культуру, близкую по морали буржуазному протестантизму Европы, и сыграют большую роль в развитии торговли и финансов России, в сохранении и изучении памятников древнего церковного искусства и письменности. Старообрядческая церковь существует и сейчас.

Пешком до Китая

Начав двигаться в XVI в. на восток, «московские люди» не могли остановиться, поскольку долго не встречали сопротивления других государств. В Сибири плотность населения была низкой, а местные племена малоразвитыми. Этот «вакуум» как бы всасывал в себя русских первопроходцев. В Сибирь шли прежде всего за ценными мехами. Их брали как подать государству; меняли на дешевые ремесленные изделия или спиртные напитки; просто отнимали. Сибирь стала рынком для сбыта изделий молодой русской мануфактуры (железных, медных и бронзовых бытовых изделий, от орудий труда до зеркал, пряжек). Поэтому «освоение» Сибири можно назвать и колонизацией. Безмерно выгодное для правительства движение в Сибирь отвечало потребностям самых активных и мало управляемых групп, например казачества и беднейшей части населения, в поисках новых источников благополучия. Кроме того, «за Камень» (то есть за Урал) можно было скрыться от возраставшего гнета помещичьего государства. Шли туда в основном московские служилые люди, стрельцы, казаки и промышленники, в меньшей степени — крестьяне. Но это не значит, что русские в Сибири не занимались земледелием: большинство первопроходцев было хорошо знакомо с крестьянским трудом, а гарнизонам «острогов» требовался хлеб, везти который из центра страны было дорого и далеко. Правительство предпочитало помогать переселенцам ссудами и инвентарем. Начали заниматься земледелием и местные народы.